Когда мы поехали на пир, я уже полностью успокоилась. А выглядела я… Ах, тресни моя шнуровка! — до чего же я сама себе нравилась!

На мне было нарядное бархатное блио редкого персикового цвета, тесно облегавшее мою грудь и бока. Его длинный шлейф и ниспадающие до самого пола рукава были подбиты черно— золотистой узорчатой парчой. Я еще не появлялась прилюдно в этом наряде, чувствовала, как он мне идет, видела, как завистливо поглядывают на меня дамы и даже, — не всегда же мне быть второй! — моя законнорожденная титулованная сестра Матильда. И еще бы ей не смотреть. Ее одеяние из зеленого сукна не шло ни в какое сравнение с моим нарядом. Что и говорить, Матильда никогда не умела как следует подать себя, уверенная, что ее статус наследницы престола вполне может заменить красоту и изящество. Единственная достойная деталь ее туалета — легкая вуаль из розового муслина с серебристой каймой — и та была преподнесена ей моим супругом.

Поистине Эдгар знал толк в дамских нарядах, и это совсем не умаляло его достоинств как мужчины!

Как раз сегодня я спрашивала у него совета, собираясь на пир, и именно Эдгару принадлежала мысль добавить к моему блио украшения из темных гранатов в золотой оправе: длинные серьги, спускающиеся едва ли не до ключиц, и восхитительный пояс, небрежно охватывавший мои бедра и застегивавшийся крупным гранатом немного ниже живота. Его концы свешивались почти до колен и волнующе покачивались, когда я двигалась. Прибавьте к этому тонкую золотую сетку для волос и чеканный золотой обруч вокруг лба — и вы поймете, как я выглядела на пиру. Даже мой брат Ричард Глочестер, отнюдь не блиставший галантностью, неожиданно произнес столь вычурный комплимент, что я невольно рассмеялась. Но следующий вопрос Роберта поставил меня в тупик: он полюбопытствовал, имела ли я уже беседу со стюардом двора, отцом Гуго Бигода? Когда я отрицательно покачала головой, Глочестер попросил, чтобы я снисходительно отнеслась к просьбе сэра Роджера.

— Но я ведь всегда милостиво относилась к Бигодам, — ответила я, но при этом оглянулась, поискав глазами Эдгара. Вряд ли бы ему понравилось то, что я сказала.

Супруг мой выглядел в этот вечер не менее элегантно, чем я. Его кафтан бежевого бархата с серебряной вышивкой ниспадал мягкими складками до колен, а по подолу был опушен полосой нежного куньего меха. Талию стягивал пояс из чеканных пластин, украшенных янтарем, и такой же янтарь светился на рукояти свисающего сбоку кинжала. Свои волосы Эдгар зачесал с боков назад, но спереди они ниспадали на лоб естественно вьющимися прядями. Граф Норфолк стоял, о чем-то беседуя с Генри Винчестерским, но, почувствовав мой взгляд, оглянулся и подмигнул мне. Я отвернулась, пряча улыбку. Мне нравился неожиданный легкий флирт меж нами. И я знала, к чему он приведет. Этой ночью даже неудобства и теснота нашего городского жилища не помешают Эдгару взять меня… Взять… Я ощутила, как по спине прошли мурашки. И готова была признать, что хочу этого. Этой ночью… Я по-прежнему стану упираться, но он возьмет свое. А я уступлю…

Когда все стали располагаться за длинными, расставленными «покоем» столами, мы с мужем сели рядом. Эдгар не удержался, чтобы не огладить под скатертью мое колено. Я тут же ущипнула его за руку. Он лишь рассмеялся.

С первой подачей блюд в зал внесли добытую моим кречетом цаплю. Она была как следует выдержана в соусах и отлично прожарена. Но Эдгар все же негромко заметил мне, что я оказалась права и мясо цапли действительно жестковато. Я только улыбнулась:

— Я ведь нередко бываю права, не так ли, супруг мой?

Он игриво смотрел на меня.

— Клянусь своим сердцем, что сегодня не стану спорить с вами, миледи.

Вскоре начались танцы. По большей части я танцевала с Эдгаром. Мы стояли в шеренге танцующих, медленно и величаво расходились скользящим шагом, делали повороты, поклоны. Но потом музыка стала звонче и мы ускорили шаг, разбились на два хоровода — то дамы образовывали внутренний круг, а мужчины внешний, то дамы, кружась, выходили наружу, а мужчины, притопывая, сходились во внутреннем кольце. Стало веселее, даже низкий свод Нортгемптонского замка не так давил на голову. В красноватом свете факелов мы скакали и кружились, поочередно меняя партнеров, и вот уже Вильям Ипрский, мой бывший жених, смущенно теряется, когда вынужден обнять меня и обвести вокруг себя, а теперь я ударяю в ладоши с лукавым Джеффри де Мандевилем. Ах, как же чудесно, что мы прибыли в Нортгемптон!

