К утру дождь прекратился. Жозе встретил его новостью, что Бонапарт достиг Фонтенбло, до которого всего восемнадцать километров, так что сражение неизбежно. К несчастью, вчера сын Жозе уехал в Нанжи и все еще не вернулся, так что пока у них нет свободных лошадей. Но он в любой момент может вернуться. Из-за чрезвычайной, кризисной ситуации, из-за возвращения императора, «маленького капрала» и отца народов, стоило ожидать, что наступит неразбериха. Жозе сражался в прежних кампаниях, в великих, победоносных битвах при Маренго и Аустерлице, но получил ранение и зажил скромной, но комфортной жизнью в Мелёне. Его работа, связанная с частыми отлучками из дома, помогла не оказаться под каблуком у жены. Конечно, она не сравнится со службой в великой армии, но казалась вполне сносной.

Его сын вернулся в полдень. Потрепанный, но симпатичный юноша с пылающим от волнения лицом.

— Сражение отменяется! Все уже приготовились, артиллерия собиралась палить, а кавалерия атаковать, как вдруг откуда ни возьмись появился открытый экипаж, в котором сидел Наполеон, и с ним небольшой конный эскорт. Кавалеристы тут же спешились, обняли старых товарищей, и через минуту все уже кричали: «Vive Napoleon! Vive Napoleon!». Вся армия переметнулась к нему!

Кобыла оказалась старой и плешивой, но на ней Росс мог добраться до Парижа. Императора от столицы теперь отделяли всего несколько часов. Росс знал, что делать: забрать жену и детей и, как только Наполеон въедет в Париж через одни ворота, покинуть город через другие. Он до последнего выполнял свое задание, и не его вина, что обстоятельства вынуждают уехать раньше.

Уезжать было жаль, потому что Росс наслаждался поездкой. Встречи со множеством людей, в основном французскими офицерами, борьба с незнакомым языком, который с каждым днем становился все понятнее, испытание свежими мыслями и взглядами, путешествия за город и светская жизнь Парижа — все это нравилось его неугомонной, любознательной натуре. А еще он знал, что Демельза тоже получает огромное удовольствие. Ему нравилось, что ее живость, свежесть и искренность вызывают восхищение как женщин, так и мужчин. А новые наряды придали ей еще больше шарма и красоты. Его забавляли люди, полагающие, будто она его вторая жена. Белла, справившаяся со своим детским увлечением Хавергалом, постоянно чему-то училась. И миссис Кемп с Генри тоже никто не причинил вреда.

Жаль, что они не смогут провести Пасху в Париже вместе с Энисами, Джереми и Кьюби. Прекрасная бы вышла неделя. Но прежний Хозяин Европы опять на свободе, и все планы придется отложить, пока его снова вернут на Эльбу.

Росс пересек Сену и въехал в Париж со стороны Шарантона. Ему пришлось проехать через старую часть города, и он отметил непривычную для полудня понедельника тишину. Лавки были закрыты, но в кафе полно людей. Кое-где уже висели трехцветные флаги, и Росс заметил нескольких торговцев, снимавших королевские знамена и вешавших на их место имперских пчел и орлов. На площадях мужчины забирались на столы и заводили разговоры с прохожими. Группа рабочих сидела на скамьях, распевая «Vive l’Empereur».

Демельза наверняка волнуется, что он задерживается. Хотя Росс ничего не ел с самого завтрака, он поспешил и добрался до улицы Виль-Левек к четырем. Он оставил усталую лошадь у коновязи и, перепрыгивая через три ступени, поднялся наверх. Дверь оказалась заперта, и никто не отворил на стук. Наполовину раздраженный, наполовину встревоженный, он нащупал ключ и открыл дверь.

Окна закрыты ставнями, камин потушен. Он увидел записку.

Росс спустился вниз.

— Прости, подружка, — мрачно сказал он старой кобыле. — Еще несколько улиц.

Высокие внешние двери посольства, ведущие во двор, оказались закрыты и заперты. Как будто готовы отразить нашествие любых чужаков. Но спешившись, он заметил за занавеской верхнего окна над конюшней какое-то движение. Россу сейчас было не до деликатности; и когда он изо всех сил затрезвонил в колокольчик, ему с неохотой открыли. Караульный провел его через центральный вход в посольство, где их впустил заместитель секретаря. Росс читал письмо Демельзы за супом и бокалом вина, а Фицрой Сомерсет стоял спиной к огню и смотрел на него.

— Я советовал ей уехать. Все советовали. Отношение Бонапарта к противникам, особенно к англичанам, непредсказуемо. Если бы вашу семью задержали, ситуация оказалась бы безвыходной.

