– Все будет хорошо, княгинюшка, – шепнул Енай.

– Да. У нас всё будет хорошо.

Наутро, Евдокия, Енай и избитый Андрей были готовы ехать в Москву. Бравлин не хотел оставлять любимую женщину одну, и потому вызвался быть сопровождающим. Климу были даны подробные указания о том, как сопроводить Софью и Ивана Истоминых до Твери. Ивану был необходим хороший лекарь. Софья же хотела поскорее вернуться в Петербург, хотя мысль о предстоящей разлуке с Верейским мучила её. Она стояла рядом с каретою, и смотрела на синее от побоев, отекшее лицо Андрея.

– Обещайте, мне писать. Я прошу вас, – заглядывая в глаза своему спасителю, томно про- говорила Истомина, – я буду ждать. Пишите мне непременно.

Андрей невольно любовался Софьей, даже в смятении своих чувств, она была хороша, как заморская сладость в сахаре. Но как объяснить этой молоденькой женщине, что он не хочет писать ей писем, и никаких отношений с ней не хочет. У него были другие планы, которые он вынашивал долгими ночами, пытаясь найти возможности к их осуществ- лению. Однако, было сложно бороться с этим обаянием, потому что Софья вытаскивала из него мужчину, который жаждал бурных страстей, но так старательно их избегал. Верейс- кий умоляюще посмотрел на Евдокию, мысленно прося у неё помощи. Он знал, что она поймет. Велигорова кликнула своего кучера, недалеко болтавшего с каким-то мужичком. Он закрыл двери кареты, и вскочил на козлы. Енай, сидя на коне, с улыбкой посмотрел на Софью. «Беги, сахарная сладость, позаботься о своем мужа», – подумал он. Но Софья не спешила к раненному Ивану, она стояла на дороге до тех пор, пока Андрей в карете не скрылся из вида. А между тем, туда же выехали конные пехотинцы, которые конвои- ровали пойманных разбойников с их семьями. Евдокия внимательно осмотрела всех арестованных. Дяди Степана среди них не было. На следующий день, придя в себя, Истомин настоял на том, чтобы Софья не искала ему лекарей, а отвезла его в Валдайский монастырь. Путь до монастыря скрашивала только летняя погода и роскошный август. Все остальное Иван осознавал плохо, но в те мгновения, когда он приходил в себя, неистово мысленно молился, чтобы доехать живым. И когда они, наконец- то добрались до обители, Климу с товарищами пришлось вносить Ивана в Успенский собор, и поспеш- но звать настоятеля. Иван был очень плох. Софья осталась прогуливаться снаружи. Исто- мина усадили на стасидию31. На него сверху смотрел Бог и ангелы, и их взгляды, казались ему очень грозными. Когда пришёл настоятель, готовый принять исповедь, Ивана всего трясло от переживаний, которые наполняли его сердце. Ему мерещилась дыба, и он Истомин весел на ней, и его пытали. Священник начал читать положенные молитвы.

– Батюшка, – выкрикнул Иван, – Батюшка, я предал своего лучшего друга! Предал на муче- ния и смерть! – и зарыдал тяжело и горько. Он рыдал долго, прерываясь на исповедь своих грехов, потом хватая воздух губами, пытался молиться вслед за священником. Его трясло от напряжения, и от тяжелой раны он едва не терял сознание. Но в самые безнадё- жные моменты его кто-то вытаскивал из глубокого забытья, словно ангел хранитель, и все продолжалось до тех пор, пока над ним ни была произнесена разрешительная молитва. Тогда он сник, замолчал, и дрожь отпустила его. Истомина бледного, словно полотно в беспамятстве разместили в келье. Настоятель монастыря разрешил Истоминым остаться. А тем временем в озере Валдай отражалось безмятежное голубое небо, напоминающее людям, что в Мире есть милосердие. Так незаметно, прошел август, и сентябрь, и к Покрову Истомины вернулись в Санкт-Петербург. В это время, как обычно бывает в России после лета, и относительного политического затишья, в стране вспомнили о давно назревших вопросах, которые надлежало решить видным вельможам и членам Верхов- ного тайного совета. Обсуждение предполагалось бурное, ибо надлежало подумать о крестьянах и о размере их подушной подати. И что нужно сделать, чтобы эту подать уменьшить, и найти средства для содержания армии. Крестьянские хозяйства были изряд- но разорены, их имущества не хватало на уплату подати, и им приходилось продавать свои нехитрые пожитки, скотину, и закладывать своих детей. От таких тягот одни кресть- яне бежали от своих помещиков, умножая ряды разбойников, другие подавались в Запорожье, в Польшу или за Большой Камень32. Пока вельможи готовили свои соображе- ния об улучшение экономического ситуации в империи, княгиня Волконская устраивала очередную ассамблею для императрицы Екатерины Первой.

