Симона Вилар - Поединок соперниц

Я упал. Крестоносец одним прыжком перемахнул через алтарь, за который я пытался уползти, и его высокие сапоги оказались рядом с моим лицом. Я сжался, ожидая, что он опять начнет колотить меня арбалетом, но он словно и не замечал меня. И тут над головой я услышал хохот этого разбойника.

— Эй вы, королевские ищейки! Зря стараетесь! Вам надо знать, что удача всегда на стороне отважных.

И свист. Каким же презрительным и наглым он мне показался! Такого в своем соборе я и вообразить не мог. На меня, прямо к алтарю, сквозь мечущуюся толпу несся демонический вороной жеребец. В распахнутые створки соборных врат позади него врывались потоки солнечного света, и в этом освещении дьявольский конь с развевающейся гривой казался охваченным пламенем. Но это не было видением — я видел, как шарахается толпа, как подковы коня высекают искры из плит пола.

Вороной остановился вплотную ко мне и загарцевал, гремя копытами. Тогда Гай де Шампер ступил на мою спину, как на подножку для всадников, и одним прыжком оказался в седле. Конь взвился на дыбы, громко заржал, а в следующее мгновение, мелькнув в озаренных солнцем вратах собора, исчез.

Стражники, воины, монахи и прихожане, тесня друг друга, бросились следом. Крики «Лови!», «Назад!», вопли страха и азарта слились в сплошную какофонию.

Увы, прискорбную мессу довелось нам отслужить в Бери-Сент-Эдмундсе в это утро.

Собор опустел быстрее, чем можно было ожидать. Я попытался подняться, и кто-то поддержал меня под локоть. Я оглянулся — брат Дэннис.

— Ступай прочь!

Я вырвал руку и остановился, ощупывая громадную шишку на темени. И сейчас же заметил Эдгара и Гиту. Граф сидел на корточках у цоколя колонны, на какой она опустилась, обнимал, гладя по волосам. Но тут что-то заставило его поглядеть в темноту бокового придела, и я видел, как напряглось и застыло его лицо. Проследив за его взглядом, замерла и Гита, а затем спрятала лицо у него на груди.

Эдгар же неотступно смотрел туда, где пыталась укрыться за колонной его жена.

— Я бы удивился, если бы тут обошлось без тебя, Бэртрада, — промолвил он наконец.

Графиня не сводила глаз с этих двоих, сжимая побелевшими пальцами складки пелерины у горла.

— Но это не может продолжаться целую вечность, — продолжал Эдгар голосом, который подхватывало эхо сводов: — Я развожусь с тобой, и Святой Престол будет на моей стороне!

Потом он обнял Гиту за плечи и они ушли.

Бэртрада осталась стоять, лишь глаза ее неестественно расширились.

Я также двинулся прочь. Надоело мне все. Устал. И ощутимо болела шишка на темени, и необходимо было срочно переодеться. Но идти в уборную было уже незачем. Как ни постыдно об этом говорить, но ниже пояса моя сутана была мокра насквозь.

Страшное слово «развод» подкосило меня. Я словно погрузилась в колдовское оцепенение, жила, как водоросль под водой. Это было полное поражение. Мне больше не за что было бороться, нечего отстаивать. От меня отказались. Эдгар отказался.

Целые дни я проводила в одиночестве, все глубже погружаясь в безысходность и отчаяние. Порой я подолгу смотрела на след от ожога на своей ладони. Давным-давно, чтобы оправдаться перед мужем и вернуть его доверие, я поднесла ладонь к пламени свечи. Это случилось, когда погиб Адам. Или я его столкнула — уже не помню.

Именно тогда я поняла, как мне необходим Эдгар, как я его люблю. Но любил ли он меня? Я часто вспоминала наш первый поцелуй в часовне Фалеза, великолепную свадьбу в Норидже, соколиную охоту на пустошах близ Нортгемптона. В те дни я была счастлива и уверена в себе. И эту уверенность мне давало восхищение, которое я читала в глазах Эдгара. Я была любима и желанна. И у меня были силы, я знала, что смогу добиться всего, чего хочу. А хотела я его любви, за нее я боролась, ради нее лгала и совершала преступления.

Но теперь он отрекся от меня, решившись начать процедуру развода. Я его потеряла — а значит, потеряла все…

В Бери-Сент-Эдмундсе царило необычайное оживление. В аббатство прибыла королева Аделиза в сопровождении графа— трубадура Уильяма Суррея. Примчался и верный поклонник бесплодной Аделизы, лорд д’Обиньи. Аббат Ансельм с ног сбивался, стремясь всем угодить. Мы с ним теперь почти не виделись, но впервые мне было не до задушевных бесед со святым отцом.