Росс кивнул, перечитывая письмо:

— Когда они уехали?

— Вчера поздно вечером. Или сегодня рано утром. Другой проблемой был экипаж. У нас не осталось лошадей, и если бы Демельза не уехала с мадемуазель де ла Блаш, то могло бы оказаться слишком поздно.

— Да, понимаю.

— А вы?

— Я? Моя захудалая кобыла протянет еще несколько миль.

— А деньги, чтобы купить ей замену?

— Вполне достаточно.

— Тогда я бы посоветовал вам уезжать. Нынче же ночью, если возможно. Для Наполеона сейчас лучшее время, чтобы войти в Париж. В худшем случае мы предоставим вам убежище. Но если вы располагаете лошадью, я бы посоветовал этим воспользоваться.

Росс допил вино.

— Лошадь нужно покормить, а это займет больше часа. Мадемуазель де ла Блаш не говорила, куда держит путь?

— Мы с ней не виделись, но полагаю, она поедет обычной дорогой до Кале.

— Тогда я смогу перехватить их там. Но вряд ли на этой кобыле.

Фицрой Сомерсет отошел от огня.

— Крайне досадная ситуация. Интересно, что об этом думает герцог?

— Что теперь снова будет сражаться, — ответил Росс.

— Не думаю, что теперь он надолго задержится в Вене. Вы ведь знаете, что Союзные державы объявили Наполеона вне закона? Если он не переубедит их аннулировать эту декларацию, начнется война... Но вся его великая армия, воевавшая на полуострове, теперь рассредоточена — часть в Америке, часть вообще расформирована! Если дойдет до сражения, герцогу придется командовать разрозненными частями и солдатами.

— А как поступите вы?

— Я? — откликнулся Сомерсет. — Уеду, как только позволит дипломатия. Хватит с меня посольской работы! Я должен присоединиться к армии, где бы она ни была и как только мне это позволят.


II

Росс снова привел лошадь в конюшню позади квартиры, чтобы ту накормили, напоили и дали ей отдохнуть. Ожидать, что это займет меньше двух часов, не приходилось.

Затем он поднялся наверх, в холодные и пустые комнаты. Открыл несколько ящиков и увидел, что его одежда по большей части лежит на месте, как и многие вещи Демельзы и детей. Получается, они уехали налегке. Вскоре, не в силах сохранять терпение, он снова вышел из дома и направился в дом де ла Блашей, который находился всего в полумиле, на улице д'Антен.

Въездные ворота оказались приоткрыты; он прошел через двор и постучал в дверь. Прошло несколько минут, а затем послышались шорохи, и кто-то приоткрыл дверь, не снимая цепочки.

— Мадам Виктуар, — произнес он. 

Это оказалась мрачная экономка Жоди.

— Oui, monsieur? — она, разумеется, его узнала.

— Ваша госпожа, мадемуазель де ла Блаш, уехала?

— О да, monsieur. Hier soir. [17]

— В котором часу?

Экономка пожала плечами.

— Neuf heures, neuf heures et demie [18]. Не помню точно.

Поскольку он не собирался уходить, она с неохотой сняла дверную цепочку и впустила его в зал. Внутри царил ужасный беспорядок.

— Кто-нибудь приходил после ее отъезда?

— Три человека из Service de Sûreté [19]. А я здесь совсем одна, не считая Марселя, который практически слеп.

— И чего хотели эти люди?

— Сказали только, что хотят побеседовать с мадемуазель де ла Блаш.

Росс огляделся.

— Моя жена и дети, как вам наверняка известно, уехали с мадемуазель де ла Блаш. Она делилась какими-то подробностями маршрута, которым поедет?

На угрюмом лице Виктуар сверкнул интерес.

— Monsieur? О нет, monsieur. Ни леди Полдарк, ни ее детей не было в экипаже. Мадам уехала в компании всего одного господина.

Росс уставился на нее.

— Но в письме жена говорила, что мадемуазель де ла Блаш взяла ее с собой! И детей.

— Я ничего об этом не слышала, monsieur. Об этом открыто говорили в моем присутствии, и я видела, как они уходили. Они уехали вдвоем в экипаже мадам. Я наблюдала за ними до конца улицы, затем поднялась в дом, заперлась и отправилась в постель.

Росс не спускал пристального взгляда с Виктуар. Пусть эта женщина напрочь лишена обаяния, ее честность очевидна.

— А кто тот мужчина, уехавший с вашей хозяйкой?

