Его усилия не остались незамеченными. Несмотря на то, что в присутствии Джейка Индиго все еще чувствовала раздражение и напряженность, она понимала, что он старается, как может, чтобы сделать ее счастливой. В свою очередь, она изо всех сил скрывала, что на самом деле ей очень плохо.

Притворство не умаляло ее страданий. Убрать дом тетушки Эми ей ничего не стоило: каждое утро на это уходило всего два часа. Ей не нужно было печь, поскольку мать, которая привыкла готовить на всю семью, каждый раз присылала ей свою стряпню. А потому, встав утром с постели, Индиго вместе с Джейком отправлялась к своим родителям кормить зверей, потом возвращалась домой, делала уборку, а все остальное время слонялась из угла в угол, прислушиваясь к тиканью часов. Повседневная рутина была нарушена лишь однажды, когда она притащила на кухню ванну, чтобы не мыться в присутствии Джейка.

Дни для нее тянулись долго и томительно, но вечера пролетали моментально. Ей казалось, что как только они сходят на прогулку и Джейк поужинает, наступит та самая роковая ночь, когда он потребует от нее выполнения супружеского долга. Стоило ему шелохнуться, как у нее замирало сердце. Когда он дотрагивался до нее, она лежала не дыша и с ужасом думала, что вот сейчас он заграбастает ее.

Пережив четыре мучительные ночи, Индиго уже смутно желала, чтобы он сделал то, что хотел, и с этим было бы покончено. Все, что угодно, только не эти жуткие ночи, когда лежишь в полупаническом ожидании той минуты, когда он задумает овладеть тобой.

Индиго хорошо подготовилась к неминуемому. Настолько, что Джейк даже не заметил, что она снова сунула под матрас камень, — только на этот раз в ноги. У нее не было аппетита, но она заставляла себя хотя бы раз в день съесть кусок мяса. Индиго была уверена, что, как только он овладеет ею, все будет позади. Она надеялась, что, по примеру остальных мужчин, он отправится за удовольствиями в «Лаги Наггет». Не потому, что, она желала зла Френни и Мэй-Белль.

На пятый день ее замужества отец ОТрейди собрался уезжать и напоследок выслушал несколько исповедей, в том числе и ее, и отслужил заключительную мессу. После службы и ланча священник объявил, что должен еще кое с кем попрощаться, и ушел. Когда он закрыл за собой дверь, Индиго поставила на огонь воду и стала помогать матери убирать со стола.

— Иди, если хочешь, я сама справлюсь, — предложила Лоретта.

Индиго покачала головой.

— Я наоборот рада, что мне есть чем заняться, мама. Кажется, день никогда не кончится, когда вынужден сидеть в четырех стенах.

Лоретта вздохнула.

— Первые несколько месяцев однообразной семейной жизни — большое испытание. Никогда не забуду, каково мне было, когда отец наконец построил этот дом и начал по утрам уходить на рудник. У меня было ощущение, что мир замер.

Индиго терла мыло между ладонями, чтобы взбить пену в воде. Она пыталась представить, как мать прислушивалась к тиканию часов. Она помнила, что в матери энергия всегда била через край.

— Думаю, со временем я привыкну. Лоретта снова вздохнула.

— Наверное. Кстати, к тому времени у меня уже был Чейз и ты должна была вот-вот появиться, так что, когда твой отец стал надолго отлучаться из дома, забот мне вполне хватало, чтобы не очень скучать.

— Повторяю: я привыкну.

Опять Лоретта вздохнула, и Индиго улыбнулась. Озабоченная какой-нибудь проблемой, мама всегда начинала мелодично вздыхать, и ее полустенания плавно растворялись в тишине.

— Тебе нужно найти какое-нибудь дело. Начать вязать или вышивать, — сказала Лоретта.

— Я бы могла связать колчан для своих стрел, — усмехнулась Индиго.

— Или свитер для своего мужа, — радостно подхватила Лоретта.

Индиго представила широкие плечи Джейка.

— Мама, мне бы пришлось вязать его целый год. А потом ты знаешь, что я постоянно теряю петли. Так что этот свитер распустится при первом же порыве ветра.

— Тогда ты могла бы сделать что-нибудь для себя, — улыбнулась Лоретта.

— Ну уж нет! Пусть лучше у него распускается, а не у меня. Мне и так приходится порядочно возиться, чтобы успеть принять ванну до его прихода.

Щеки Лоретты залились, румянцем, и она принялась усердно мыть посуду. У Индиго пересохло во рту. Опять они нарушили негласное табу.

