Миранда сидела у окна в своей комнате, огорченная монотонностью зеленого лабиринта за лужайкой, когда в дверь поскреблась и вошла ее матушка. По тому выражению, которое приняло лицо леди Трой, Миранда поняла, что у них будет разговор с глазу на глаз. Она уселась в элегантное кресло из красного дерева, а мать села напротив нее на диванчик с двумя подушками. Сначала Миранда терпеливо ждала. Но поскольку ее мать, очевидно, никак не могла подобрать слова для начала беседы, Миранда сказала:

— Мама, вас что-то беспокоит. Надеюсь, вы расстроены не из-за меня?

Леди Трой попыталась улыбнуться.

— Если я и расстроена, дитя мое, то потому, что вижу: все свое внимание ты отдаешь благоустройству поместья и совершенно не думаешь о своем будущем.

Улыбаясь, Миранда поддразнила ее:

— Под «будущим» вы понимаете брак? Не так ли, мама?

Отвечать не было нужды; краска, залившая лицо леди Трой, говорила сама за себя.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы так волновались, мама. Я совершенно довольна своей жизнью.

— Дитя мое, ты же знаешь, — такое с тобой не впервые. Тебя словно какая-то муха кусает, и ты отдаешься очередному увлечению. Помнишь, тебе захотелось рисовать, и мы с отцом с ног сбились в поисках учителя. Потом ты стала расписывать ширмы. Не подумай, что я попрекаю тебя, но ведь наверху у нас стоит с полдюжины так и не законченных ширм. Затем ты задумала писать роман, и всему дому было предписано ходить на цыпочках, поскольку мисс Миранда творит. И это закончилось ничем — ты едва завершила три главы. Прости меня, дитя мое, но все это вынуждает меня сомневаться, что, окунувшись в благоустройство дома, ты получишь больше удовлетворения, чем от всех предыдущих твоих занятий.

Теперь пришла очередь покраснеть Миранде. Все что сказала ей мать, в предельно мягкой форме, было правдой, и хотя леди Трой вовсе не попрекала ее, а стремилась пробудить в дочери здравый смысл, Миранда корила себя. У нее и в самом деле была склонность хвататься за какой-нибудь проект, а затем бросать его незавершенным. Она горела энтузиазмом в течение одного дня, после чего охладевала навечно. Вообще-то, и незамужней она осталась по той же причине, хотя дважды была близка к замужеству. В обоих случаях она и сама влюблялась, и приковывала к себе интерес молодых людей, а потом с плачем порывала с ними. Ей, вероятно, не хватает твердости характера, думала Миранда.

— Я не хотела расстроить тебя, — молвила мать. — Поверь я в то, что благоустройство дома принесет тебе счастье, я бы и слова не сказала.

Миранда погладила мать по руке:

— Понимаю, мама. У вас есть все основания сомневаться в моей способности доводить дело до конца. Думаю, что папа не позволит мне самостоятельно заниматься поместьем и будет прав, потому что я, скорее всего, брошу работу на полпути. Тем не менее, должна признаться, что я действительно хочу сделать аббатство таким, каким оно быть достойно.

Леди Трой поднялась. Она в волнении повернулась лицом к Миранде.

— Дитя мое, — произнесла она, набрав в грудь воздуху для храбрости, — если ты согласишься сопровождать меня в поездке в Лондон, чтобы познакомиться с мистером Гастингсом, я сумею убедить отца позволить тебе разрушать храмы, разбивать цветники и делать с поместьем все что тебе заблагорассудится.

Глаза Миранды сверкнули, и она рассмеялась:

— Мама, это же подкуп!

— Да, подкуп.

— И все ради того, чтобы выдать меня за мистера Гастингса! Ох, боюсь, что все ваши хлопоты напрасны. Он, вне сомнения, не горит желанием познакомиться со мной, как и я — с ним. Что может быть утомительней ребенка закадычной подружки матери?

— Я готова рискнуть. Ты согласна на подкуп?

— Не вижу смысла. Это же оскорбительно — быть представленной в качестве предполагаемой невесты какому-то джентльмену, которого ты и в глаза не видела.

— Но ты же видела его. Он сопровождал Табиту, когда она приезжала ухаживать за мной во время лихорадки. В то время ему было шесть лет; ты была годом старше. Вы прекрасно сошлись. Ты играла с Рэгстоуном в бирюльки, а он помогал тебе выигрывать. Он часто держал тебя на коленях, а в один прекрасный день няня поднялась наверх и обнаружила его у твоей ванны!

