— Только недолго, а то у меня на тебя большие планы, — велела она и убежала на качели. Андрей с отцом переглянулись и рассмеялись.

— Вот как, на меня уже планы имеют, — заметил отец.

— А что будет потом, когда она подрастет…

— Боюсь представить, — ответил отец. — Так, где тебя носит. Вроде недавно женился.

— Работаю. В магазинах по ночам товар перебираю.

— Делать больше нечего?

— Другого ничего не нашел. Как Димон уехал, я остался без приработка.

— Так и займи место твоего Димона. У вас уже своя клиентура. Все схвачено.

— У него все было схвачено. Все это время требует, а у меня его нет. Как и желания.

— Дурак ты.

— Я не хочу всем этим заниматься. Мне не нравится договариваться, следить, как работают люди, все эти расчёты… Это не мое.

— Да, уколы делать это твое.

— Мне это нравится.

— Это ему нравится, то ему не нравится. Ломаешься, как девка на выданье. Чего ржешь?

— Тебе еще не надоело со мной ссориться?

— Все никак не могу понять, мне радоваться надо, что характер ослиный у тебя мой или жалеть, что не придушил тебя еще в колыбели?

— Были такие мысли?

— Когда орал много. Больно ты крикливый был. Для моей мигрени. Ладно, пойду обезьянку в зоопарк отведу, сородичей покажу. Звони, если что.

— Договорились.

Глаза закрывались. Хотелось спать. Вместо этого Андрей поехал к малышке. Маленькая, как кукла. Крепко завернутая в пеленки, с дурацким чепчиком на голове — она напоминала ему куклу Ани. Только кукла его палец не сжимала в маленькой ладошке. И не срыгивала, когда ее кормили из бутылочки.

— Как же ты будешь массу набирать, если все время срыгиваешь? — тихо спросил он. Малышка слабо что-то возразила. — Даже пищать толком не умеешь. Маленькая и слабенькая. Но хватка крепкая. Ничего, выкарабкаешься. И тогда мы поедем домой.

— Здравствуйте, у вас еще не выписали жену? — в палату вошла женщина, у которой сын лежал рядом с малышкой Андрея.

— Пока нет, — разговаривать на эту тему не хотелось. Ему ни с кем здесь не хотелось разговаривать. Это время он хотел с ребенком провести, а не обсуждать личное с чужими. Но приходилось терпеть расспросы и удивления, что он приходит сюда. В отделение он почти не встречал отцов. Они если и заглядывали, то, постояв пару минут, убегали. Может, он и сам бы так делал, но у других малышей рядом были мамы, а его малышка была одна, потому что ее мама болела. Оставлять малышку одну, когда она только появилась на свет, было как предательство.

А Маша опять будет настаивать, чтоб расстаться. Но он не может ее отпустить вместе с малышкой, которой пора придумать имя.

Андрей не думал, что Маша ответит. Он набрал ей по дороге на работу. Думал, что скинет. Нет, ответила.

— Ты позвонил, — сонно сказала она. Он мог поспорить, что она улыбнулась.

— А ты ответила, — заметил он.

— Наверное, машинально. Или хотела услышать твой голос.

— Машенька, ты меня пугаешь. Две недели от меня скрывалась, а сейчас вдруг такие откровения.

— Еще от наркоза не отошла. Как пьяная лежу, вот и несу, не пойми что. Как малышка?

— Замечательно. Еще бы плевалась поменьше… Как ее назовем?

— Я Олей хотела, а ты был не против?

— Не против. Хорошее имя. Маша, а почему тебе делали наркоз? — осторожно спросил Андрей.

— Проблемы были. Не отходило чего-то. Потом чистили, а потом закровило. И ничего не отходило. А в итоге удалили. Но потом еще какая-то гадость получилась. В итоге поудаляли почти все, что можно. А теперь я детей больше иметь не могу. И постарею быстро. А еще буду вредная, старая и никому не нужная, кроме Оли. Так и должно быть, — она говорила наигранно весело, но он услышал ее всхлипы.

— А кто такую дуру еще терпеть будет? Маш, я все это время думал, что ты меня видеть не хочешь, потому что виноватым считаешь…

— В чем? Ты точно не виноват, что у меня такой организм слабый.

— Так в парке не успел тебя подхватить…

— Прекрати, — в голосе проскользнули строгие нотки. — Не ты же меня толкнул. Твоей вины тут нет. Но зачем тебе…

— Нужна. Ты мне нужна, а я тебе. Это даже не обсуждается. Больше эту тему обсуждать я не буду. Никаких разводов и расхождений. Я хочу быть именно с тобой и малышкой. Так что выкинь все глупости из головы. И больше не пропадай. Я тебя очень люблю. Все Маш, целую. Отдыхай. Завтра созвонимся. Ты мне позвонишь?