— А как насчет шитья? — спросила Лоретта. — Могу одолжить тебе свою машинку. А у мистера Хэмстида отличный выбор тканей.

— И что я буду шить?

Лоретта задумалась, и лицо ее просветлело.

— Платья! Скоро тебе понадобится хороший гардероб.

У Индиго опустились руки.

— Для чего?

— Ну как? Для новой жизни. Ведь ты скоро уедешь, — в глазах Лоретты застыла горечь, и она робко улыбнулась. — Господи, как тебе будут завидовать все дамы из Вулфс-Лэндинга. Ты увидишь новые места и много всякого удивительного. И когда приедешь домой погостить, мы будем ловить каждое твое слово.

— Ты словно мечтаешь о том, чтобы я поскорее уехала.

Лоретта сощурилась.

— Не будь дурочкой. Просто я стараюсь трезво смотреть на вещи и подготовить себя к переменам. Джейк никогда не скрывал, что приехал сюда лишь на время. И мы не успеем оглянуться, как он в нетерпении забьет копытом, чтобы тронуться в путь.

У Индиго онемели ноги.

— Дорогая моя, — произнесла Лоретта. — Не надо так расстраиваться. Тебе понравится твоя новая жизнь. Ведь Джейк хорошо с тобой обращается?

— Да.

— Ну, тогда… — Лоретта поставила стопку тарелок на полку. — Я уверена, что он всегда будет к тебе внимателен.

Индиго недоумевала, почему в таком случае ее мать была против ее помолвки. А может быть, просто отец запретил ей выражать недовольство по поводу свадьбы дочери?

Лоретта усердно работала полотенцем, а потом подняла блюдце, чтобы взглянуть на свое отражение на зеркальной поверхности.

— Джейк — хороший человек — сильный, красивый, и, похоже, с ним легко можно ужиться. Любая девушка с радостью вышла бы за него замуж.

Индиго смотрела на мыльную воду. Дрожащими пальцами она дотронулась до пузыря, и тот мгновенно лопнул.

— Я не любая, и это замужество сломало мне жизнь.

Лоретта выловила еще одно блюдце.

— Что сделано — то сделано, Индиго. Постарайся посмотреть на это с хорошей стороны. Пора забыть детские мечты и трезво взглянуть на жизнь — такую, как она есть, а не какой ты себе ее представляла. Хватит бороться с тем, что ты не можешь изменить. Только надорвешь себе сердце.

— А ты думаешь, что это замужество не надорвет мне сердце? Ты призываешь меня не бороться с тем, что я не в силах изменить, словно я маленькая девчонка. Должна тебе сказать, мама, что задолго до этого я столкнулась с вещами, которые не могу изменить, и смирилась с этим. А сейчас ты предлагаешь мне стать другим человеком. Вот этого-то я и не могу.

Лоретта посмотрела на нее печальными глазами.

— Ты должна постараться и приложить все усилия, чтоб стать хорошей женой.

— Я могу стараться всю жизнь, до своего последнего часа, но никогда не сумею стать женой белого человека, — сказала Индиго и схватила мать за руку. — Сравни свою кожу с моей.

Лоретта приложила свои пальцы к пальцам Индиго.

— У тебя красивая кожа. Если тебя волнует, что ты темнее других, попробуй мыть лицо и руки лимонной водой. Я слышала, что она хорошо действует против загара.

Индиго снова склонилась над блюдцами.

— Солнце здесь ни при чем.

— Неужели ты стыдишься своей кожи? — спросила Лоретта.

Индиго почувствовала, словно у нее выбили почву из-под ног.

— Я всегда гордилась собой, и ты это знаешь.

— Тогда так себя и веди, — твердо сказала Лоретта. — Покажи, что ты красива, и перестань прятать свое тело под этими грязными кожаными штанами и этой жуткой старой шляпой. Твоя кожанка сгодится лишь для Вулфс-Лэндинга, а там, где ты будешь жить, дамы ходят в оборках и кружевах.

Прячет свое тело? Мать считает, что она прячет себя? В голове у Индиго все смешалось, и усилием воли она заставила себя сосредоточиться на разговоре. Оборки и кружева? Индиго не раз пыталась нарисовать в своем воображении тот мир, который лежит за пределами этих гор, но ни разу не задумывалась, в каких нарядах ей придется там ходить.

Заканчивая мыть посуду, она внимательно слушала, как мать болтает о платьях, которые она видела на рекламных страницах «Харперс базар», и о том, какая ткань для чего годится. Отправляясь домой, Индиго только и думала, что о корсетах, нижних юбках и лимонах.

