Эньон противно захихикала и даже потрясла своей грудью.

— Лэрду мои сиськи очень даже нравятся. Ты понятия не имеешь, как порадовать такого мужчину, и никогда не научишься. Он будет тебя иметь, чтобы получить твое приданое, а потом приходить ко мне в постель, где получит настоящее удовольствие.

— Ну а я не намерена выходить замуж за этого мужчину, так что можешь утешить себя этой мыслью.

А что такому мужчине, как Гордон, нужно, чтобы получать удовольствие? Она осмотрела шотландку с ног до головы, пытаясь понять, что той известно о том, как ублажать мужчин. Эньон торжествующе усмехнулась:

— Кто бы говорил… На твоем личике все ясно написано. Не обманывайся тем представлением, которое он вчера вечером для тебя устроил. Он никакой не джентльмен, а горячий шотландец, который предпочитает таких женщин, которые умеют доставлять удовольствие.

— Что ж, прекрасно. Вот и успокойся.

Джемма на шаг отступила от этой гадкой твари. Если Гордону нравятся потаскухи, что ж, пусть Эньон его и ублажает. Она взяла себя в руки, чтобы ничем не выдать того разочарования, которое ее переполняло. Вместо этого она заставила себя повнимательнее смотреть на эту девицу, стараясь понять, говорит ли она правду о том, что хорошо знакома с телом Гордона.

Вполне вероятно, что он пошел к ней накануне вечером, оставив Джемму стоять с широко открытыми глазами и сладко ноющим телом.

Эньон шагнула, перегородив перед ней коридор и упираясь в бока обеими руками.

— Ты такая дура, английская малышка! Думаешь, я поверю твоей лжи насчет того, что лэрд тебе не нужен? Ты же осталась здесь, не уехала, а это ясно говорит мне, что ты — лживая сучка. Ты пытаешься задурить мне голову своей брехней, но сегодня вечером все равно будешь здесь, соблазняя лэрда и пытаясь его окрутить!

— Хватит с меня твоих глупостей! Если этот мужчина тебе нужен, так пойди и поищи его. Если бы у меня была возможность отсюда уехать, я ни минуты бы здесь не осталась. Но я не намерена стоять и слушать, как ты изливаешь свой яд на меня из-за своей дурацкой ревности. Причем явно не по делу.

А если этот человек еще хоть слово скажет об ухаживании, когда под этой же крышей живет его любовница, то Джемма, наверное, отвесит ему оплеуху. Сукин сын!

Эньон презрительно фыркнула:

— Не по делу? Еще одна ложь! Но чего еще можно ждать от англичан?

— Пойми, дурочка, у меня нет возможности уехать. А если у тебя есть предложения, то я буду рада, если ты мне их выскажешь.

Шотландка снова заухмылялась, явно наслаждаясь тем, что ей известно нечто такое, что Джемма хотела бы знать.

— Ну, говори! Я слушаю.

Джемма не собиралась терпеть нахальство этой девицы. Иногда приходится продемонстрировать, что ты не такая уж кроткая, иначе можно стать беспомощной жертвой тех, кому нравится мучить других.

— Если ты собираешься просто стоять и меня оскорблять, так у меня есть дела, которые мне поручила Ула.

— Доказываешь, какая из тебя выйдет хорошая женушка? Вот что ты задумала, английская шлюшка?

— Хватит! Я не шлюха, и ты не имеешь права называть меня тем словом, которого сама заслуживаешь своим поведением.

Эньон побагровела от ярости.

— Я — любовница лэрда! — прорычала девица. — Советую тебе кое-что понять про Шотландию, шлюшка-англичанка, здесь даже король женился на своей любовнице. Шотландские мужчины предпочитают до свадьбы узнать, что получат!

— Ну что ж, поскольку я не имею намерения показывать твоему лэрду, что он получит, если женится на мне, то можешь убираться ко всем чертям и не беспокоиться.

— Красиво сказано, но эти слова не изменят того, что ты по-прежнему здесь и выполняешь поручения Улы, пока твоя кобыла без дела стоит на конюшне.

— Что?!

Джемма почувствовала, как у нее загорелись щеки. Шотландка снова ухмыльнулась, но Джемма не намерена была и дальше ей потакать.

— Где моя лошадь?

Услышав ее тон, Эньон насмешливо выгнула бровь.

— Вы только послушайте! Можно подумать, что ты уже стала хозяйкой этого замка. Пытаешься приказывать?

