София Чайка - Подумай дважды

- Она здесь ни при чем.

- Ты уверен?

- Мне надоел этот разговор. Я все улажу. Лети. Объявили твой рейс.

Несмотря на уверения Грибова, Бритта не покидало какое-то недоброе предчувствие. Убедившись, что Кеша решил сохранить разговор с Крамарем в тайне, он решил продолжить расследование самостоятельно. Слишком уж происходящее напоминало месть. Вот только кому?

- Ладно. Мне и правда пора. Разбирайся, но если что-то случится с Симой…

- Угрожаешь?

- Вот именно.

- Послушай, все хочу спросить. Если ты так ее… ценишь, почему не женился на ней, пока она была свободна?

Что он мог ответить? Рассказать о своих сомнениях, о том, что Серафима вряд ли вышла бы за бедного студента? Теперь он знал ее лучше и понимал, что она могла бы это сделать. Если бы он дал ей шанс.

- Этого я себе никогда не прощу.

Он достал носовой платок, вытер костяшки пальцев правой руки и посмотрел на жену. Марьяна сжалась в углу комнаты с красной отметиной на подбородке. Завтра след от удара превратится в синяк, но Аркадия это не волновало. Он так разозлился, что мог ударить и сильнее, но первая попытка досталась стене гостиной, и только вторая, более слабая, жене. Он слышал тихий плач худенькой женщины, уже давно не слишком его волновавшей, но молча терпевшей побои. По ее мнению, дети не должны знать, что отец поколачивает их мать.

Глупости. Отчим Аркаши издевался над его матерью значительно сильнее, и она орала на всю деревню. Каждый раз, когда Аркадий оказывался дома во время «воспитательного» момента, старший Крамарь заставлял его смотреть на это, приговаривая: «Учись, малец, правильно обращаться с женщинами. Все они - шлюхи».

В истинности слов отчима Аркаша убедился довольно рано, когда его соблазнила симпатичная деревенская медсестра. Ему в ту пору исполнилось шестнадцать, а ей – двадцать пять. Ее муж работал дальнобойщиком, и бойкая бабенка часто оставалась одна. Она решила, что никто не станет подозревать ее в связи с юношей, и они несколько летних месяцев тайно встречались в сарае возле ее дома. Муж вертихвостки получил квартиру в городе, и любовникам пришлось расстаться. Аркадий не слишком долго переживал по этому поводу. Он знал, что вырос достаточно привлекательным парнем, чтобы долго оставаться без женского внимания.

Девушки и женщины, свободные и замужние, продолжали вешаться ему на шею и после того, как Крамарь поступил в университет. Он предпочитал вторых. Ему нравилось наблюдать за их страданиями по поводу собственных измен. Да и бросать их оказалось значительно легче. Они не претендовали на его руку и сердце. Он предпочитал довольно жесткий секс и выбирал соответствующих партнерш. Вскоре он понял, что, применяя силу, эффективно избавляется от злости, в обычном окружении являя собой жизнерадостного мужчину, душу любой компании.

Первое время после того, как он женился на Марьяне, Аркаша старался сдерживать естественные порывы. Так как женился он не по любви, Крамарь очень быстро завел любовницу. За то, что он иногда поднимал на нее руку, женщина получала дополнительную плату и некоторое время довольствовалась этим. Но однажды она ударилась головой о дверной косяк и пролежала в больнице целый месяц. Крамарь оставил ее, предварительно заплатив за лечение, и больше своих любовниц не избивал.

С тех пор его «боксерской грушей» стала жена. Чем состоятельнее становился Аркаша, тем реже он избивал жену. Если вначале их совместной жизни Крамарь удивлялся, что Марьяна терпит такое отношение, то теперь перестал обращать внимание на подобные мелочи, решив, что в этом она похожа на его мать.

Он ужасно разозлился, когда узнал, что жена беременна девочками. Ему хотелось иметь наследников мужского пола. Он ударил ее после того, как она пришла с УЗИ и сообщила мужу «приятную» новость. Марьяна испугалась, но пригрозила, что пожалуется Лаврентию Симакову – мужу своей родственницы, если с детьми что-то случится. Это совсем не вписывалось в планы Аркадия, и он слегка притих. Жена благополучно родила близнецов, а потом Симаков уехал за границу. Марьяна осталась без защиты, и когда Крамаря распирало от злости, он снова поднимал на жену руку. Правда, бил не слишком сильно. Он все еще наделся, что она сумеет родить мальчика. Для этого ему нужна здоровая жена.

