Сара Уэстли - Поединок с тенью

Рыцарь поднял своего коня на дыбы перед графом и откинул забрало. Кряжистый граф, фигурой напоминавший старый дуб, – нагнулся вперед и вручил пажу дорогой золотой поднос, чтобы тот передал его Сен-Обэну.

А потом…

– Я думаю, вам следует возвратить шарф, милорд, – произнес граф и указал на Дженевру.

Та, пристыла к месту.

Сен-Обэн опустил поводья и отцепил от шлема зеленый шелк. Вытащив копье, он наклонил наконечник, защищенный похожим на корону венчиком, и обмотал вокруг него шарф. Потом, плавно направив лошадь к Дженевре, свесился с седла и выставил вперед копье, чтобы она могла забрать свою вещь.

Смущенно протянув руку за шарфом, Дженевра осмелилась посмотреть на будущего супруга. Она почти не разглядела его лица, увидев лишь пару ярко-синих глаз, внимательно и бесстрастно разглядывавших ее лицо. И еще – крючковатый нос.

Из-за металлического шлема голос его звучал приглушенно:

– Благодарю вас, демуазель. Ваш шарф принес мне удачу.

Потом он пришпорил своего коня и поскакал с поля под непрекращающиеся радостные возгласы толпы.

Дженевра сидела не шевелясь, пока Мег старательно расчесывала ей волосы, дабы ее питомица выглядела как можно лучше на церемонии обручения.

– Похоже, он славный человек, – проговорила Мег, словно прочитав мысли, хозяйки. – Можно сказать, исполнение супружеского долга не доставит вам огорчений.

– Да, – согласилась Дженевра, размышляя, в чем же, собственно, будет состоять этот самый супружеский долг. Почему-то припомнились непристойные ужимки слуг и сквайров,[2] утолявших свою страсть в темных закоулках. Хотя это навряд ли имело какое-то отношение к долгу.

«Раз уж это необходимо для зарождения новой жизни, Господь, надо полагать, сделал акт соития приятным», – подумала Дженевра, признав, что внешность Роберта Сен-Обэна пробудила в ней томление и какую-то смутную боль. Перспектива исполнения супружеского долга показалась ей волнующей.

– Надеюсь, я научусь любить его.

– Да поможет тебе Господь, ибо любовь между мужем и женой облегчает бремя жизни.

– А вдруг он не полюбит меня? – Дженевра так печально произнесла это, что Мег перестала расчесывать девушку и крепко обняла ее, как в детстве.

– Конечно, он не мальчишка, такого на мякине не проведешь, – заявила Мег. – Но ты молода, хороша собой, и сердечко у тебя доброе…

– Какое там «хороша собой»! – возразила Дженевра. – Зеркало каждый день напоминает мне, что я не красавица. И сердечко у меня не такое доброе, коль я жажду задушить тетушку Ханну! Впрочем, к дядюшке я тоже теплых чувств не питаю. – Внезапно Дженевра развернулась и пылко обняла Мег. – Я люблю только тебя, моя дорогая Мег!

– Но если твой муж окажется человеком хорошим, ты и его полюбишь, – заверила ее Мег. – А что до твоей внешности, тут тебе сокрушаться нечего, уточка моя. У тебя тонкие косточки.

– Особенно нос!

– И нос твой не так уж плох. Во всяком случае, не хуже, чем у него. – Мег постаралась как следует рассмотреть лицо будущего мужа своей хозяйки и теперь рассуждала с превосходством, которое ей обеспечивала лучшая осведомленность.

– Подумай о наших бедных детках! – простонала Дженевра, и от улыбки на щеках ее заиграли ямочки, умилившие Мег.

– Тебе надо почаще улыбаться – и больше ничего, – усмехнулась служанка. – Твоему рыцарю это тоже не помешало бы, а то бедняга выглядит так, словно прошло много лун с тех пор, как он в последний раз веселился.

– И все же он выиграл турнир.

– Это, кажется, не доставило ему особого удовольствия. Не знаю, улыбался ли он под забралом, но после турнира вид у него был довольно мрачный.

– Может быть, он не желает жениться на мне? Голос Дженевры подрагивал от обиды.

Мег неодобрительно хмыкнула.

– Тогда зачем же он дал согласие на брак? В таких делах у мужчин всегда есть выбор. Может, он тоже сомневается в своей красе, – добавила она, уколов хозяйку. – В данных обстоятельствах это вполне естественно.

– О, Мег, я Бога буду молить, чтобы он не передумал!

Мег, покончив с расчесыванием, разделила волосы Дженевры на две части и принялась заплетать первую косу.

– Вам нечего бояться, мистрис Дженни. Он человек чести и сдержит слово. А взглянув на вас повнимательнее, окончательно убедится, что слово свое надо держать.

