— Слава Богу, что не было миссис Лэнсдон.

— Да, некрасиво бы получилось.

— Миссис Эмери, но откуда она могла такое узнать»?

Миссис Эмери покачала головой:

— Знаете, в доме мало такого, о чем прислуга не могла бы узнать. Все на виду… мы видим, как он относится к этой француженке, и знаем, как он жил с вашей матушкой. Ее он обожал. Они оба были как одно… Весь дом об этом знал, и, когда она умерла, это его подкосило. Вот и комнату эту он сохранил.

— Не нравится мне это, миссис Эмери.

— Если б только вам не нравилось, мисс Ребекка!

Ведь уже разговоры пошли. Поговаривают, что в комнате живет ее привидение. Приказано, чтобы, кроме меня, никто туда не заходил. Да сказать по-честному, мне было бы и не заставить никого другого заходить туда… а тем более в одиночку. Я считаю, если дверь открыть, вещи вынести, кое-что там переставить, гораздо лучше было бы. Эта комната, как гробница, мисс Ребекка… а когда такое творится в доме, простому народу всякое может привидеться.

— Вы совершенно правы, миссис Эмери, но что же мы можем поделать?

— Ну, это уж решать ему. Если бы он постарался забыть ее, создать нормальную жизнь для нынешней миссис Лэнсдон… вы, наверное, понимаете, что я имею в виду.

— Да, я понимаю.

— Если бы кто объяснил ему… — Взглянув на меня, она вновь пожала плечами. — Я-то думаю, кроме вас — некому. Но мне известно, какие у вас отношения. Вас не назовешь любящей дочерью и нежным папашей.

Я подумала: «Вся наша жизнь прозрачна для слуг.

Они замечают все происходящее. В этом доме понимают, что Селеста страстно влюблена в своего мужа, а он отвергает ее, так как до сих пор настолько любит свою покойную жену, что сотворил из нее кумира и проводит ночи в той комнате, куда запрещен вход нынешней миссис Лэнсдон».

— Поживем — увидим, — сказала я. — Возможно, подвернется подходящий момент и я смогу завести подобный разговор.

Она покивала:

— Нехорошо будет, пока ее комната заперта. Я. всегда это говорила и на том буду стоять. Не нравится мне это, мисс Ребекка. Совсем не нравится.

Я была согласна с ней. Мне это тоже не нравилось.


Белинда стала очень замкнутой. Она почти не разговаривала со мной, и мисс Стрингер сказала, что справляться с ней стало еще труднее.

Люси тоже была подавлена. Она была чувствительным ребенком и расстраивалась, считая, что я рассержена на нее. Я объяснила ей:

— Я не сержусь. Просто хочу, чтобы ты поняла: невежливо передразнивать людей. Ничего плохого нет в том, чтобы изобразить королеву, архиепископа Кентерберийского или лорда Чемберлена, потому что все они далеко, да и времени прошло очень много с тех пор, когда королеву подняли с постели и объявили, что она становится королевой, когда ее короновали и она вышла замуж. Но изображать близких людей — совсем другое дело. Этим можно их обидеть.

Она все поняла и раскаялась.

Белинде понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя, но, в конце концов, уныние покинуло ее.

Я заметила мисс Стрингер, что девочка, кажется, отказалась от своих театральных амбиций. Мисс Стрингер сказала:

— Это было мимолетным капризом, вызванным миссис Карстон-Брауни и ее живыми картинами.

Я с ней согласилась.

Как-то раз, когда дети находились в саду с Ли, я присоединилась к ним. Вскоре к нам, задыхаясь, подбежала одна из служанок:

— Мисс Ребекка, там этот новый мальчик-садовник рубит старый дуб.

— Это невозможно! — воскликнула я. — Дерево слишком большое.

Я побежала по лужайке к тому месту, на которое так часто смотрела из своего окна. Мальчик всего лишь подрезал ветки.

— Кто тебе велел это сделать? — спросила я.

— Никто, мисс. Я просто думал, что его надо привести в порядок.

— Мы не любим, когда трогают старый дуб.

Служанка, которая, прибежала, чтобы сообщить о происходящем, сказала:

— Привидениям это не понравится.

Мальчишка с раскрытым ртом уставился на дерево.

— Есть в этом доме старая легенда, — сказала я. — В общем, я думаю, не стоит его трогать. Конечно, если мистер Кемпс решит, что это необходимо, пусть он обратится к нам. Но пока оставь дерево в покое.

— Я б ни за что его не тронула, — сказала служанка. — Хорошо, что я вовремя его заметила, мисс Ребекка. Надо же была додуматься трогать это дерево. Бог знает, что могло бы случиться.

