— Они поверили ее объяснению?

— Вроде да. Но Кэти никак не может себе простить. Мол, ей следовало знать. И еще ей кажется, что миссис Уорлегган затаила на нее обиду.

— Как жаль, Бен.

— Ага. И дело не только в этом, видишь ли. Кэти серьезно увлеклась Солом Гривсом. Думает, ее бросили и предали. Никогда я не видел ее такой! На прошлой неделе вернулась домой вне себя от горя и слез.

Он окинул хмурым взглядом море, в этот день тусклое и серое. Только волна прибоя наспех рисовала неразборчивые узоры, как первые детские каракули на доске.

— Ты ничем тут не поможешь, Бен. Но я могу сходить к мистеру Уорлеггану и заверить, что Кэти ни в чем не виновата.

Бен отвел взгляд.

— Это на редкость добрый поступок. Ты сходишь прямо сегодня?

— Я могу их навестить завтра утром по дороге домой. Мне почти по пути, и он мне кузен.

— Вот бы ты, — начал Бен, — повидалась и с Кэти, тоже был бы добрый поступок с твоей стороны, перекинулась бы с ней словечком. Похоже, она терзается от напрасных сожалений.


II

Поскольку Энисы отсутствовали, Клоуэнс все равно намеревалась навестить Валентина и Селину.

Вчерашняя пасмурная, унылая и теплая погода сменилась свежим западным ветерком, разогнавшим облака, выглянуло солнце, и накрапывал дождик. В точно такую же погоду мать Клоуэнс ехала по этой дороге за несколько лет до ее рождения, чтобы познакомиться с сэром Джоном Тревонансом — ради Росса, который вскоре должен был предстать перед судом.

С тех пор в доме мало что изменилось, за исключением шрамов заброшенных медеплавилен, которые почти уже зарубцевались, а совсем недавно начались работы рядом с домом, о чем свидетельствовали кучи сырой земли, кирпичи, камни и с десяток людей за тяжелой работой.

Приблизившись к крыльцу с колоннами, Клоуэнс собралась слезть с лошади, когда дверь распахнулась, подбежал Валентин и помог спешиться.

— Вот это да, Клоуэнс собственной персоной! Мы видели, как ты проезжаешь по долине. Я спросил у Тома, неужто это правда, одна и без сопровождения, моя собственная кузина? И посмотри-ка, кто тебя приветствует!

В дверном проходе стоял Том Гилдфорд. Он шагнул вперед с обаятельной улыбкой, свободно и непринужденно поцеловал Клоуэнс в губы. Она покраснела.

— Клоуэнс! Как здорово! И вдвойне приятней, что это сюрприз. Ты навещала отчий дом?

Они вошли внутрь. Селина пока не показывалась. Том, который познакомился с Клоуэнс через Валентина, уже несколько дней гостил у четы Уорлегганов, и все обменялись новостями. Молодые люди ничего не знали о страхах Демельзы, о ее приключениях по пути к Брюсселю, как и о задержании Росса. Печальное дело, посочувствовал Валентин, но в Англии многие выступают за мир. 

— Мне сообщили, что на прошлой неделе офицеры 51-го полка в Портсмуте подняли тост за старину Наполеона, а Сэмюэль Уитбред в Палате общин сказал, что Бонапарта приветствуют во Франции как освободителя и чудовищно объявлять войну простому народу, чтобы навязать ему нежеланное правительство. Знаешь, а мне кажется, они правы. Говорят, во Франции примут новую конституцию, которая притормозит излишнюю воинственность старины Наполеона. Желаю им удачи и рассчитываю, что войны не случится.

— Все европейские государства, — прибавил Том, — торжественно поклялись его свергнуть. Не представляю, как они нарушат обязательства.

— Не представляешь? — рассмеялся Валентин. — А ты забыл, что каких-то пару лет назад они нарушили все предыдущие соглашения с Бонапартом! Раз обманули однажды, обманут и дважды. Все переметнутся на другую сторону и завтра же побросают оружие, если им это выгодно!

Селина наконец спустилась вниз, грациозная, как всегда, пепельная блондинка с сонными глазами сиамской кошки и сдержанными манерами. Она уговорила Клоуэнс остаться на ранний обед. Они беседовали и смеялись, пока не подали на стол. Клоуэнс показалось, что между супругами возникла холодность. Это неудивительно, как ей представлялось, поскольку Валентин любил подзадоривать людей, а Селине заметно не хватало чувства юмора.