Факелы чадили от колебаний воздуха, развевались вуали, слышались хлопки, смех. Обходя зал, скользя среди шеренги танцующих, я находила Эдгара, кружась, сплетала с ним пальцы, тут же смеялась над тоскливой физиономией графа Суррея, успевала обменяться шуткой с братом Реджинальдом Корнуоллом, дальше…

В первый миг я решила, что мне померещилось. Неясный свет факелов, чередование света и тени, нечеткие силуэты. И вот, словно заведенная, я делаю оборот ладонь к ладони с Гуго Бигодом. Я только моргнула, узнав его высокую худощавую фигуру, коротко стриженные светлые волосы, блеснувшие под усами в улыбке зубы.

— Гуго!..

— Тсс, Бэртрада. Постарайся после полуночи быть у старой часовни в замковом саду. Я буду ждать, радость моя…

И вот я уже делаю оборот с другим танцором. Со следующим, следующим. Я невольно стала озираться, ища взглядом Гуго. Не померещилось же мне? И в какой-то момент я его увидела, стоявшего возле входа в зал. Гуго смотрел на меня, улыбаясь, но тут же вышел, и только ткань занавеси колебалась, словно в подтверждение, что он все же был тут. Невероятно! Король Генрих объявил Гуго смутьяном, появись он при дворе — и его немедленно схватят. И все же он имел дерзость явиться. Назначил мне встречу. Как же он тосковал по мне, если пришел даже с риском для своей свободы!

Пожалуй, мне не сразу удалось справиться с волнением. Эдгар заметил это.

— Может, ты устала, милая? Ты вдруг так погрустнела. Хочешь, покинем пир?

Я согласилась, что несколько утомлена. Охота, езда верхом, потом это застолье, танцы. Дескать, я бы и впрямь ушла, однако именно сегодня Матильда настояла, чтобы я осталась ночевать с ней — мы ведь сестры, а нам так редко приходится бывать вместе. Я говорила все это мужу, опасаясь только, как бы он не уличил меня во лжи, спросив об этом Матильду.

Он погрустнел.

— Конечно, я понимаю. Придется велеть нашей прислуге остаться в замке.

Знаете, я почти почувствовала себя виноватой, почти была готова отказаться от задуманного. Ведь что такое Гуго? И как он смел назначать мне свидание, когда сам должен понимать, что я при муже? Однако я промолчала. Я хотела встретиться с Гуго, мне было любопытно с ним поговорить. Он ведь так поддерживал меня ранее, был так верен, когда Эдгар открыто игнорировал меня, принуждал подчиняться.

Но едва я оказалась в отведенном мне покое, то пожалела, что осталась. Брр, как там было неуютно и мрачно. И если, даже живя в тесноте городского дома с Эдгаром, я не была лишена некоего комфорта, каким так любил обустраивать свой быт мой супруг, то в этих сырых комнатах воняло мочой чужих псов, а постель по сути представляла собой ящик с соломой. И хотя мне выделили постельное белье и одеяло, но как же ворчала моя Маго, когда взбивала солому на ложе, а Клара даже расплакалась, поняв, что ей придется спать на полу в прихожей. Чтобы хоть как-то развеять дурное настроение, я пару раз дернула Клару за косы и отвесила увесистую пощечину уныло сопевшему пажу.

Однако тут пришел сэр Роджер Бигод, отец Гуго, с корзиной фруктов и ароматными свечами. Следом за ним слуги внесли лохань с теплой водой. Стюард вел себя необычайно предупредительно, поглядывал на меня взглядом преданного пса. Что ж, не так уж и плохо иметь должником лорда-стюарда королевского двора.

Я тут же осведомилась, отчего среди приглашенных не было Уильяма, старшего сына Бигода, на что тот ответил, что позже я все узнаю.

Когда он удалился, я сняла деревянный ставень с окна. Светила полная луна, где-то протяжно ухал филин. Было тепло. Прекрасная ночь для свидания. А Гуго…

Свечи, принесенные сэром Роджером, были с отметинами, рядом с которыми стояли цифры, означающие промежуток времени — часы и половины часа. Я опустилась в кресло и стала сонно смотреть, как желтый воск тает у латинской цифры X. Это означало, что мне ждать еще целых два часа.

Чтобы как-то скоротать время, я пошла к Матильде. Она еще не спала, просматривала какие-то свитки. На меня даже не глянула, но ее нерасположение только взбодрило меня. Я стала донимать сестру расспросами, отчего супруг отпустил ее одну, когда еще не забылась история с ней и Гаем Круэльским. Не опасается ли Жоффруа, что возле Матильды опять объявится некто…

Мне все же удалось задеть Матильду. Она гневно отшвырнула перо.

