София Чайка - Подумай дважды

Бритт проглотил комок и пожал холодные пальцы.

- Я приехал сразу, как только узнал.

Ее глаза тотчас наполнились слезами. Крупные капли покатились по щекам. Егор вытащил из кармана носовой платок и вытер влажные дорожки. Вероника всхлипнула.

- Я чуть не потеряла нашего ребенка.

- Врач сказал, что кровотечение прекратилось.

- Ты злишься?

- Господи, конечно нет!

Вероника хотела приподняться, но Бритт силой заставил ее лечь.

– Думаешь, я специально? Забеременела.

- Ника, успокойся. Тебе нельзя волноваться.

- Значит, все-таки, думаешь.

- Нет, я так не считаю. Ты забыла? Мы делали это вместе, и я отвечал за безопасность.

Вероника еще некоторое время плакала, всхлипывая и причитая. Егор преимущественно молчал, чувствуя себя медведем, попавшим в капкан. Он также понимал, что не это теперь главное, а ребенок, который растет в животе этой женщины. Его ребенок.

- Знаешь, я рада, что беременна от тебя. Я хочу это дитя. Наше дитя. А ты?

Что он мог сказать? Бритт не планировал всего этого, но раз уж так случилось…

- Я позабочусь о тебе и о ребенке.

Егор вышел из палаты, но Сима не могла сдвинуться с места. Он подошел к ней и взял за руки. Пока он смотрел в пол, подыскивая слова, Серафима почти не дышала, но и первой разговор не начинала.

- Серафима…

Его выглядел так, словно слова застревали у него в горле.

- Как она?

- Бледная, расстроенная.

Сима смотрела на его измученное лицо и понимала, что ничем не может помочь.

- Не переживай так сильно, Бритт. Все наладится.

- Да. Наверное. Она не планировала беременность. Это я виноват. Что толку в этих презервативах, если они ничего не гарантируют?

- Ни один из способов защиты не дает полной гарантии.

Сима хотела добавить, что если бы женщины не хотела забеременеть, она бы ко всему прочему пила противозачаточные таблетки, но передумала. Теперь это не имело значения.

Егор неожиданно обнял ее и прижал к себе. Наверное, стоило отстраниться, чтобы не давать повода к сплетням, но Сима не смогла. Возможно, это случилось в последний раз, и Сима позволила себе эту слабость – чувствовать его близко еще какое-то время.

- Сима, я знаю, сейчас не время, но… - Егор взял в руки ее лицо и прошептал, глядя в глаза: - Я люблю тебя.

Эти слова стали последней каплей в чаше ее терпения.

- Зачем… – Сима судорожно вдохнула и продолжила, - Зачем ты сказал это? Все и так сложно!

- А когда? Я и так молчал слишком долго. – Он поцеловал ее, отчаянно и жадно. – Скажи только слово и я…

- Оставишь ее?

Бритт закрыл глаза. Его лицо исказилось, словно от боли.

- Не совсем. Не сразу. Все не так просто. Я рос без отца, и знаю, что это такое.

Сима заставила себя сдержаться. Хоть сердце ныло, но она все же сказала:

- Тогда, чего ты хочешь от меня? Чтобы я сказала: брось ее? Оставь эту женщину и женись на мне? А через какое-то время ты возненавидишь меня за это? Или ты хочешь, чтобы я тебя отпустила?

- Сима, не делай этого с нами. Попытайся меня понять.

К ним подошел Маркитан и угрюмо высказался:

- Егор, имей совесть. За стеной лежит женщина, беременная твоим ребенком.

- Уйди, Виктор. Не мешай нам.

Маркитан покачал головой, но отошел в сторону.

Она смотрела в любимое лицо, и видела, что Бритт по-настоящему страдает, но все равно сказала то, что считала нужным.

- Егор, в этот раз решать придется тебе. Подумай хорошенько, чтобы потом не жалеть.

Ей хотелось коснуться его еще хоть бы разочек, но она повернулась и направилась к лифту. Ноги Симы подгибались, но она шла, расправив плечи.

Во всяком случае, до такси ей хватит на это сил.

- Сим, может сходишь к психологу? У тебя же есть знакомая. Забыла, как ее зовут.

Сима всхлипнула, вытерла ладонью набежавшие слезы и пробормотала:

- Аморина.

- Какая у тебя, все-таки, удивительная память. Я ничего не могу запомнить. Все записываю. Шпаргалки валяются по всей сумке. Придется завести секретаря. Как думаешь, Феликс променяет тебя на меня?

- Спроси у него. Я разрешаю. Знаешь, некоторые вещи хочется забыть.