Вербное воскресенье, затем уборка к Чистому четвергу, Пепельная пятница, всеобщее ликование Пасхального Воскресения… Шум, суета, веселье. Народ толпами валил посмотреть великолепную мистерию [102], которую поставили в соборе Святого Эдмунда.

Я же уходила от всего этого прочь. Меня сопровождал только граф Суррей, которого Аделиза отдалила от себя, стоило только появиться д’Обиньи. Тогда граф, повсеместно известный как невыносимый зануда, счел возможным навязать мне свое общество. Среди нашей знати ему не было равных в унылости, но эта унылость каким-то образом перекликалась с моим теперешним состоянием духа.

Граф Суррей брал в руки девятиструнную лютню, брал несколько тоскливых, бесконечно повторяющихся аккордов и начинал напевать:

Тоска, тоска… Куда мне деться?

Куда укрыться от нее?..

Каким обманом отвертеться,

Чтоб не кружило воронье?

Я закрывала глаза, тембр его голоса был приятен, а слова не имели значения. Стоял погожий апрельский день, и мы сидели с графом в большом саду аббатства. Нежно сияло солнце, над головой шелестела листва, на каменных постаментах белели алебастровые вазоны с цветами. Рай земной. Но все это весеннее сияние и шелест не доставляли мне ни малейшей радости.

Не верю в счастье и удачу.

С улыбкою Фортуна лжет.

Я от отчаянья не плачу —

Былая гордость не дает.

Я рассеянно следила за тем, как тонкие пальцы графа Уильяма перебирают струны. У него были нервные, изящные, холеные, как у женщины, руки.

Суррей не был воином, хотя в последнее время и стал поговаривать, что сколотит отряд надежных людей, бросит все и отправится воевать с сарацинами в Святую землю. Уж и не знаю, чем не угодила Англия этому владельцу обширных земель, молодому и довольно привлекательному мужчине, женатому на пригожей леди, что ему понадобилось плыть и скакать за тысячи миль в надежде изменить собственную жизнь. Увы, от себя не убежишь!

Возможно, и я выглядела в его глазах столь же процветающей леди, которая из каприза предпочитает жить в обители Бери-Сент-Эдмундс, а не пользуется всеми благами своего положения графини Норфолка. Нет человека без тайны, но моя тайна вскоре станет всеобщим достоянием. Все узнают, что Эдгар Армстронг, человек, которого я сделала своим супругом и возвеличила, готов добиваться развода и потерять свой титул, лишь бы отделаться от меня.

Из-за ограды долетел счастливый смех королевы Аделизы. Вне всякого сомнения — она проводит время с д’Обиньи. В другое время я бы не отказала себе в удовольствии позлословить о «сердечной дружбе» этих двоих. Однако королева, соблюдая приличия, появилась на аллее сада уже без своего поклонника. Но лицо ее выдавало — глаза сияли, щеки покрывал румянец, а легкие светлые одежды Аделизы развевались по ветру, как крылья.

Королева приблизилась, сделав Суррею знак удалиться.

— Вы стали такой смиренной, Бэртрада, — проговорила она, присаживаясь рядом. — И знаете, милая, мне словно недостает ваших колкостей и милых проказ.

Я молчала, гадая, известно ли ей, что от меня отказались? Но Эдгар хоть в этом был великодушен, не трубил повсюду о предстоящем разводе. Вероятно, Аделизе известно о том, что мой супруг живет с постоянной любовницей, но вряд ли ее этим удивишь. Жена любвеобильного Генриха Боклерка давно смирилась с тем, что король имеет любовниц. Все это окупалось ее положением, той свободой и почестями, которые она получила благодаря браку с королем. Но ведь сама она, будучи много младше короля, никогда не любила его, я же была больна от любви к Эдгару. И моя благосклонность к Суррею всего лишь служила ширмой, за которой я прятала свое разбитое сердце.

— Странного поклонника вы избрали на сей раз, Бэртрада, — заметила Аделиза, глядя на понуро удалявшегося графа. — В обществе бедолаги Суррея даже цветы начинают вянуть, а от его унылой улыбки молоко скисает на милю вокруг. Эдгар Армстронг — вот уж мужчина так мужчина. Думаю, вы не откажетесь прибыть вместе с ним на майский смотр войск в Нормандии?

Я слушала ее рассеянно, но тут невольно сосредоточилась. Что эта курица болтает о поездке моего супруга ко двору? Аделиза тут же пояснила, что в Нормандии неспокойно, и Генрих Боклерк велел своим вассалам привести отряды на смотр в Руан.

Вот как? Наверняка именно при этой встрече граф Норфолк и сообщит королю о своем намерении развестись. И конечно же, представит все происшедшее в необходимом ему свете. Это означает, что я должна не киснуть в обществе Суррея, а первой прибыть к королю и успеть настроить его против зятя, да так, чтобы он принял мою сторону.