Посмотрев на скорчившуюся, испуганную женщину, он почувствовал непривычное сожаление. Длилось оно не долго. Крамарь тотчас рассудил, что Марьяна сама виновата. Он не стал бы ее трогать, если бы она не начала дурацкий разговор о разводе. Да еще после непродуктивной встречи с Грибовым. Сейчас ему развод ни к чему. Он лишь навредит его имиджу. У него - далеко идущие планы. Аркаша с сожалением признавал, чтобы добиться успеха и отомстить так, чтобы не пострадать самому, ему нужна не только достойная жена, для этого Марьяна вполне подходила, но и положительное мнение окружающих.

Он пожалел о том, что пришлось признаться Грибову о связи с Эллой, но Аркадий воспринимал это обстоятельство, как неизбежное зло. К тому же, Кеша никому ничего не расскажет. Для него родня – это все. Нельзя допустить, чтобы кто-то узнал, что родившийся мальчик как-то связан с Аркадием Крамарем. Он блефовал, когда говорил, что готов признать ребенка. Нужно срочно придумать что-то более действенное.

Он сделал несколько шагов, навис над женой и ласково погладил ее по подбородку. Он улыбнулся, когда увидел, что она вздрогнула.

- Только посмей заикнуться о разводе и тогда увидишь, что будет.

Марьяна на мгновение закрыла глаза, но затем посмотрела на него ненавидящим взглядом и спросила:

- И что же? Убьешь меня?

- Хуже. Заберу у тебя детей. У меня для этого достаточно денег и связей.

- Ты не посмеешь. Зачем тебе девочки?

- Мне – ни к чему, но ты расстроишься. Будь паинькой, и я тебя больше не трону.

Марьяна покачала головой. Она ему не верила. Он и сам себе не верил. Иногда ему хотелось измениться. Он даже пытался, но потом решил, что ни к чему сдерживать свою суть. Он - настоящий мужчина и может делать все, что посчитает нужным. Этому его научил отчим. И его настоящий отец. Своими поступками.

Маркитан ждал его возле знакомой палаты. Егору показалось, что адвокат слегка осунулся, пока нес вахту в больнице. Бритт даже посочувствовал ему, но, с другой стороны, Виктора никто не заставлял маячить возле Измайловой.

Поверенный смерил Егора обвиняющим взглядом, но в его голосе прозвучало сожаление:

- Она потеряла ребенка. Вы потеряли. – Егор промолчал. Он не ожидал, что так случится, и сам не знал, что почувствовал в этот миг. – Пока ты добирался, Вероника побывала в операционной.

- Как она?

- Говорят, что уже отошла от наркоза, но меня к ней не пустили.

Егор кивнул и вошел в палату. Медсестра, в этот момент поправлявшая пациентке подушку, узнала его, кивнула и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Он заставил себя подойти к кровати и сесть рядом. Перед ним лежала бледная тень красавицы, с которой он целый год делил постель. Бледная кожа и яркие волосы, рассыпавшиеся по подушке, делали ее похожей на фарфоровую куклу – только без румянца на щеках.

Неожиданно «кукла» открыла глаза, огромные, как зеленые озера, и всхлипнула.

- Его больше нет. – Егор сжал тонкую руку и промолчал. Он больше ничем не мог помочь этой женщине. – Это ты во всем виноват!

Ее голос прозвучал на удивление громко, а обвинение опалило, заставив почувствовать вину. Но в чем она, его вина? Он не обещал ей жениться. И лгать не хотел. Бритт даже сейчас не сомневался, что лучше не дарить ложных надежд – даже во благо, но решил, что сейчас не время для оправданий.

- Тебе нельзя волноваться.

- Что ты понимаешь?! Я хотела его, чтобы ты там не думал. А теперь… Мне так плохо.

- Все наладится.

Слова прозвучали не слишком обнадеживающе, но Бритт совершенно растерялся. Он не знал, что сказать.

- Лицемер! Из-за тебя я потеряла своего малыша. Ты бросил нас, когда мы в тебе нуждались. Возможно, это даже был мальчик. Сын!

Ника зарыдала. Егор погладил ее по руке.

Несмотря на то, что он не планировал этого ребенка, Бритт не мог оставаться равнодушным. Он уже привык думать, что у него появится сын или дочь. А тут… Бедная Ника. Он не должен был чувствовать себя виноватым, но чувствовал.

- Мне очень жаль.