— Значит, оно заколдованное? — спросила Люси.

— Ну, это просто сказки.

— Какие сказки? — поинтересовалась Белинда.

— Кто-то что-то рассказывал. Я уже забыла.

— А привидения не любят, когда люди забывают про них, — сказала Белинда. — Тогда они приходят и пугают, чтобы их не забывали.

— Все это чепуха, — сказала я. — Не покататься ли нам верхом всем вместе?


Пришел ноябрь. — осенний месяц туманов, и дни стали такими короткими, что после четырех часов уже темнело.

С тех пор как помощник садовника решил подрезать ветви старого дуба, началось возрождение суеверий. Одна из служанок клялась, что заметила в окне запертой комнаты какую-то тень. Она с воплями в6 жала в дом. Некоторых слуг трудно было заставить выйти из дому с наступлением сумерек и тем более приблизиться в такое время к дубу.

На меня это тоже начинало действовать, и часто вечерами я поглядывала в окно, почти надеясь увидеть там леди Фламстед или ее дочь… и многое я отдала бы за то, чтобы увидеть свою маму.

Я много размышляла над тем, что миссис Эмери говорила о запертой комнате. Можно ли остановить распространение небылиц в таком доме, где все погружены в нездоровую атмосферу, созданную мужем, не любящим свою молодую жену и продолжающим оплакивать ту, которую потерял? Я понимала его страстную одержимость; я и сама испытывала нечто подобное, потому что была не в состоянии забыть ее, но Бенедикта я все же осуждала. Возможно, все это объяснялось тем, что мы жили в доме теней, где прошлое вторгалось в настоящее, где ни он, ни я не могли принять жизнь такой, какая она есть, и оба изо всех сил стремились к невозможному — к возвращению в те дни, когда с нами была мама.

Я подумывала, не поговорить ли с ним о запертой комнате. Но как это сделать? Он не стал бы меня слушать, потому что находил там утешение, общаясь с ней. Однажды я и сама ощутила ее присутствие.

Может быть, она приходила утешать его?

Селеста спросила меня про болтовню слуг о привидениях.

— Мне кажется, в таком доме, как этот, где в течение нескольких столетий жило множество людей, может появиться чувство, будто те, кто давно ушли, оставили что-то от себя.

— А что за история связана с этим домом? — спросила Селеста.

— Давным-давно здесь жила женщина. Она была молодой женой пожилого мужчины, обожавшего ее.

При родах она умерла и затем возвращалась с того света, чтобы разговаривать со своей дочерью, которую ей не удалось повидать при жизни. Говорят, они встречались под этим дубом.

— Значит, это доброе привидение?

— Несомненно.

— А где теперь эта дочь?

— Она умерла. Все люди, причастные к этой истории, давно умерли. Ведь для того, чтобы стать привидением, нужно умереть.

— И умерла она при родах? Так же, как…

— Да, — подтвердила я, — но, думаю, такое случается достаточно часто.

Селеста кивнула:

— Я понимаю. Но почему леди Фламстед решила вновь появиться здесь?

— Потому что слугам напомнили о ней. Они вообразили, будто мальчишка-садовник, попытавшийся подстричь дерево, потревожил старые привидения. Если спросите их, они будут утверждать, что привидения вернулись, чтобы предупредить людей: нельзя трогать их святыню.

— Понятно.

— Все эти разговоры о привидениях придают их жизни остроту. Моя бабушка всегда говорила, что люди, живущие скучновато, вынуждены выдумывать что-нибудь, чтобы приукрасить свою жизнь. Ну что ж, привидение дает слугам такой повод.

— Я понимаю, как обстоят дела. Но нам не следует прислушиваться к звону цепей.

— У леди Фламстед и у ее дочери не было цепей.

Они в них не нуждались… они жили простой, обыденной жизнью.

Несколькими днями позже Селеста упала в обморок в саду. К счастью, поблизости оказалась Люси, сразу побежавшая за помощью. Я в это время находилась в холле и была первым человеком, которого она встретила.

— Тетя Селеста лежит на земле! — закричала Люси.

— Где?

— Рядом с прудом.

— Иди и позови миссис Эмери или еще кого-нибудь, — сказала я на бегу.

Селеста, очень бледная, лежала на земле. Я встала возле нее на колени и поняла, что она без сознания.

Я приподняла ее и посадила, наклонив ее голову вперед. К моей радости, ее лицо постепенно начало обретать нормальный цвет. Она слегка повернула голову и испуганно осмотрелась.