— Сир Меньер. Он известный при дворе человек, я видела его здесь и до того. Все решилось всего за несколько часов до отъезда. Из дворца пришло письмо, приказывающее мадам взять сира Меньера с собой. Возможно, именно поэтому планы изменились. Но имя леди Полдарк не упоминалось. Быть может, ей помог кто-то из друзей мадам. Скажем, мадам де Мезоннёв или мадам д'Энен. Все, кто только мог, уехали. А тем, кто остался, придется лишь ждать и сдаваться на милость тирана.

— Но в моем письме... — Росс остановился на полуслове. Продолжать спор было бессмысленно. — А эти люди... Эти люди из полиции спрашивали вас, куда уехала мадемуазель де ла Блаш?

— Разумеется. Я сказала, что она покинула Париж. И что мадам мне не доверяла, а потому я не знаю, куда и с кем она поехала.

На улице уже темнело. Росс направился обратно в квартиру. Его лодыжка болела не так сильно, как вчера. Возможно, ветреная погода скоро переменится.

А если он просто возьмет лошадь и уедет? Демельзе и детям наверняка удалось как-то уехать из города, иначе они бы ждали его в квартире. Планы могли резко измениться. Росс немного знал мадам д'Энен, но никогда не слышал о мадам де Мезоннёв. Возвращаться в посольство бесполезно. А что Анри де ла Блаш? Теперь, когда король уехал, а сопротивление под Мелёном débâcle [20], Анри мог вернуться в Тюильри, чтобы руководить эвакуацией дворца. Стоит ли рискнуть? Ведь это всего полмили отсюда.

Росс подошел к дворцу со стороны улицы Ришелье. Улицы по-прежнему были очень тихими и пустынными, но, дойдя до площади Каррузель, он услышал отдаленный гул голосов, и вскоре ему уже приходилось пробираться через громадную толпу людей, в которой оказалось немало солдат, они переговаривались, ворчали, переминались с ноги на ногу и сбивались в группы, чтобы перекурить.

Он почти достиг ступеней дворца, когда понял, чего все ждут. Раздавшийся где-то вдали крик мгновенно разлился по толпе, наступая на него, как морская волна в Корнуолле. Причина этого шума надвигалась, принося с собой все больше звуков. Теперь во всем дворце сияли огни. Распахнулись окна и зажглись свечи.

К дворцу приближался открытый экипаж, окруженный сверкающей кавалькадой, которая, однако, мало напоминала официальную кавалерийскую процессию. Большинство всадников достали сабли из ножен и торжественно размахивали ими, крича во все горло. Росс прекрасно разобрал слова.

Карета со скрипом остановился, и кучер спрыгнул на землю. В дверях дворца появились приветственно кланяющиеся и машущие люди. Человек двадцать соскочили с коней и бросились к карете. Сидящий в ней маленький коренастый человек поднялся на ноги и вяло взмахнул рукой, приветствуя толпу. Его подхватили и уже через несколько секунд понесли на руках. Люди вокруг Росса кричали, как сумасшедшие.

Коренастого человека пронесли по площади к распахнутым дверям дворца. Его опустили на землю и помогли подняться по ступеням. Несколько раз махнув рукой, он исчез внутри. Россу показалась, что на губах Бонапарта играет спокойная, уверенная улыбка.


Глава шестнадцатая


I

Карета выехала из Бурже в восемь часов утра двадцатого числа и направилась в Санлис. Они надеялись добраться до Сен-Кантена до темноты.

— Думаю, Росс никогда не простит меня за то, что я вовлекла его жену и детей во французскую политику, но поверь, предложив уехать со мной, я сделала это ради тебя.

— Да, не сомневаюсь.

— Ради тебя, но, честно признаюсь, и ради собственной безопасности. Но я понятия не имела, что меня попросят взять с собой месье Меньера.

Демельза взглянула на медленно плывущую за окном сельскую местность. Резкий солнечный луч пронзил густые облака, обещая долгожданный солнечный день. Белла играла в щелчки с Генри. Месье Меньер с прямой спиной сидел в своем углу, с заветной шкатулкой на коленях. Миссис Кемп заявила, что ночью не сомкнула глаз, а теперь дремала в уголке и не слышала разговор напротив.

— Когда стало ясно, что Бонапарт может войти в Париж, нужно было помешать ему захватить короля и королевскую сокровищницу. Короля Людовика могли бы взять в заложники, хотя кое-кто считает, что в этой ситуации он бы стал помехой. Но двух мнений о ценности королевских сокровищ быть не может. Бонапарт однажды уже закладывал их, чтобы профинансировать военную кампанию, ничто не помешало бы ему поступить так снова...