Мег назвала ее детским именем, и на душе у девушки потеплело. «Ну конечно, все будет хорошо, – думала она. – Но даже если что и сорвется, со мной всегда будет верная Мег. В ее любви можно не сомневаться».

Закончив заплетать вторую косу, служанка обвила обе косы вокруг ушей Дженевры и закрепила их с помощью пряжки, украшенной драгоценными камнями. Потом она открыла резную деревянную шкатулку и извлекла оттуда золотой обруч, который пристроила на макушке Дженевры.

– Ну вот и все! – восхищенно произнесла Мег. – Зеленое платье сочетается с цветом твоих глаз, а алый плащ оттеняет волосы. Как тебе идет этот роскошный наряд!

– Особенно после обносков, в которых я щеголяла раньше, – грустно заметила Дженевра. – Но, Мег, – трепетными пальцами Девушка дотронулась до золотой ленты на лбу, – где ты достала такой дивный обруч?

– Лорд Хескит привез с собой эту шкатулку. Посмотри, в ней все драгоценности твоей матери. Видимо, он просто не осмелился продать их. Однако держу пари, что его супруга вволю попользовалась ими.

– В таком случае ей будет их сильно недоставать, – пробурчала Дженевра и принялась копаться в шкатулке. Она вытащила оттуда золотой браслет с инкрустированной геммой, который навеял ей смутные воспоминания о матери. – Я надену вот это, – тихо произнесла она, закрепляя браслет поверх рукава своего отделанного шелком платья. – И эту брошь. Пристегни ее мне на плащ. Я помню, как в детстве играла ею.

– Да, так оно и было, – подтвердила Мег, выполняя распоряжение хозяйки. – Эта брошка тебе очень нравилась. Леди Маргарет была бы счастлива увидеть тебя в ее украшениях. Бедная леди, – тихо добавила она.

– Расскажи мне о ней, – попросила Дженевра.

– Твоя мама была красивее тебя и очень милого нрава, даже двор не испортил ее. Она и пробыла там недолго – чуть больше года, ухаживала за королевой после тяжелого недуга, и за хорошую службу ей был дарован Мерлинскрэг. Я стала ее камеристкой, когда она вернулась в Блоксли. Увы! Твоя мама вернулась обесчещенной и так тосковала, бедняжка, из-за разлуки с любимым! Когда ты родилась, леди Маргарет призналась мне, что он был сквайром благородного происхождения, ожидавшим посвящения в рыцари. Она сказала, что они тайком обвенчались, но попросила ни единой душе не говорить об этом. Мы с ней были почти одного возраста, и леди Маргарет мне доверялась во всем.

– Но почему она не сказала об этом дедушке?

– Боялась подвести своего возлюбленного. Его отец был человеком властным и жестоким. Он обязательно лишил бы сына наследства, если бы узнал правду, а того хуже, приказал бы расторгнуть брак.

– Но разве такое возможно, если они обвенчались?

– Он был могущественным человеком, влиятельным в самых высших кругах. Святая церковь всегда может найти причины для расторжения любого брака, особенно если получит… веские доводы.

– Ты имеешь в виду деньги, – мрачно произнесла Дженевра, расстроенная малодушием отца, не сумевшего отстоять свое счастье.

– Твои родители были слишком молоды, чтобы тягаться с сильными мира сего. К тому же твой отец надеялся получить согласие на брак, ведь он был младшим сыном и на титул не претендовал.

– Но ему это не удалось и потому он так и не решился признать свою жену и ребенка?

– Похоже на то.

– Ты слишком великодушна, Мег. Он был трусом. – Дженевра помолчала немного, теребя брошь и обдумывая печальную историю своего рождения. А потом спросила: – Значит, она даже тебе не призналась, кто мой отец?

– Нет, утеночек мой. Он так и не появился, и леди Маргарет утратила всякий интерес к жизни. Однажды зимой она простудилась и просто-напросто угасла.

– Как жаль! Мне так ее не хватало! Об этом она разве не думала?

– Думала, мистрис Дженни. Леди Маргарет души не чаяла в своей дочурке. Говорила, что ты очень похожа на отца.

– Скорее всего, носом, – пробормотала Дженевра и, взяв полированное стальное зеркальце, вновь принялась разглядывать эту незадавшуюся часть своего лица. «До чего же он горбат и костист!»

– Нет, утеночек. Носом ты удалась в маму.

– Так чем же я удалась в отца?

Мег внимательно всмотрелась в нежное, с тонкими чертами лицо девушки.

– Цветом волос, хотя он был рыжее тебя. И глаза – зеленые. И его широкие скулы. Так говорила твоя мать.

– Хотелось бы на него взглянуть. Но я все равно считаю, что он трус. Как можно было бросить нас?