— Давай ты, как освободишься.

— Договорились. Не переживай и поправляйся, — теперь можно было вздохнуть свободнее. Все должно было наладиться.


Оля опять была под аппаратом искусственного дыхания. Опять ее перевели в реанимацию. Зато Маша шла на поправку. Каждый день она звонила ему. Или он ей. Про состояние Оли Андрей врал. Не хотел еще больше беспокоить Машу. Она верила. Дни считала до выписки, но начались проблемы со швами, поэтому она в больнице задержалась.

Стабильно тяжелое состояние. А он ничего не мог сделать. Ничего. От этого бессилия хотелось крушить. Мать жужжала под ухом. Он ее уже не слушал. Устал объяснять и с ней спорить.

— Ты меня не слышишь? — она возмущенно повысила голос. — Я тебе говорю, что у тети Вали дочка замуж выходит. Мы должны там быть. И надо денег подарить.

— Какая свадьба? Какие деньги? Нет у меня ничего. — Андрей подловил себя на мысли, что вместо того, чтоб есть сидит и тупо смотрит в тарелку.

— Правильно, все как тетя Валя и предсказывала. Вот женишься и меня забудешь. Сразу на первом месте будет кукушка молодая с кукушонком, а я…

— Все сказала? — устало спросил он. — Денег не будет. На свадьбу не поеду. У меня ребенок при смерти лежит, а ты предлагаешь мне отплясывать и веселиться на свадьбе Люды, которая их устраивает раз в два года?

— Андрей! Как ты разговариваешь? — у нее на глазах выступили слезы.

— Нормально я с тобой разговариваю. В отличие от тебя, — он отодвинул тарелку. Взял ветровку, потому что похолодало.

— Ты куда?

— Пойду, пройдусь.

На улице холодный ветер сразу прошелся по щекам. Мимо прошли девушки в нарядных платьях. Выпускные ленточки. Сегодня одиннадцатиклассники школу заканчивали. И у него скоро день рождения. Завтра двадцать два года. Зазвенел телефон. Он думал, мама уже соскучиться успела. Нет. Маша. Они обсудили с ней Олю. Маша сказала, что сама без изменений.

— Ты сегодня занят?

— Нет. Что хочешь?

— Можешь меня окончательно посчитать съехавшей с катушек, но у меня просьба одна есть. Такой день…

— На кладбище съездить, твоего дядю Пашу проведать?

— Обычно я ездила, а сейчас не могу. А сын к нему не ездит. Понимаешь…

— Все я понимаю. Не волнуйся. Съезжу.

— Спасибо.

Хороший повод сбежать из квартиры. Не спорить с матерью. Пусть это и будет невеселое место. Хотя ему было не до веселья. Дорогу он помнил. Маша еще и смс-ку прислала с подробностями, как доехать. Бутылка пива, сигареты. Цветы в горшке. Здесь тихо. Почти никого. Несколько похоронных процессий. На одной могиле лежали детские игрушки. На памятнике фотография годовалой малышки. Ангелок, забранный на небо. Вот зачем забирают малышей, детей тех, кто еще пожить не успел? Ради каких испытаний для их родителей? Зачем это переживать еще раз Маше? У любого человека есть предел. Она сорвется. Да он и сам уже на грани срыва. А что потом? Как жить после этого? Как жить, если он их потеряет?

Жизнь легко меняется. Еще недавно все было так легко и сложно. Он все пытался доказать отцу самостоятельность. Пытался убедить его, что чего-то может в этой жизни. Тогда это казалось самым важным. А теперь было пустым. Таким пустым и неправильным. Малышка одна, вся в трубках. Его туда не пускают. А ей наверное страшно. Какое наверно? Ей страшно, как и Маше. Она боится темноты, поэтому не спит по ночам в больнице, а спит днем, урывками. Ей страшно доверять. Она как мышка, которая всего боится. Прижать бы их к себе и не опускать. Никому бы их не отдал.

Пошел дождь. Сильный и колючий. Он хлестал по щекам, словно отвешивал пощечины. Стекал холодными струями за шиворот. На дождь можно списать покрасневшие глаза. Горечь от сигарет разъедала язык. Горечь пива. Две могилы со строгими фотографиями. А люди на них были хорошие. Внешность обманчива.