Они затеяли новое горнодобывающее предприятие рядом с домом — наверняка она уже заметила? — на основании старых карт и новых проб. Первыми все это придумали Анвин Тревонанс и человек по имени Ченхоллс, но их отправили восвояси. Теперь это их собственное первое предприятие, на которые они возлагают большие надежды. Цена на медь пока высока. На Уил-Лежер, что в паре миль вдоль берега, дела идут отлично. Шахту назовут Уил-Элизабет.

После обеда, когда слуги вышли из гостиной, Клоуэнс сказала, что слышала о Соле Гривсе. Об этом было проще упоминать в присутствии Тома Гилдфорда, нежели наедине с Селиной. Валентин признался, мол, жалеет, что не отправил ленивого жулика под суд; он заслуживает виселицы или тюрьмы; но Селина, благоволившая мужчинам приятной наружности, объявила, что они почти ничего не потеряли, просто вышвырнули его вон.

Выслушав обычное по сему поводу негодование Селины, Клоуэнс спросила:

— А Кэти?

Селина покосилась на нее.

— Ах, шарф. Это и впрямь вышло скверно. Ей следовало догадаться.

— А может, она и так догадалась, — вставил Валентин, — она находилась под его влиянием и, вероятно, могла выполнять его просьбы!

— Бен Картер, ее брат, очень за нее беспокоится, — сказала Клоуэнс.

— И не зря, — ответил Валентин. — Ей тоже надо уйти.

— А я так не считаю, — ответила Селина, как будто ей доставляло удовольствие перечить. — Кэти с нами с 1808 года — с тех самых пор, как мы сюда приехали. Она неуклюжая, простушка, но очень верная. Я не считаю, что она сознательно потворствовала воровству.

— Так значит, она все еще здесь? — наивно удивилась Клоуэнс. — Я не видела ее сегодня.

— Она на кухне. Я оправила ее туда в наказание. Но если все пойдет хорошо, то летом я верну ей место горничной.

— Вы не против, — попросила Клоуэнс, — чтобы я поговорила с ней перед отъездом? — В ответ на удивленный взгляд Селины она добавила: — Бен попросил с ней повидаться. Сказал, что она приняла все близко к сердцу.

Селина бросила взгляд на Валентина, который задрал длинный узкий нос и произнес:

— Малышка кузина, делай, как пожелаешь. Но умоляю, не освобождай ее от чувства вины.

— Когда двинешься в путь, Клоуэнс, — заговорил Том, — я поеду с тобой.

— Ох, Том, не утруждай себя! Одной ехать совсем не опасно.

— Опасности нет, но как насчет удовольствия? По крайней мере, доставь мне эту радость. Я доеду с тобой до предместий Пенрина, а потом покину, чтобы твой муж меня не увидел... Он дома или ходит по морям?

— Дома.

— Мне все равно надо навестить дядюшку, и как раз лучше всего отправиться сегодня, пока я не загостился окончательно. Если не желаешь со мной разговаривать, обещаю, я поеду позади.

— Ой, Том, — рассмеялась Клоуэнс, — ну разумеется, можешь со мной поехать, если желаешь. Раз уж тебе по пути.

— Уверяю тебя, мне очень даже по пути.


Глава вторая


I

Они покинули Уорлегганов в начале третьего. Ветер ослабевал, и прозрачное облако напоминало газовый шарф, обвивающий солнце. Но ничто не предвещало дождя, по крайней мере, до завтра. Покинув дом и добравшись до вершины холма, прежде чем свернуть с дороги вдоль побережья, Клоуэнс бросила последний взгляд на море.

— Ты скучаешь по нему? — спросил Том.

— Что? По морю? Ну что ты, у меня оно перед крыльцом! Но согласна, то море другое — тоже непокорное, но все равно другое. Мне кажется, я скучаю по утесам, прибою и какой-то дикости.

— Но ты счастлива?

— Да. О да. И мы строим дом!

Она рассказывала подробности, а лошади медленно шли дальше — до сумерек оставалось еще немало времени. Том сообщил, что получил предложение от Британской Ост-Индской компании отправиться в Бенгалию в качестве юридического советника.

— Ты примешь предложение?

— Там можно заработать хорошие деньги. Наверное, вернусь лет в сорок этаким толстосумом. И у меня нет семьи, как тебе известно.

— Так что же?

Он попридержал лошадь, и та решила пощипать траву.

— Мне по душе английская судебная коллегия. И если уж говорить о деньгах, то это хорошо оплачиваемая профессия, если добиться успеха!

— Сколько у тебя есть времени на решение?

— Несколько месяцев. Человек, место которого я займу, остается в Калькутте до сентября. Скорее всего, ответ понадобится к июлю.