Лора погладила ее по голове, как маленькую девочку.

Сима приехала к ней домой прямо из больницы. Счастье, что подруга оказалась дома. Серафима бросилась ей на шею и, рыдая, рассказала о беременности Измайловой, признании Егора, собственных чувствах. Серафима говорила и говорила, запинаясь и глотая слезы, а они лились потоком, как из неисправного крана. Она и чувствовала себя такой – сломанной и разбитой, но окончательно не сломленной. Сима не могла себе этого позволить. Она нуждалась в передышке, чтобы прийти в себя и показаться перед дочерью если не в благодушном, то хотя бы в спокойном состоянии.

Лора отвела ее в комнату и усадила на диван, умудрилась прижать высокую подругу к груди. Так они и сидели некоторое время – рядышком, обнявшись, как в юности. Только сегодня не Лора изливала душу неизменно уравновешенной Симе. Наоборот, взбалмошная и хронически несобранная художница стала для Серафимы жилеткой для слез.

- Нет, лучше помнить. Представь, когда-то, через много-много лет, мы с тобой станем старыми перечницами… - Из горла Симы вырвался смешок. – Уже смеешься?

- Это случайность. – Пробормотала она, шмыгая носом. - Вырвалось. Просто не хочу становиться перечницей.

- Ну, ты, вероятнее всего, и не станешь, но я - так точно. Не перебивай меня. Я и сама собьюсь. Ты же знаешь, мои логические цепочки обычно слишком запутанные. Так вот, ты придешь ко мне в гости, мы сядем на лавочку во дворе…

- Почему я к тебе? Может, ты ко мне?

- Возле твоего особняка нет «старушечьих» лавочек.

- Понятно.

- Дай договорить. – Лора толкнула ее плечом. Сима в ответ сделала тоже. Они улыбнулись друг другу, вспомнив студенческие годы. - Уже лучше. Это мне нравится. О чем я говорила?

- О старушках.

- Точно. Вокруг нас будут бегать малыши, ворковать голуби, греться на солнышке кошки, а мы станем их ругать и вспоминать - заметь, только о хорошем.

- О детях.

- Да, о детях обязательно. А еще о любви.

Сима повернула голову к подруге.

- Ты о Федьке?

- Ладно. О нем тоже. Он в молодости неплохо смотрелся. Теперь, конечно, так не скажешь, глядя на его куцую бородку и с каждым годом увеличивающуюся плешь. Ведь горел же когда-то между нами огонь. Полыхал так, что мы неделями к ряду из спальни не выходили. Куда только подевалось все?

- Не горюй. Встретишь еще кого-нибудь. На свою голову.

- А как же, обязательно. И снова любить буду. Невозможно без любви жить. Никак. Разве это жизнь? Хотя бы верить в нее надо.

- Оптимистка ты. Завидую.

- Это я тебе завидую. Бриттов тебя так сильно любит!

- Давай не будем о нем. У него теперь есть кого любить.

- Ты о ребенке? – Сима промолчала. – Его обязательно будет. Такие как он, свою кровинку не бросают. А вот Измайлову… Знаешь, может он и сможет ее полюбить, если, конечно, женится, но только как мать своего малыша.

- Этого вполне достаточно для счастья.

- Да? Что же, тебе виднее. Вон ты сколько времени с Кешей выдержала.

- Не начинай. Скорее бы развестись. Видеть его не могу. Может со временем легче станет. Но сейчас… Тошно мне.

- Перемелется, мука будет. Давай, подруга, хлебнем мы по чашечке кофе с коньячком?

- Не хочу кофе.

- Тогда коньячок. Вместо валерьянки.

- Мне нужно домой трезвой прийти, а то Грибов неожиданно нагрянет, увидит меня в неподобающем виде и отсудит Юлю.

- Не отсудит. Твой папочка ему как… объяснит, он сразу и отвалит. Кеша перед ним трясется, как осиновый лист. Симаков, наверное, всю эту кутерьму не слишком одобряет?

- Ты себе даже не представляешь.

- И не хочу. Но он свое не отдаст. Короче, если Иннокентий надумает Юльку к рукам прибрать, развод ему медом покажется.

- Уговорила. Давай кофе.

- Вот и ладненько. Глазки высохли, можно наложить свеженький макияж, и станешь похожей на Меган Фокс. Кстати, портфолио не хочешь? У меня есть знакомый фотохудожник. Любимым подругам – скидки.

- Лучше кофе. Не помню, когда в последний раз так ревела.