Миранда покачала головой и улыбнулась, однако эти сведения не вызвали в ней ни малейшего желания встречаться с мистером Гастингсом.

— Ну, дитя мое, так ты согласна на подкуп?

Миранда на минуту задумалась. Затем она порывисто расцеловала мать, засмеялась и ответила:

— О, прекрасно! Я поеду с вами в Лондон, но не ради подкупа. Я поеду просто так, чтобы доставить вам удовольствие, да и себе тоже.

Леди Трой всплеснула руками:

— Дорогое мое дитя, я так счастлива!

— Я познакомлюсь с вашим мистером Чарльзом Гастингсом, мама. Мы друг другу совершенно не понравимся, и это убедит вас отвергнуть такую партию. Тогда я смогу спокойно заняться каким-нибудь разумным делом, в данном случае, например, обучаться садово-парковому искусству.

— О, а я-то надеялась, что ты уже забыла про это копание в навозе.

— Я не забуду. Хотя и решила не покушаться на папины творения, пока не смогу убедиться, что работа будет сделана хорошо и завершена при его жизни. И полна решимости по крупицам собирать все сведения, которые можно раздобыть.

Смирившись, леди Трой кивнула.

— В Лондоне я смогу посещать все общественные работы, парки, здания. Мне будут доступны книги и авторитеты, которых не найти в Тогбери. Мне предстоит изучить прекрасные интерьеры. О, мама, спасибо тебе за то, что ты везешь меня в Лондон. Как я была слепа, не увидев ранее в этом пользы!

Леди Трой в смятении посмотрела на дочь. Неужели это возможно, думала она, чтобы чувствительную женщину больше привлекали камни и деревья, чем очаровательный джентльмен с доходом в двенадцать тысяч в год?


Несколько дней спустя, когда солнце осмелилось робко выглянуть из-за туч, мистер Фэррис Ллойд исполнил свое обещание. Он привез Миранде «Путешествие по озерам» Джилпина. Если бы было возможно, она тотчас приступила бы к чтению. Но, увы, джентльмен оставался стоять в гостиной, вовсе не намереваясь удалиться.

— Мисс Трой, — начал он, — не присядете ли вы на минутку?

Понимая, что на нее надвигается, Миранда вежливо отказалась.

Мистер Ллойд с чувством собственного достоинства потер одну ладонь о другую.

— Вам необходимо знать, что я желал бы переговорить с вами по некоему важному делу.

— Лучше бы вы не говорили.

— Прошу вас выслушать меня.

Миранда поняла, что час пробил. Она сжала губы и стала молиться о том, чтобы Господь придал ей отваги.

— Мисс Трой, я пришел, чтобы сделать вам предложение.

Последовала продолжительная пауза, которую мистер Ллойд предоставил Миранде для того, чтобы успокоить ее колотящееся сердце.

— Союз между нами заключает в себе все, чего можно пожелать, — продолжал мистер Ллойд. — Перво-наперво, я уверен, что он сделает меня еще более счастливым. Вы — привлекательная женщина, а я неравнодушен к таким, как у вас, светлым, вьющимся надо лбом волосам. Помимо этого, вы леди, образованная и со вкусом и способны облагородить любого джентльмена, которому посчастливилось бы добиться вашей руки.

Надеясь, что мистер Ллойд высказал все, что хотел, Миранда бросила на него взгляд, готовясь к ответу, однако увидела, что речь его была лишь предисловием.

— Все ваши сестры, как старшая, так и две младшие, замужем, и теперь вам подобает искать друга жизни. То, что таким другом являюсь я, становится совершенно очевидным, если принять во внимание, как близко расположены земли вашего отца и мои земли. Поскольку у сэра Бэскома нет сыновей, он пожелает передать аббатство Эрандел в руки человека, которому доверяет. А кому он может довериться более, чем собственному зятю?

Он сделал паузу, чтобы Миранда могла выразить свое согласие с этим.

Она вынужденно пробормотала:

— Действительно, кому?

— А теперь мне придется затронуть один деликатный вопрос, который, разумеется, мне не следовало бы поднимать, если бы я не чувствовал, что обязан прибегнуть ко всем логическим аргументам. Вопрос этот заключается в том, что вам уже исполнилось двадцать шесть лет, а в таком возрасте женщину могут окончательно счесть старой девой. Если вы не воспользуетесь данным случаем выйти замуж, то, по всей вероятности, скорее всего уже никогда не получите такой возможности.

Если бы Миранда была моложе или хуже разбиралась в характере этого джентльмена, то наверняка бы вспылила, услышав такие рассуждения. Но она просто поинтересовалась:

— Вы все сказали, мистер Ллойд?