В Нормандии я оказалась уже через неделю и застала герцогство чуть ли не на военном положении. Повсюду вооруженные отряды, заставы на дорогах и бесконечные проверки и расспросы.

Отца в столице не было. Меня встретил новый епископ руанский Хагон, он-то и поведал, что зять короля Жоффруа Анжуйский и его супруга Матильда готовы с оружием в руках отстаивать свои права на те земли Нормандии, которые Генрих I посулил им по договору, но не спешит передавать. Анжуйская чета считает, что король водит их за нос, в то время как его гонцы то и дело скачут к Теобальду и обратно, и еще неизвестно, не изменит ли король завещание и не передаст ли власть племяннику. Между Анжу и Нормандией уже произошли открытые столкновения, и многие говорят, что строптивость анжуйской парочки может привести к большой войне.

Я мгновенно окунулась в волны большой политики. Меня это отвлекло, освежило и даже обнадежило. Сейчас отцу вовсе не до семейных дрязг одного из графов, и он может попросту отправить Эдгара ни с чем. Но остановит ли это моего мужа? И где следует находиться мне, пока все не уляжется?

Любезность епископа Хагона простиралась так далеко, что он пообещал предоставить мне резиденцию в большом аббатстве Святого Мартина, расположенном на острове посреди Сены. Этот священнослужитель и в самом деле был мил со мной. Довольно молодой для своего высокого сана, он являлся истинным воплощением той гордой северной породы — потомков викингов, что еще изредка попадались среди нормандской знати: рослый, статный, с золотистыми волосами, изящно уложенными вокруг тонзуры, с лицом скорее воина, нежели священника, с прозрачными, как виноградины, зелеными глазами в сетке мелких лукавых морщинок.

Епископ отпускал весьма светские комплименты, и мы недурно проводили с ним время. Ах, тресни моя шнуровка, — мне всегда нравились духовные лица.

Внимание Хагона отчасти вернуло мне прежнюю уверенность в себе, и я уже не выглядела жалкой и потерянной, когда в Руан прибыл мой отец. И разумеется, я постаралась представить ему историю наших с Эдгаром отношений таким образом, каким сочла для себя наивыгоднейшим. Я перечислила все обиды и унижения и поведала, как супруг изгнал меня из Гронвуда — замка, который смог построить только благодаря мне, а сам поселил там шлюху, из-за которой затеял дело о разводе со мной.

Однако отец выслушал меня не совсем так, как я ожидала. Взгляд его был отсутствующим, и он почти не задавал вопросов. Кроме одного: отчего я до сих пор не забеременела.

Я сцепила пальцы так, что суставы захрустели.

— Вероятно, вы не расслышали, что я сказала, государь. Мой муж попросту не предоставил мне такой возможности. Он спит с другой женщиной, а не со мной, своей законной супругой. Не могла же я понести от Святого Духа!

Отец пожал плечами.

— Бесплодие женщины — весьма существенный повод для развода. Однако успокойся, вскоре Эдгар будет здесь, и я сам разберусь во всем.

Его «успокойся» я получила как камень — так равнодушно и тяжело это было произнесено. И тогда я стала говорить, что развод — это позор в семье, это бесчестье для потомков Завоевателя. Ведь даже сам Генрих не развелся с Аделизой, не желая иметь в роду это пятно. И не мне же претерпеть подобное от ничтожного сакса…

— Которого ты сама так настойчиво добивалась. А ведь я тебя предостерегал! — резко прервал меня отец. — Я говорил тебе, Бэртрада: в подобном союзе тебя ждет немало сложностей. Ты заполучила Эдгара Армстронга как приз, ты без конца напоминала ему о совершенном тобой благодеянии, не сознавая, как унижаешь его этим. И как следствие — ваши постоянные ссоры, твои мятежи против него, нескончаемая вражда. Если хочешь знать, известие о вашем разводе не кажется мне чем-то неожиданным. Дрязги в семье Норфолков давно стали темой для пересудов. При этом Эдгар превосходно справился с доверенной ему властью, а ты только тем и занималась, что сеяла смуту везде, где могла. Если ваш союз распадется, ты станешь самой обесславленной дамой Европы — настолько обесславленной, что мне и нового мужа тебе не подыскать. Кто согласится взять в жены строптивицу, интриганку, да к тому же еще и бесплодную? И это еще не все. Как можно истолковать все эти твои истории с Гуго Бигодом и то, что, оставив мужа, ты едва ли не полгода жила при настоятеле Бери-Сент-Эдмундса? Ты не успела прибыть в Нормандию и уже отличилась, связавшись с Хагоном Руанским, известнейшим совратителем и женолюбцем!