Софья сидела у печки, выложенной голландскими изразцами, и грелась, глядя в одну точку. Она устала от дороги, от непредсказуемой погоды, жизни в монастыре, и беспокой-ства за Андрея, по которому жутко соскучилась. Иван потихонечку поправлялся. Раны затянулись, и после исповеди, и монастыря он изменился. Они вернулись в Петербург эмоционально измотанными. После происшедшего, Истомин почти не разговаривал с же- ной, только односложные необходимые слова. Да и она не стремилась к этому. У каждого из них была своя причина избегать общения. Но тишину их семейной жизни, неожиданно нарушил пришедший в гости Крекшин. Он не вошел, он ворвался в их дом, полный своих планов, и измученный ожиданием их реализации. Истомин смерил друга настороженным жестким взглядом, чего Димитрий Осипович никак не ожидал.

– Иван, друг мой. Как ты? Как ваша поездка в Москву? Ты мне совсем ничего не писал. Я уже и не знал, что думать, – проговорил немного растерявшийся Крекшин.

Истомин указал другу на кресло и сам сел напротив в другое.

– Вели принести нам кофе или фронтиньяка. Сегодня очень холодно, – усаживаясь в крес- ло, продолжил Крекшин, потирая озябшие руки. – Как Софья Павловна? Здорова ли твоя жена?

Иван молчал. В первый раз в своей жизни это молчание давалось ему легко. Он всегда ощущал зависимость от Крекшина, которая иногда тяготила его, иногда он считал это проявлением давней дружбы. Раньше он бы поспешил заговорить с ним, чтобы угодить, настраиваясь на некое превосходство Димитрия. Но сейчас он почувствовал себя свобод- ным от своего давнего друга, и ничем ему не обязанным.

– У нас все хорошо, – заставил себя ответить Иван. – Софья Павловна здорова. Она в своей комнате отдыхает. Как ты узнал, что мы вернулись в Петербург? Я никому не сообщал об этом.

– Ну, ты забываешь, где я состою на службе, Иван, – недовольно проговорил Крекшин. Я не узнаю тебя. Ты не рад своему другу? Что с тобой? Я спешил порадовать тебя и твою жену приглашением на маскированный бал. Хотел, чтобы после сонной Москвы, вы мог- ли окунуться в праздник, который так любит императрица. Ты выглядишь не совсем здо- ровым. Хочешь, я приглашу к тебе Брументроста.

– Ты полагаешь, что мне нужен лекарь? – парировал Истомин.

– Нет. Но ты, – Крекшин был обескуражен.

Ого, какая перемена! Не ожидал. На Димитрия Осиповича смотрел совсем другой человек. Его взгляд изменился, да и интонации голоса тоже.

– Я, пожалуй, пойду. Дурная погода, дурное настроение.

Крекшин поспешил встать и уйти. Истомина, почему-то развеселила сцена бегства Димит- рия. Он улыбнулся, глядя вслед бывшему другу и наставнику. В комнату вошла, кутаю- щаяся в шерстяной платок, Софья.

– Кто- то приходил?

– Да. Крекшин.

– А откуда он узнал, что мы вернулись?

– Я не знаю, но могу догадаться.

– И что он хотел?

– Хотел нас порадовать приглашением на маскированный бал.

Слова «маскированный бал» вызвали у Софьи странные чувства, будто все её танцы, романтические планы и ассамблеи были в другой жизни, и вдруг, ей очень захотелось вспомнить ту другую жизнь.

– Я думаю, Иван Васильевич, нам следует пойти. Мы так давно никуда не выходили. Исто- мин задумчиво посмотрел на дверь, в которую недавно вышел Крекшин.

– Да, конечно. Нам следует пойти.

В установленное для ассамблей время в доме прокурора военной коллегии Пашкова Егора Ивановича начали собираться ряженые гости. Вдохновительницей и зачинщицей этого опять стала Аграфена Петровна Волконская. У подъезда шипел и кружился фейер- верк. Кареты быстро подлетали, и высаживали особ в немыслимых нарядах. Некоторые гости были одеты как бургомистры, другие как персияне, испанцы, аббаты, римские войны, капуцины, кто-то в нарочито больших париках привлекали к себе невольное вни- мание. Некоторые, посчитали возможным, прийти в нарядах бояр с длинными фальши- выми бородами. Кем-то была собрана когорта из пяти карлов, наряженных стариками. Софья Павловна выбрала темно зеленое платье с шитьем и небольшую маску, изображая фею. Истомин облачился в костюм шкипера и нарочито держал в руках большую курите- льную трубку. Все вокруг приятно возбуждало ощущением праздника. Как только Софья вошла, она почувствовала восхищённые взгляды, обращённые на неё, ибо она впечатляла грацией и очарованием. Она осмотрелась. О, это ощущение мирской радости, которое когда-то так вдохновляло её, что все её существо приятно трепетало. Это было то самое будоражащее чувство, таящихся совсем рядом авантюрных приключений. Истомина вдох- нула полной грудью, и хотела, как прежде заставить себя играть безусловное счастье мо- лодой жены. Но осеклась, пережитое, и передуманное остановило её. Иван тоже был печа- лен, он оставил жену одну, и направился к замеченному им Нарышкину, одетому прела- том. Неожиданно, к Софье подлетела загадочная «Диана-охотница» – Аграфена Петровна.