— Не тебе заботиться о моей нравственности, Бэртрада. Но если желаешь знать, в мире нет второго Гая де Шампера, а следовательно, графу Анжуйскому не к кому более меня ревновать.

— Неужели? Ну а если бы твой отважный крестоносец все же пожелал тебя увидеть и, пользуясь отсутствием Анжу, тайно прибыл в Нортгемптон? Или он так боится гнева нашего отца, что не решится на встречу с возлюбленной?

Матильда откинула за плечо волну распущенных рыже— каштановых волос.

— Ты не понимаешь, Бэртрада. Сэр Гай перво-наперво не пожелал бы своим появлением скомпрометировать меня. Особенно теперь, когда я на вершине славы и за мной так следят.

Я чуть вздрогнула. А как же я и Гуго? Понимает ли он, чем я рискую, встречаясь с ним? И я отвлеклась, спросив у сестры, уверен ли ее муж, что маленький Генрих Анжуйский его сын? Похож ли он на отца?

Матильда как-то по-особому гордо улыбнулась.

— О, мой Генри — Анжу! Он чудесный, и Жоффруа ни на миг не сомневается, что это его ребенок. Наш сын — наследник графств Анжу, Мэна и Турени, герцогства Нормандии и Английской короны. А похож он… В нем сразу видна кровь Завоевателя. И он рыжий.

Я ничего не смыслила в детях. Но если Матильда не лжет и ее сын пошел в род Вильгельма Завоевателя — он удержит Англию. Если до того ее сможет удержать Матильда.

Говорить нам больше было не о чем, и я пошла к себе. Глядела, как медленно тает воск на свече. Боже, еще нет и одиннадцати. А меня так клонит в сон. Я еще какое-то время ворочалась на неудобной кровати, чувствовала, как покалывают соломинки сквозь простыню.

Разбудило меня покашливание спавшей у порога Маго. В покое было темно, только потоки лунного света вливались в открытое окно. Свеча с делениями догорела до основания, а значит, время уже перевалило за полночь. Но воск еще не остыл, я ощущала его запах, и значит, не так сильно я и проспала. Однако подниматься и куда-то идти не хотелось. Я согрелась под одеялом, мне было так удобно во вмятине осевшей под моим телом соломы. Стоит ли вставать? Но Гуго… Мне вдруг стало любопытно, как долго он сможет меня ждать. Пусть ждет. Или уходит.

Снова я спала, и снова меня разбудил кашель няньки.

— Маго, поди вон. Ты мне мешаешь.

Она послушно удалилась, а я лежала, окончательно потеряв сон, глядела в окно. Свет луны уже был не так ярок, небо стало сереть. Ночи в июле так коротки. Интересно, ждет ли меня Гуго или, отчаявшись, ушел? Да и где он пропадал все это время? И что имел в виду старый Бигод, говоря, что позже я все узнаю? Ведь по нему было видно, что он знает о моей намечавшейся встрече с его сыном. Но дождется ли меня этот сын?

Ух, как мне вдруг стало это важно! Гуго, влюбленный, дерзкий, нетерпеливый… Мне с ним было легко, как ни с кем иным. Мы с Гуго понимали друг друга, нам всегда было весело, мы дразнили всех, устраивали розыгрыши, дерзили, издевались. Издевались даже над Эдгаром. А без Гуго я вмиг стала беззащитной. Возможно, если бы не желание мужа обрюхатить меня, то я бы и по сей день оставалась узницей в Гронвуде. А вот Гуго сумел ему отомстить за меня, поднять по всему Норфолку мятеж, так что Эдгару уже было не до наказания жены, свою бы голову спасти. И все это для меня сделал Гуго. Вот это поклонник! И сейчас он ждет меня. Конечно ждет!

Я вскочила, торопливо накинула поверх рубахи длинную вельветовую накидку, зашнуровала башмачки. Скрутила узлом волосы, кое-как заколола. Немного растрепана, но ничего — это даже придаст мне особую соблазнительность.

Я не стала никого будить, тихо перешагивала через спавших слуг. Борода Христова! — как обычно ругался Гуго, — я совсем позабыла, что когда в замках останавливается столько вельмож, их люди спят где угодно, и по сути весь путь мне то и дело приходилось перешагивать через спавших в переходах, спотыкаться о чьи-то тела, наступать на чьи-то руки. Наконец узкая лестница привела меня к двери в сад. На улице было сыро, вился легкий туман. Но уже достаточно рассвело, и я легко нашла в глубине сада мрачную, словно высеченную из каменной глыбы часовню.