— Да, за исключением того, что мне известен ваш интерес к пейзажному садоводству, и если вам захотелось бы иметь возле кухни небольшую, обсаженную кустами аллейку, то я бы безоговорочно позволил вам насадить ее. Первейшим моим желанием было бы видеть вас счастливой.

— Я могу теперь высказаться?

— Прошу вас.

— Мистер Ллойд, я польщена и тронута вашим желанием жениться на мне. Хотя вы говорили с позиций рассудка и логики, я уверена, что вы также питаете ко мне и определенные чувства, которые вам просто трудно выразить.

Он покраснел и опустил глаза.

— Это действительно так. Мне затруднительно выражать свои чувства.

— Должна вам сказать, что я дорожу ими. Я высоко ценю вашу дружбу. А ваши рассудительность и логика неоспоримы. Тем не менее, я не могу принять ваше предложение и надеюсь, что вы сможете забыть об этом деле и больше не возвращаться к нему.

Он нахмурил брови:

— Вероятно, мне надо было говорить о любви и романтике. Тогда бы вы, наверно, приняли мое предложение.

— Это не имеет значения. Видите ли, я не могу выйти замуж. У меня слишком неуравновешенный характер.

— Он переменится, как только мы поженимся.

— Люди так не меняются в браке. Неуравновешенная жена сделала бы вас крайне несчастным человеком. И мне кажется, я тоже была бы несчастлива. Видите ли, в отличие от сестер, я — наследница.

— Это не должно мешать вам выйти замуж. Напротив, это должно улучшить ваши перспективы.

— Позвольте мне объясниться. Моя тетушка Миранда, именем которой меня назвали, оставила мне много денег, которые предназначены, как она объявила, обеспечить мою независимость. По мнению моей тетушки, уважаемая молодая женщина без собственных средств имеет только три способа прокормиться. Она может стать либо гувернанткой и вести раболепную жизнь, зависящую от доброй воли ее нанимателей, либо оставаться старой девой и вести раболепную жизнь, зависящую от доброй воли ее семейства, либо выбрать карьеру жены и вести раболепную жизнь, зависящую от доброй воли ее супруга. Таковы, по мнению тетушки Миранды, возможности уважаемой женщины прожить в этом мире.

— Должен сказать, что это довольно жестокий взгляд на вещи.

— Да, но, к сожалению, близкий к истине. Завещав мне свое состояние, тетушка освободила меня ото всех этих ограничений.

— Я не настолько жесток, чтобы ограничивать вас.

— Возможно, вы и не стремитесь ограничивать меня, однако по закону я была бы обязана передать вам свое состояние, отказываясь таким образом от независимости, которую желала мне тетушка Миранда.

— Да, но вы бы не сочли меня неблагодарным. Я бы предоставил вам щедрое содержание.

— Это не то же самое, что самой щедро себя содержать.

— Но ведь женщине хочется выйти замуж.

— Возможно, большинству женщин. Но не мне. Мне искренне жаль, мистер Ллойд. Я не могу принять ваше предложение.

Он ответил с некоторым раздражением:

— Возможно, правы те, кто болтает в деревне, что вы сделали ставку на мистера Чарльза Гастингса и собираетесь уехать в Лондон, чтобы покорить его сердце.

Миранда не смогла удержаться от смеха из-за абсурдности подобного утверждения.

— Не стоит доверять слухам. Будьте покойны, у меня нет никакого интереса к мистеру Гастингсу. Знакомясь с ним, я хочу лишь доставить радость своей матушке. Как только я исполню эту дочернюю обязанность, то навечно расстанусь с этим джентльменом.

Последовала пауза, во время которой явное выражение неудовольствия на лице мистера Ллойда сменилось чем-то похожим на одобрение. Потерев ладони, он мысленно взвесил свой ответ и высказался таким образом, чтобы Миранде стало ясно одно достоинство супружеских уз, а именно: исключение нежелательных предложений о браке со стороны всех прочих джентльменов.

— В таком случае, — сказал он голосом, полным удовольствия, — когда я увижу вас в следующий раз, то буду вновь просить вашей руки.

ГЛАВА III

КОНТРДАНС

Второй принцип игры Гастингса: Игрок должен быть готов все поставить на карту на основании собственного решения. Во всем прочем он может быть гением, но если он отступит от собственного решения, прислушавшись к предостережениям и уговорам своих знакомых, он никогда не станет знаменит. Если бы Адам не рискнул всем из-за яблока, он бы по сей день прозябал в забвении.