– Софья Павловна, я очень рада вас видеть. Я прошу вас следовать за мной.

Волконская потащила Софью за собой.

– Что- то случилось, Аграфена Петровна?

– Софья Павловна, вас ждёт одно лицо.

Загадочно заговорила княгиня Волконская. Софья равнодушно посмотрела на Аграфену.

– Я не знаю о чем вы.

– Вам не к лицу меланхолия, моя милая.

Волконская потащила Софью за собой по коридору и впихнула в потаённую комнату. Она была небольшая, без окон, стены, обитые гобеленами, небольшой столик и два стула с резными ножками. Несколько свечей освещали фигуру человека, сидевшего спиной к Соне. Его испанский камзол мерцал шитьем. Софья Павловна окинула взглядом незнаком- ца, и почувствовала некое волнение.

– Вы хотели меня видеть? – неуверенно проговорила Софья.

Мужчина указал ей на стул с высокой спинкой. Софья села. Маска и полумрак не позволя-

ли разглядеть лицо незнакомца. Молчание затягивалось. Истомина вдруг поймала себя на мысли, что раньше бы такая встреча была бы для неё еще одной романтической страницей её жизни, она бы непременно взволновала её авантюрную натуру, но теперь она сидит в этой тайной комнате, и ей безразлично происходящее.

– Вы изволите молчать? Чем обязана?

Незнакомец встал, Истомина тоже, намереваясь уйти. Но мужчина взял её руку и поцело- вал.

– Да кто вы?

Она в порыве чувств сорвала маску и отпряла.

– Андрей, – выдохнула Истомина. – Андрей!

Софья не верила своим глазам. Это был он, её любимый, по которому она истосковалась, измучилась, считая дни и часы, и мечтая об их встрече. Женщина рванулась навстречу, раскрывшему объятия, князю Верейскому, который хотя и был инициатором этого свида- ния, в глубине души все еще боролся со страстной частью своей натуры, ибо хотел и не хотел этих отношений одновременно. Софья в объятиях Андрея заплакала, слишком мно- го переживаний пришлось на её долю в монастыре.

– Мой спаситель. Если бы вы знали, как мечтала я об этом дне.

В это мгновение Истомина искренне верила, что действительно влюблена в Андрея. Это чувство захватило её целиком, и необходимость дальнейших побед, отошла в самый даль- ний уголок её сердца. Верейский обнимал Софью со странным чувством, обнимал её муж- чина, а человек в нём категорически был против этого. Хотя в какой-то момент именно мужчина в нем заставил Андрея покинуть Москву и устремиться в Петербург, несмотря ни на что, даже на уговоры, уважаемой им Евдокии. Пока Софья тихо плакала в его объя- тиях, он думал об обещании, данном Велигоровой скрывать свое появление в столице, и вести себя благоразумно.

Истомин стоял без дела, ему не удалось поговорить с Нарышкиным, тот был занят разговором с Абрамом Ганнибалом. Взгляд Ивана привлек зашедший в залу Крекшин с Карлом Густавом Левенвольде и его братом, фаворитом императрицы красавцем Рейн- гольдом Густавом Левенвольде. Недавно им обоим императрица пожаловала титул гра- фов. «Каков прохвост!» – подумалось, отчего-то, Ивану. – Вон, как высоко метит». О дурной славе фаворита Екатерине Первой ходило много сплетен, в особенности о его лжи- вости и коварстве. Он и его приятель Эрнст Бирон были частенько поводом для оче- редной неблаговидной истории. Но Рейнгольд был более умен, чем его друг, и осознавая свою привлекательность, пользовался ей в полной мере, чтобы поживиться за счет, очарованных им женщин. Возможно, иногда он вспоминал, как начал свои похождения и карьеру ловеласа с соблазнения жены несчастного царевича Алексея Петровича, принцес- сы Шарлотты Кристины Софии Брауншвейг – Вольфенбюттельской. Он обожал развлече- ния и роскошь во всех её проявлениях. Слыл щеголем, игроком и мотом, и при этом был очень расчетлив и прагматичен. Он спешил получить массу наслаждения и выгоды. Вот и сейчас, он с удовольствием ловил на себе восхищенные взгляды, отчего его настроение было превосходным. Все ждали появление императрицы, которая должна была прибыть с князем Меньшиковым. После пышного приезда государыни, Крекшин подошёл к Истоми- ну.