После этих слов Ника взвилась на кровати и завизжала:

- Жаль?! А что теперь делать мне? Я уже смирилась с ролью матери-одиночки. По твоей милости, между прочим. Теперь же мне впору обращаться к психиатру!

Егор больше не мог этого слушать. Он поднялся со словами:

- Вижу, мне лучше уйти. Ты слишком нервничаешь в моем присутствии.

- Убегаешь?! Трус! Беги, скатертью дорога! Только вот, что я тебе скажу: тебе не убежать от мысли о том, что это ты убил своего ребенка!

Эти слова продолжали звучать в ушах Бритта, пока он закрывал дверь. Он согласился с Никой только в одном – она нуждается в помощи специалиста.

В его голове гудело, когда он шел к Маркитану. По дороге его перехватил доктор, который лечил Веронику.

- Извините, что отнимаю ваше время, но нам нужно поговорить.

Егор кивнул и прошел вслед за доктором к окну.

- Ей нужны еще какие-то лекарства? Говорите, я оплачу.

- Речь пойдет не об этом.

- Слушаю.

- Мне хотелось бы увериться, что вы не станете предъявлять претензии к лечению и писать жалобы. Мы сделали все, что в наших силах.

- Даже в мыслях не было. Почему вдруг такой разговор?

- Это вы сейчас так говорите. Но, учитывая странное, простите, но даже слегка неадекватное, поведение вашей… подруги…

- Это вы о чем?

- Я не стал бы вам говорить, но во избежание недоразумений…

- Мне хотелось бы знать.

- Вероника Измайлова отсутствовала в палате два часа перед обедом. Нянечка сообщила об этом дежурной медсестре, и та нашла ее. Угадайте где? В тренажерном зале, расположенном в травматологии. Там проводятся реабилитационные мероприятия. И это после кровотечения! Неудивительно, что оно возобновилось.

Врач говорил что-то еще, но Егор с трудом разбирал слова. Его разум мутился от ярости. Бритту хотелось вернуться в палату и вытрясти из Вероники душу. Даже не за то, что она сделала с их ребенком, а за те слова, которые кричала ему вслед, заставляя чувствовать себя злодеем. Он пригрел рядом змею.

Егор приказал себе успокоиться. Он остановил взволнованного доктора словами:

- Спасибо за все, что вы сделали. Лечение будет полностью оплачено. Обещаю, не будет никаких жалоб.

- Я надеялся, что вы поймете.

Бритт распрощался с доктором, подошел к Маркитану и решительно произнес, глядя ему в глаза:

- Можешь думать обо мне, что хочешь, но с сегодняшнего дня я не хочу слышать ни единого слова об Измайловой. – Виктор нахмурился и попытался возразить, но Бритт не дал ему высказаться. – Лечение оплатишь, но более ничего. Не заставляй меня рассказывать тебе подробности. Не сейчас. Но если ты решишь променять службу у меня на Нику, прежде познакомься с ее мамашей, сделай себе одолжение. Я буду на связи.

Егор подумал, что, наверное, стоило обо всем рассказать Маркитану, чтобы тот не совершил самой трагичной ошибки в своей жизни, но он не мог себя заставить. Чересчур чудовищным и неправдоподобным казалось поведение Ники. Бритт надеялся, что у Виктора хватит здравого смысла не попасться в западню слез, льющихся из красивых, но очень коварных глаз.

Студию освещали несколько ламп и беспрерывные щелчки фотоаппарата. Лора работала над фотоальбомом для очаровательной девочки, приблизительно одного возраста с Юлей. Несмотря на юные лета, малышка артистично улыбалась в камеру и ловко передвигалась между предметами антуража, вызывая умиление на лицах взрослых, присутствующих на съемках. Казалось, в относительно небольшом помещении собралась вся родня, чтобы присутствовать при столь знаменательном событии.

Наблюдая за маленькой моделью, Сима вспомнила дочь и пожалела, что до сих пор не попросила подругу сделать ее фотопортрет. Серафима пыталась представить, как та поведет себя перед фотокамерой. Предстанет такой же раскрепощенной, как девочка, целовавшая в этот момент огромную панду, или растеряется? Серафима понимала, что трудно предвидеть поведение ребенка, собственно, как и поступки взрослых, но попробовать определенно стоило.

Посмотрев на часы, Сима сняла мокрый плащ и присела на низкий диванчик у самого входа. Она приготовилась ждать столько, сколько потребуется. Серафима договорилась о встрече с подругой еще утром. Лора уже распланировала рабочий день, но обещала выкроить час в полдень. До двенадцати оставалось пятнадцать минут.