Джемма бросила быстрый взгляд в сторону окна. Солнечный свет падал в него под углом, говоря о приближении заката. Она боялась вечера, потому что тогда Гордон обязательно вернется в замок — и она сомневалась в том, что сможет перед ним устоять.

— Если ты хочешь, чтобы я отсюда уехала, то скажи, где стоит моя кобыла и как отсюда уйти.

Услышав решимость в голосе Джеммы, Эньон перестала преграждать ей дорогу и опустила руки.

— Твоя кобыла в дальней конюшне, которая ближе всего к воротам. Оседлай ее, если умеешь, и никто не станет мешать тебе взять то, что тебе принадлежит, и уехать.

Как все просто! Джемма судорожно сглотнула, борясь с потребностью выразить свое возмущение. Гордон ведь не говорил, что ее кобылы в конюшне нет! Он хитроумно уклонился от ответа на ее вопрос, а она была настолько взволнована его присутствием, что не смогла четко выразить, что ее интересует.

— Ну, так ты уезжаешь? Или собираешься придумать еще какую-то ложь?

Джемма решительно сунула молодой шотландке груду простыней, не задержавшись, чтобы проверить, успела ли Эньон их принять. Она просто выпустила их и повернулась к молодой служанке спиной. Потребность побыстрее уехать переполняла ее, и она ускорила шаг, стараясь не прислушиваться к тревожному голосу разума, который пытался ее остановить. Она уже много месяцев ежедневно ездила верхом, и одна крайне неприятная встреча не превратит ее в беспомощную трусиху, которая готова всю жизнь прятаться за крепостными стенами. В жизни есть слишком много чудесных вещей. И, кроме того, она ощущала присутствие Гордона. Она очень ясно чувствовала, как он ходит вокруг нее по постоянно сужающейся спирали. На самом деле она бежит не от мужчины.

Она бежит, опасаясь не совладать с зарождающимся чувством к нему.

Большинство мужчин заводит любовниц, и ей придется смириться с этим, за кого бы она ни вышла замуж, однако ей безумно хотелось накричать на него за то, что у него есть с кем проводить ночи. Это совершенно бессмысленно, так что отъезд станет для нее единственным разумным выходом, если она не готова идти на риск быть опозоренной. Она не способна справляться с тем, как она на него реагирует — и это по-настоящему страшно.

На главном дворе все еще было очень оживленно. Юноши обучались военному делу под наблюдением старших. Они работали деревянными мечами, и звуки ударов тренировочного оружия эхом отражались от стены замка. Женщины поспешно заносили в дом остатки постиранного белья, которое сушилось в южной части двора, где громадные водяные колеса поднимали из реки воду, лившуюся сквозь узкие отверстия в крепостной стене. Мужчины стояли в дозоре на верху этой стены, но все их внимание было направлено вдаль. До нее донесся аппетитный аромат жарящегося мяса: в одном из громадных очагов кухни кухарка готовила оленину. Она целый день срезала с туши полоски мяса, чтобы нижние слои успели пропечься. Отрезанные куски она мелко рубила и смешивала с овощами, составляя начинку для пирогов, которые будут поданы к ужину. В клане Бэрраса еда была вкусной и обильной, что служило еще одним доказательством его благосостояния. Менее влиятельные кланы охотно старались услужить Бэррасу, опасаясь потерять возможность обратиться за помощью ближе к концу зимы, когда их собственные запасы будут истощены. Чаще всего союзы заключают по принуждению. Ее собственную невестку отдали Гордону потому, что ее кузен желал доказать свою верность клану Бэрраса.

Джемма еще раз обвела взглядом двор, проверяя, не смотрит ли на нее кто-нибудь, однако не обнаружила никаких признаков наблюдения. Казалось, что все думают только о том, чтобы завершить свои дела прежде, чем кухарка зазвонит, созывая на ужин. Старшие воины, обучавшие юнцов, заставляли их выкладываться в полную силу, чтобы развить у них выносливость и боевое искусство.

И ей тоже надо учиться не сдаваться, не пасовать перед трудностями.

Войдя на конюшню, Джемма приостановилась, дожидаясь, чтобы ее глаза привыкли к полумраку. В помещении пахло сеном и люцерной. Косые лучи солнца высвечивали мириады пылинок, парящих в теплом воздухе. Кони фыркали и топали копытами. Джемма заставила себя идти мимо них не спеша. Время от времени она поднимала руку и трепала кого-то из коней по морде, успокаивая их: она опасалась, как бы встревоженные животные не подняли шума, который выдаст ее присутствие. Постепенно она стала видеть лучше, различая масти коней, несмотря на скудное освещение. В конюшне не было темно — просто сумрачно. Идя мимо денников, она радостно улыбнулась, увидев свою Грозу. Как и говорила Эньон, ее лошадь стояла в дальнем конце конюшни.