— Все хорошо, Селеста, — сказала я. — Видимо, тебе стало дурно. Возможно, виноват холод…

Селеста задрожала:

— Я видела ее, — прошептала она. — Все это правда. Она была там, под деревом.

Я вздрогнула. Что она имела в виду? Неужели Седеете начали мерещиться привидения? Я сказала:

— Мы проводим тебя в дом.

— Она была там. Я ясно видела ее, — настаивала она.

Появилась миссис Эмери.

— Ах, миссис Эмери! — обрадовалась я. — Миссис Лэнсдон было дурно. Вероятно, она вышла из натопленной комнаты и на нее так подействовал холод.

Я пыталась найти причину. Мне не понравились ее слова о привидениях.

— Давайте-ка отведем ее в дом и побыстрей, — сказала практичная миссис Эмери.

— Мы проводим ее в спальню, — сказала я. — Потом, я думаю, глоточек бренди…

Селеста уже встала, но ее продолжало трясти.

Полуобернувшись, она глядела через плечо на скамью под дубом.

— Ты дрожишь, — сказала я. — Пойдем. Нужно побыстрее идти в дом.

Мы отвели Селесту в ее комнату.

— Пусть она ляжет, — сказала миссис Эмери. — Я схожу и принесу бренди. Надо прислать кого-нибудь из девушек присмотреть за камином. Огонь почти погас.

Селеста легла на кровать. Она взяла мою руку и крепко сжала ее.

— Не уходи, — сказала она.

— Конечно, я не уйду. Я останусь здесь. Не нужно сейчас разговаривать, Селеста. Давай подождем, пока миссис Эмери принесет бренди. После этого тебе станет гораздо лучше.

Она продолжала дрожать.

Вошли миссис Эмери и Энн.

— Разведи-ка огонь, Энн, — велела миссис Эмери. — Миссис Лэнсдон плохо себя чувствует. Вот бренди, мисс Ребекка.

— Спасибо, миссис Эмери.

— Налить, мисс?

— Да, пожалуйста.

Наполнив рюмку, она вручила ее мне. Селеста привстала и выпила бренди. В камине снова разгорелся огонь.

— Наверное, миссис Лэнсдон хотела бы немножко отдохнуть, — сказала я.

Селеста бросила на меня умоляющий взгляд, и я поняла, что она просит меня остаться. Я успокаивающе кивнула, и за миссис Эмери и Энн закрылась дверь.

— Ребекка, — сказала Селеста, — я видела ее. Она сидела там, глядя на меня. Она давала понять, что это ее место и мне здесь делать нечего.

— Это… привидение говорило с тобой?

— Нет, слов я не слышала… но именно это имелось в виду.

— Селеста, там никого не было. Тебе показалось.

— Но я ясно видела… она была там.

— Она?

— Она вышла из этой запертой комнаты. Она пришла на то место, куда являются привидения.

— Селеста, все это бессмысленно. Никого ты там не видела. Рядом была Люси. Она заметила, как ты упала, но не сказала, что видела там кого-то еще.

— Она явилась ко мне. Я хорошо разглядела ее.

Поначалу она сидела, отвернувшись, но я поняла, кто это. Она была в бледно-голубом плаще с капюшоном, отороченным белым мехом, и в синей шляпе, тоже с мехом… немного старомодной.

Голубой плащ с капюшоном, отороченным мехом.

Да, действительно, у моей мамы был такой, и носила она его с синей шляпой. Она надевала эту одежду здесь, в этом доме. Я хорошо представляла ее, прогуливающуюся под деревьями, смеющуюся и болтающую о братишке или сестренке, который вскоре появится у меня.

Мне пришлось покрепче сжать руки, потому что они слегка задрожали.

— Тебе это показалось, Селеста, — сказала я без всякой убежденности.

— Нет, не показалось! Я и не вспоминала о ней.

Я думала о чем-то совсем другом, и тут… Я заметила какое-то движение под деревом… увидела фигуру в голубом плаще. Она сидела на этой скамье, и я тут же поняла, кто это. Я уже не раз ощущала в доме ее присутствие. Здесь есть комнаты, в которых она жила… та самая запертая комната… а теперь она начала выходить в сад, присоединившись к остальным привидениям.

— Все это глупости, Селеста.

— Не думаю.

— Это только плоды твоего воображения.

Она посмотрела на меня и сказала, заикаясь:

— Моего… воображения?

— Да, ты думаешь о ней, и тебе представляется, будто ты видишь ее.

— Я видела ее, — твердо заявила она.

— Знаешь, Селеста, нужно это прекратить. Может быть, тебе лучше на время уехать отсюда?