Мег пожала плечами.

– Ярость отца оказалась сильнее его любви. Думаю, так. Или, быть может, случилось нечто такое, что помешало ему. – Она вздохнула. – Бог весть.

– Что ж, похоже, Роберт Сен-Обэн не такой уж гордый, раз женится на незаконнорожденной. – Дженевра распрямила плечи и тяжело вздохнула. – Ну что, я готова?

– Да, мистрис Дженни. Сейчас за тобой придут. Ты выглядишь великолепно! – Мег склонила голову набок. – Я слышу шаги на лестнице.

Дженевра делила комнату в апартаментах с двумя другими молодыми дамами, которые, на ее счастье, отсутствовали. Чета Хескитов располагалась этажом ниже. Дженевра не удивилась, обнаружив, что Ханна явилась за ней собственной персоной.

Девушка покорно поднялась и предстала перед придирчивым оком тетки.

– О, на тебе драгоценности матери?

– Да, тетя. Я считаю своим долгом произвести впечатление на лорда Сен-Обэна.

– Разумно, – мрачно согласилась та. – Думаю, тебе это удастся. Надень плащ. И следуй за мной.

Мег набросила на плечи Дженевры плащ, при этом подбадривающе обняв ее, и Ханна Хескит властным жестом повелела девушке следовать за ней по винтовой лестнице на нижний этаж. Миновав внутренние переходы, они взобрались по каменным лестницам и прошли коридором, ведущим в большой зал. Он так и кишел слугами, накрывавшими столы для пиршества.

Группа людей собралась на возвышении в противоположном конце зала. Дженевра увидела своего дядю Джилберта и графа Нортемпстона. Двое мужчин рядом с ними явно были нотариусами, приглашенными для заключения брачного договора. Девушка поспешно перевела взгляд на высокую, могучего сложения фигуру – безошибочно распознав жениха, она направилась к нему решительным шагом.

Дженевра шла, а юбки ее шуршали о засыпанный тростником пол, и в воздух поднимался приятный запах разбросанных повсюду душистых трав. Наконец-то она могла повнимательнее рассмотреть человека, с которым ей суждено провести всю жизнь.

В отличие от других гостей Сен-Обэн был без головного убора, и волосы его отливали золотом в бликах бесчисленных факелов и свечей, освещавших зал. Одет он был роскошно, но мрачновато – во все черное. Плащ, отделанный белым горностаем, был пристегнут к плечу большой пряжкой, сверкавшей драгоценными камнями, стройные бедра облегал украшенный самоцветами рыцарский пояс. С пояса свисал длинный кинжал с замысловато инкрустированной рукояткой, в красивых серебряных ножнах.

Дженевра, приближаясь, видела все это в зыблющемся свете факелов – будто сквозь туман. Но как только она поднялась по ступеням помоста и подошла к группе ожидавших ее людей, ускользавшее от нее лицо жениха обрело отчетливость.

Лицо сильного человека, испещренное бороздами – следами сурового опыта. Взгляды их встретились. Потом Сен-Обэн опустил синие глаза, склоняясь в приветствии. Его твердые, тонко очерченные губы не улыбнулись. А нос… «Мег была права». Нос был не слишком-то красив – чересчур крючковатый. И все же общее впечатление от его внешности оставалось приятным. «Он какой-то… значительный» – именно это слово подходило ему как нельзя лучше.

Сен-Обэн поднял голову, лицо его смягчилось. Он улыбнулся. И Дженевра влюбилась.

В зале царила обычная суматоха, предшествующая праздничному событию, но Дженевра не видела и не слышала ничего, очарованная улыбкой Роберта Сен-Обэна. Впрочем, она понимала, что барон просто-напросто человек учтивый. Глаза его оставались холодными, настороженными, даже враждебными. И все же Дженевре его улыбка показалась неотразимой.

Она преображала его суровое лицо, лицо воина, обветренное и обожженное солнцем, делала его моложе. Поначалу Дженевра думала, что емy лет тридцать пять, теперь же ей показалось, что он не старше двадцати пяти. Значит, решила она, ему около тридцати.

Сердце Дженевры благодарно забилось в ответ на эту улыбку. Несмотря на то, что глаза барона оставались настороженными, их ярко-синий взгляд смягчился, едва он посмотрел на девушку. Он словно сочувствовал ее нервозному состоянию и как бы призывал к спокойствию.

Со своими светлыми, цвета пшеницы, волосами и крючковатым носом Сен-Обэн и впрямь походил на золотого орла, который был его эмблемой. «Однако это птица не робкого десятка, охотнику не слуга, не то что сокол с наброшенным на голову колпачком, привязанный цепью к насесту за резным креслом Нортемпстона», – подумала Дженевра.