— И как ты поступишь?

— Зависит от моих чувств к юной даме по имени Парфезия. Более известной как Патти.

Клоуэнс попридержала лошадь. 

— Ох... Вот как?.. — она посмотрела на дымок из шахты. — Ты ее любишь?

— Нет.

— А она?

— Она ко мне неравнодушна. Этого достаточно, чтобы выйти за меня. И мы нравимся друг другу. По-моему, приемлемая партия.

— Она красивая?

— Ты красивее.

Случайно или намеренно, но Неро опередил другую лошадь, и на пару минут их разговор прервался.

Затем Клоуэнс сказала:

— Прости, Том. Мне не следовало этого говорить.

— Вероятно, мне тоже. Но между нами давно уже все ясно и не нуждается в сокрытии из осмотрительности, ведь ты замужем. Мы оба достаточно взрослые, чтобы смотреть в лицо фактам безо всякого смущения.

Какое-то время они ехали молча.

— Получается, это второе решение, которое тебе придется вскорости принять, — высказалась Клоуэнс.

— Это точно, — и Том добавил с юмором: — наверное, к началу осенней судебной сессии.

Позже он рассказал о беспорядках в Лондоне, разразившихся в последний месяц после принятого билля о зерне. Шестьдесят тысяч подписей против, а толпа у дома Ф. Дж. Робинсона на Берлингтон-стрит, продвигавшего билль, пыталась снести ворота. Карету, на которой граф Пембрук ехал в Палату лордов, разломали на куски. Дома лорда Дарнли на Баркли-сквер и мистера Уэллэсли-Поула на Сэвил-Роу серьезно пострадали, пришлось вызвать солдат.

— Твоего отца там очень не хватает, — продолжил Том. — Когда я приезжал к вам в гости, он сказал, что его друзья-радикалы больше верят в мирные реформы, но полагаю, всех можно довести до предела.

— Толпу — несомненно, — сказала Клоуэнс.

— Ага, и не без причины. Цена на четырехфунтовую буханку в Лондоне уже в три раза выше, чем в Париже. Мистер Баринг блестяще высказался в Палате общин против билля о зерне, который, как тебе известно, запрещает ввоз зерна из-за границы. Насколько я помню, он сказал, что смысл билля о зерне состоит в том, чтобы подогнать количество населения под то количество зерна, что выращивается в Англии, вместо того, чтобы отрегулировать поставки зерна под нужды населения. Мы не удлиняем кровать под рост человека, а отрубаем ноги, что подогнать рост к кровати!

Солнце уже садилось, а попутный ветер разрисовал облака в небе в елочку.

— Том, а может, тебе податься в парламент?

— Юристам часто открыт туда доступ. Но затруднение состоит в том, что я колеблюсь между различными точками зрения. Не знаю, к чему склоняюсь больше.

Их последний разговор перед расставанием пошел о Кэти. Клоуэнс попросила оставить его в тайне.

— Тебя наверняка удивит мое беспокойство, но мать Бена и Кэти одно время работала у нас. А еще раньше их отец, Джим Картер, работал на моего отца, его поймали на браконьерстве и отправили в тюрьму. Отец узнал, что тот болен, поехал в тюрьму Лонсестона и вытащил его оттуда. Но Джим находился в слишком тяжелом состоянии и умер. Мой отец — крестный Бена, или Бенджи, как его тогда называли. Джинни снова вышла замуж за человека по имени Скобл. Но Бен и Кэти как будто часть семьи Полдарков. Знаю, мама тоже будет волноваться.

— В каком смысле волноваться? — не понял Том. — Из того, что я услышал, вроде как все благополучно закончилось.

— Увы, не совсем. Я повидалась с Кэти, сообщила, что ее простили и через несколько месяцев вернут должность горничной. А она сказала, что в положении.

— Вот как, — сказал Том и махнул рукой по высокой живой изгороди. — С этим ничего не поделаешь, верно? А Валентин с Селиной знают?

— Никто не знает. Она рассказала только мне. Лишь на этой неделе удостоверилась.

— А этот Гривс — отец?

— Да. Она ведь не девица легкого поведения. И ее сурово воспитывали. Я сама поражена. Джинни — строгая методистка. Кэти сказала, это случилось в феврале... Я тебя утомила?

— Вовсе нет.

— Она рассказала, что они с Гривсом остались вечером одни в доме, и тот уговорил ее выпить бокал вина. Как и ее брат, она никогда не пробовала спиртное. Один бокал за другим, полагаю, а потом...