- Полезное дело, но не решение проблем. Сходи-ка ты к своей Амориной. Она тебе все по полочкам разложит. Аутотренинг и прочая ерунда. Говорят, помогает.

- Я подумаю.

- Знаешь, у меня тут мысль мелькнула. Может, Измайлова специально забеременела? Знаешь, как это бывает.

- А потом истязала себя работой до обморока? Вряд ли. Я уже размышляла над этим. Думаю, произошла выгодная для нее случайность. Хочется ее ненавидеть, но не могу.

- Святая Серафима. О себе бы лучше думала.

- Обязательно схожу к психологу. Обещаю.

Дверь Егору открыла пожилая женщина. Он подумал, что ошибся домом, но потом заметил девочку в глубине прихожей. Она держала в руках куклу и смотрела на него большими серыми глазами.

Маленькая копия Серафимы. Он видел ее дочь впервые и удивился внешнему сходству. В этом маленьком совершенстве он не заметил ничего от Грибова, и это странно радовало. Бритт с трудом оторвал от нее взгляд.

- Здравствуйте. Могу я видеть Симу? Госпожу Симакову?

Строгий взгляд женщины прошелся по нему, как ультразвуковой датчик.

- Ее нет.

Куда она пропала?

Егор уже посетил офис журнала, пытался раздобыть телефонный номер ее подруги, но пока не получил результата. Возможно, она дома и просила ее не беспокоить? Вряд ли. На Симу это не похоже. Она не стала бы прятаться от него. Хотя, теперь он уже ни в чем не был уверен.

- Возможно, она звонила и сказала, когда будет?

- Нет.

Кажется, от этой женщины ему ничего не удастся добиться. Она точно не предложит ему подождать хозяйку дома в гостиной. И правильно сделает. Он знал, что Иннокентий перебрался в родительский дом, а это значит, что женщины живут одни. Нечего пускать в дом незнакомцев.

Несмотря на то, что ему нестерпимо хотелось видеть Симу, Егор вежливо кивнул и попросил:

- Передайте, пожалуйста, Серафиме, что заходил Егор Бриттов.

- Передам.

Он еще раз посмотрел на серьезную девочку, не спускающую с него глаз, и слегка поклонился.

- Всего хорошего. Извините, что побеспокоил.

Женщина кивнула и закрыла дверь. Он подождал, пока в замке дважды повернулся ключ.

Егор вышел на улицу и оглянулся на окна. Шторы колыхнулись, и он успел заметить любопытные глаза на уровне подоконника. Юля.

Пока Вероника не забеременела, он не знал, что мечтает о детях. Он избегал этого, как мог, не желая связывать себя с неподходящими для совместной жизни женщинами, опасался сетей охотниц за деньгами. И все-таки попался – не в загребущие руки хищниц, а в нежные ручки, казалось бы, абсолютно удобной любовницы. Ника - привлекательная, великолепная и покладистая женщина, но… Он так хотел, чтобы вместо нее его ребенка носила Сима.

Он пришел сюда, чтобы поговорить еще раз. Она ушла из больницы печальная и поникшая, хоть и пыталась держать марку. Егору казалось, что у него разрывается на части сердце, когда он смотрел ей вслед. Бритт не мог броситься за ней тут же. Вероника нуждалась в его присутствии, поддержке. Сейчас он был ей нужнее. Только тогда, когда женщина забылась сном, он отправился к Симе.

Бритт не знал, что скажет ей. Его голова отказывалась думать, настолько сильным и неожиданным оказался шок. Он лишь надеялся увидеть Симу еще раз. Вероника настаивала на отъезде. Егор уговаривал ее подождать еще пару дней, пока минует опасность повторного кровотечения, но Ника плакала, хотела видеть рядом маму. Она впервые при нем упомянула о матери, и Егор сдался, решив, что Вероника действительно нуждается в женской поддержке. Он договорился с санавиацией, естественно не бесплатно, что их доставят домой самолетом под присмотром врачей. Уже завтра они улетят отсюда. От Симы. Это его убивало. Он только-только снова нашел ее.

Егор выключил сигнализацию, сел за руль и просидел так некоторое время, надеясь, что Серафима все же появится. Потом завел мотор и отправился в гостиницу – укладывать вещи. Еще утром он собирался пообещать Симе рай на Земле, а сейчас не чувствовал уверенности в завтрашнем дне. Это уже случалось с ним в молодости, и теперь Егор опасался повторения. Он должен что-то решить – окончательно и бесповоротно.

- Мамочка!

Едва Серафима захлопнула входную дверь, Юля прижалась к ней, крепко обняв.