Чувствуя себя совершенно измученной, Индиго опустилась на колени возле кровати и начала читать молитву, поскольку отец ОТрейди, выслушав ее исповедь, наложил на нее епитимью и велел прочитать три молитвы. Она считала, что наказана по заслугам, и искренне намеревалась еще раз перечитать «Аве Мария». Иногда отец ОТрейди бывал слишком снисходителен. Ей нужно было пять раз прочитать по три молитвы, чтобы искупить свои позорные грехи: она солгала целых семнадцать раз. Индиго хотела быть уверенной, что очистилась от скверны. Ложь — это смертный грех, к тому же, по словам святого отца, обманывать мужа — худшая разновидность лжи.

Прошло два часа, и у Индиго разболелась уже не только спина, но и колени. Эти три молитвы были довольно длинными и требовали от нее невероятных усилий, поскольку периодически она забывала, на каком месте остановилась, и вынуждена была начинать все сначала. «Платья. Дамы в оборках и кружевах. Лимонная вода». У Индиго пересохло в горле, и глаза наполнились слезами. Она раскаивалась в том, что солгала Джейку, действительно раскаивалась, но если она не выполнит обета и не прочитает эти молитвы, — гореть ей в вечном огне. А с другой стороны, какая разница? Поджариваться в аду ничуть не страшнее, чем жить такой жизнью.

Четки выпали у нее из рук, и она уперлась кулаками в постель. Мягкое покрывало напомнило ей шерсть Лобо. Она уткнулась в него лицом и разрыдалась при воспоминании о том, как еще несколько дней назад он бегал с ней по лесам. Индиго перекинулась через край матраца. Казалось, что сотня маленьких ножей вонзилась ей в тело.

Девушку охватила острая тоска — не только по любимому волку, но и по всему тому, что он олицетворял. Она представила себе густые кроны деревьев и услышала шепот ветра. Как ей жить дальше, если до конца дней своих она обречена на заточение? Как выносить тягостные месяцы, когда сердце уже не поет и легкий ветерок не ласкает кожу? Зачем, Боже, зачем ее отец пошел на это? Ведь он лучше всех знает, как она любит свободу и ненавидит четыре стены. Почему он заставил ее выйти замуж за бледнолицего, которому не дано понять ее душу?

Индиго поднялась на ноги. В ней заговорило естество. Образ Джейка маячил в голове размытым пятном. А его приказы оставаться дома превратились в бессмысленный шепот. Сейчас она жаждала только одного — вернуться к тому, что ей дорого и необходимо.

Пусть это случится в последний раз…

Джейк, стоя около промывочного канала, увидел отца ОТрейди. Его сутану облепила грязь, и полные щеки покраснели от напряжения, пока священник взбирался в гору. Джейк прекрасно понимал, что человек в теле вряд ли просто так предпримет такое изнурительное путешествие, и потому первым делом подумал, что, наверное, что-то стряслось.

— С Индиго все в порядке?

С трудом переводя дыхание, священник кивнул.

— Хантеру стало хуже? — встревоженно спросил Джейк, снимая перчатки.

— Ни с кем ничего не случилось, м-мой мальчик, но м-мне нужно обсудить с вами кое-что о-очень важное, — схватившись рукой за грудь, священник судорожно ловил ртом воздух. — Я сегодня у-уезжаю и буду о-очень вам благодарен, е-если вы уделите м-мне минуту с-своего драгоценного времени. Т-только надо найти укромное м-место, чтобы поговорить наедине -

Джейк указал рукой на лес.

— Укромных мест сколько угодно.

Все еще с трудом дыша, священник кивнул в ответ.

— Только н-найдите тропинку, которая в-ведет под гору, а не в гору.

Джейк повел святого отца на маленькую поляну, где он обычно уединялся, чтобы перекусить. Памятуя о том, что священник любил орать по любому поводу, Джейк решил, что это место самое подходящее, поскольку находится достаточно далеко от рудника, и их вряд ли кто-нибудь услышит. Добравшись до поляны, отец ОТрейди с тяжелым вздохом опустился на поваленное дерево. Хотя Джейку и не терпелось узнать, что произошло, он не стал задавать вопросов и дал старику отдышаться.

Наконец святой отец заговорил.

— Не в моих правилах нарушать тайну исповеди, и я никогда не выдам ни одного слова.

Джейк кивнул, заинтригованный таким началом. Священник бросил на Джейка горестный взгляд.

— Волей обстоятельств я получил некую информацию, и ее характер вынуждает меня изменить своим принципам. Хантер прикован к постели. Его сына и Свифта здесь нет. И, кроме меня, больше некому призвать вас к ответу.