Несмотря на все оскорбления, полученные от этой особы, Джемма решила, что будет мысленно благодарить ее за то, что та дала ей возможность уехать.

Из глубины ее души поднималась волна сожаления, но она отказалась прислушиваться к этому чувству. Взяв седло, она надежно закрепила его на спине кобылы, а потом взнуздала ее. Погладив рукой ее гладкую шею, она заговорила негромким голосом, знакомый звук которого заставил кобылу насторожить уши.

— Да, моя красавица, мы снова отправляемся в путь.

— Нет, дикая кошка! Не надо так торопиться.


Глава 5


Джемма разразилась длинным ругательством. Слова легко скатывались с ее языка — и она произносила их от всей души. Резко обернувшись, она обнаружила, что Гордон стоит в проходе, низко нагнув голову, чтобы лучше видеть ее в полумраке. Его напряженная фигура выглядела очень внушительно, и она ощутила невольную дрожь испуга.

— У тебя очень дурная привычка не следовать умным советам, милая.

Джемма поперхнулась от возмущения и выпалила:

— Советам? Вы намеренно обманули меня, когда я спросила, где моя лошадь!

Этот варвар еще имел нахальство спокойно пожать плечами!

— Ну, это правда.

Джемма тряхнула головой и, не выпуская поводьев, заявила:

— Значит, этот совет и не заслуживал того, чтобы ему следовать.

Держа голову гордо поднятой, она посмотрела прямо ему в глаза. Это был поединок двух характеров, и их столкновение оказалось настолько жарким, что под взглядом Гордона у нее мурашки пробежали по спине. В его глазах отразилась решимость, но Джемма не отступала. Ее воля не позволяла ей сдаться, пока ее пальцы лежали на коже уздечки. Она была так близка к цели, однако Гордон являл собой слишком серьезное препятствие.

— Ты можешь отправиться только обратно в мою башню. Ничего иного я не могу тебе посоветовать.

— Вы не имеете права меня здесь удерживать!

— Я получил разрешение твоего брата.

У нее изумленно открылся рот, но она не поверила своим ушам.

— Не может быть!

Ее слова были едва слышны, но эмоции, которые их переполняли, заставили ее кобылу прянуть в сторону. Гордон протянул руку, чтобы схватить уздечку, и Джемма выпустила ее, чтобы избежать контакта с ним.

Почему ей никогда не удается правильно оценить обстановку, чтобы лишний раз не встречаться с ним, избежать его прикосновения? Досада помогла ей справиться с потрясением, однако глубоко в ее сердце осталась острая боль.

Она возмущенно посмотрела на Гордона:

— Вы разговаривали с моим братом за то время, пока я здесь находилась? И Керан дал вам разрешение оставить меня?

Она выпалила эти два вопроса без паузы: ее мысли неслись слишком стремительно, чтобы она могла себя сдержать.

— Это так, милая, но я не просил его разрешения причинять тебе боль.

Он говорил негромко, и, посмотрев на него, она убедилась, что он слишком хорошо разглядел ее истинные чувства. Такая проницательность ее пугала.

— Меня не интересует, о чем думали вы или мой брат.

Она повернулась к нему спиной и ушла из конюшни. Боль не отставала от нее, ковыряя ей сердце тупым ножом. Керан ее брат! Как он мог согласиться на такое?

Ей казалось, что ком в горле чудовищно разросся, причиняя нестерпимую боль. Закон гласил, что Керан имеет полное право решать, чьей женой она станет. Если ее брат пожелает, она может оказаться в постели какого-нибудь старика, который годился бы ей в деды, или стать женой человека, который, как и Гордон, будет использовать ее для рождения наследников и в то же время совокупляться с любой понравившейся ему женщиной.

Однако воспоминания о прошлом вечере боролись с ее возмущением. Она усмотрела в поведении Гордона искреннее желание понравиться ей — нечто такое, что выпадает на долю только очень немногих девушек, особенно в эти времена, когда две английские королевы были обезглавлены. Мужчины следовали примеру своего короля, делая все, что им заблагорассудится, какие бы горести ни ложились при этом на плечи женщины.