Вот зачем ее вытаскивал дядя Паша. Чтоб она так мучилась? Или ей суждено все время слезы лить?

Не думать о плохом. Оля должна выжить. По-другому не могло быть. Порыв ветра окатил каплями с ближайшего куста. Андрей уже ничего не чувствовал. Руки заледенели. Дождь был как в октябре. Для чего все это? Для чего, если он не может им помочь?

Авария. Кровь на руках. Осколки повсюду. И ничего нельзя сделать. Только он в это верить не хотел.

— Что-то с Машей случилось? — мужчина появился со спины. Андрей даже не вздрогнул.

— В больнице. А дочка в реанимации. Как ваш ребенок?

— Все прошло успешно. Жить будет.

— Это хорошо. Жить нужно. — Андрей протер лицо. Надо взять себя в руки.

— Я через все это прошел. Ник с рождения по больницам лежит. Несколько раз на грани был. Но выкарабкался. И у тебя выкарабкается.

— А если нет? Она маленькая. С три моих ладони. И ладошки у нее маленькие, как у матери. Не представляю.

— Ты раньше времени могилу не рой. Может, еще нескоро пригодится.

— За Машу долг памяти я отдал. Пора и честь знать. — Андрей встал, кивнул на прощание сыну дяди Паши и пошел прочь с кладбища. Голова закружилась. Все вокруг поплыло. Его повело. Андрей свалился в канаву. Удачно так, лицом в лужу, а лбом ударившись об железку. Перед глазами скакали темные точки. Нос то и дело захватывал в воду. Хотелось откашляться, но не получалось. Он начал захлебываться.

— Утонул в канаве на кладбище. Не самая героическая смерть.

Он, наконец, смог выдохнуть и закашлялся. Захотелось плеваться.

— Перепил?

— Бутылку пива? — вытирая рот рукавом куртки, спросил в свою очередь Андрей. — Есть надо нормально, тогда и падать не буду. Сам виноват.

— Ясно.

Квартира Василия, как представился Андрею сын дяди Паши, была однокомнатной и пустой. На полу сумки и матрас, который виден был из открытой двери. На кухне старый стол с табуретками.

— Мы сдали нашу квартиру. Все равно приходим только ночевать. А от сдачи лишние деньги, — сказал Василий.

— Логично. — Андрей снял грязную куртку. — Я пойду, застираю.

— Давай.

Через пять минут они уже сидели за столом и пили. Холодная картошка, хлеб, сало и бутылка водки. Дождь не прекращался, перейдя из сильного в затяжной. Водка разливалась жаром по крови, но Андрей не пьянел. Время остановилось. Чувства словно замерзли, как под анестезией.

— Иногда можно. Главное, не переборщить, — сказал Василий.

— Третий раз в жизни пью что-то крепче пива, и третий раз эта гадость не берет.

— А ты хочешь напиться до потери сознания? Утром все равно проблема не уйдет.

— Не уйдет, — согласился Андрей. — Противно, что сделать ничего не могу.

— Не все в нашей власти. У меня парень спортсмен был. Все хотел мужика из него вырастить. Чтоб крепкий был, мог сдачи дать, в компанию дурную не попал. Все учил его, что подниматься надо, бороться. Через не могу. Ему плохо на соревнованиях стало. А он до последнего сражался, а на финише упал. Трех метров не добежал. Скорая. Все такое. Там у него сердце остановилось. Он чуть не умер. А когда в себя пришел, он у меня прощения просил, что до финиша не дошел. Как будто это так важно. Я себя каким-то чудищем почувствовал. Хотел, как лучше, а он считал, что нужен мне, лишь пока может быть в победителях. Потом больницы, операции, деньги. Еще и у меня проблемы начались. Пришлось в отставку уйти. Сюда вернуться. А у нас еще кредит был под квартиру. Все заложено и перезаложено. Не знаю, что пришлось бы делать, если Маша не помогла.

— Она знает, что это такое. Брата так потеряла, — ответил Андрей.

— В курсе. — Они на какое-то время замолчали. — Ты ей скажи, что я верну, как разгребу все.

— Насколько я знаю Машу, ей это не принципиально.

— А тебе?

— Я здесь ничего не решаю. Это не мои деньги. Свои для начала заработать надо, прежде чем ими распоряжаться, — ответил Андрей. — Да и какие деньги! Главное, чтоб живы были. Остальное — это не так важно.

— Ты кем работаешь?

— Учусь. По ночам то машины гружу, то плесень с сыра обрезаю, чтоб он товарный вид имел. А чего делать, если у меня куча ртов, которые кормить надо?