В его глазах вспыхнуло какое-то чувство… вызов? возмущение? гнев?

— Ты думаешь, я не знаю, что такое честь? Мне было бы очень просто жениться на тебе и получить то, что я хочу. Дело не в этом. Сейчас я хочу добиться, чтобы ты мне доверилась.

Он поднял край ее сорочки, открыв ее ноги целиком. Его руки стали опускаться вниз вдоль ее тела, пока не легли ей на колени. Он обхватил их и бережно сжал.

— Хочу заставить тебя потерять голову от наслаждения так, чтобы тебе всегда хотелось лежать в моей постели и отдаваться моим ласкам… Что ж, я готов сделать для этого все, что в моих силах.

— Это греховные разговоры!

Он раздвинул ее колени и развел ноги, переместившись на постель между ее бедрами, он заставил ее оставаться в этом положении. Она ахнула, когда вечерняя прохлада коснулась ее раскрывшихся губ. Нижний край сорочки прикрывал низ ее живота, но был слишком плохой защитой от той решимости, которая горела в его взгляде.

— Это честные разговоры. И разве это не ближе к Божьим заповедям, чем общее притворство, будто прикосновения не приносят удовольствия?

Рука Гордона начала двигаться по ее животу, растирая и разминая то место, которое было переполнено возбуждением.

— Попробуй убедить меня, что тебе не нравится, когда я тебя трогаю! Или лучше докажи, что ты именно та, кем я тебя считаю, и скажи правду!

Он еще раз погладил ей живот — и по ней растеклось наслаждение. Оно было глубоким и жарким, и подобных ощущений Джемма от своего тела совершенно не ожидала.

Однако это было очень приятно — и она жаждала большего.

— Я вижу, что в твоих глазах светится радость, Джемма. А ты видишь, как мне нравится тебя ласкать.

Его рука скользнула ниже и легла на ее холм. Она ахнула, ощутив острое наслаждение. У нее между ног пульсировало возбуждение, ставшее почти болезненным.

— Я чую, как твое тело ждет меня.

Его пальцы проникли под ее сорочку и осторожно погладили складку ее губ. Сначала он прикасался к ней только кончиками пальцев, но она все равно вздрогнула, потому что ощущение было очень острым. Желание молнией пронзило ее тело, заставив ее беспомощно вскрикнуть. Ее пальцы смяли постель, и Гордону пришлось прижать ее другой рукой, чтобы не дать отстраниться.

— Попроси меня, Джемма! Попроси, чтобы я еще приласкал твое сладкое тело. Даю тебе слово: это становится только лучше!

— Лучше?

Ее голос стал глухим и прерывистым, но ее тело молило о том, что он ей пообещал. Ее вопрос вызвал у него белозубую улыбку, и он еще раз провел пальцами по складке между ее губ. На этот раз он погрузил два пальца в саму складку, ведя их к входу в ее лоно. Он едва коснулся ее бутона, однако все ее тело охватило жаркое пламя наслаждения.

— Да, еще лучше, малышка. Показать тебе, ради какого блаженства мужчины и женщины готовы нарушить предписания церкви?

— Да!

Ей казалось, что она умрет, если не узнает ответа. Ее сердце колотилось так сильно, что кровь гудела у нее в ушах, оглушая ее. Ее спина выгибалась, приподнимая бедра навстречу обещанному им блаженству. Она хотела этого — жаждала этого с такой силой, что не могла думать больше ни о чем. Благоразумие рассталось с ней окончательно.

— Я хочу этого, Гордон!

— Тогда ты его получишь, милая.

Она жаждала, чтобы он снова прикоснулся к ее бутону. Он стал невероятно чувствителен и мучительно пульсировал, сводя ее с ума.

— Боже, какая ты влажная!

Его жадный голос совсем охрип. Она слушала его, прекрасно понимая, что это значит. Он задрал ее сорочку и, наклонившись, припал губами к ее бутону. Его невероятно жаркие губы сомкнулись вокруг источника ее возбуждения, однако она даже не успела испугаться ожога. Он ласкал ее губами и языком и одновременно водил пальцем у входа в ее лоно. Это прикосновение сбросило ее с вершины желания в пучину экстаза. Ощущения были настолько мощными, что ей показалось, будто она разлетается на кусочки. Они ослепляли и оглушали, но Джемма все-таки услышала, как ее крик эхом отразился от потолка. Все ее мышцы напряглись в сладкой судороге. Стенки ее лона сомкнулись, и блаженство захлестнуло ее с головой.

Она осталась бессильно лежать, потеряв способность двигаться, — ее сил едва хватало на то, чтобы дышать. Ее грудь чуть приподнималась и опускалась, потому что она не в состоянии была даже сделать глубокий вдох. Гордон еще несколько мгновений продолжал свой поцелуй, а потом поднял голову и посмотрел на нее — и в его взгляде она прочла самодовольную гордость. Он выпрямился на кровати и лег, обхватив Джемму обеими руками и притянув к себе. Она боролась с собой, пытаясь собраться с мыслями.

Ей совершенно не хотелось ни о чем думать. Весь тот протест, который переполнял ее, полностью исчез, сменившись тихим спокойствием, которого она уже очень давно не испытывала. У нее возникло такое чувство, будто она находится именно там, где ей следует быть.

Что было совершенно нелепо.

Однако ее тело было переполнено наслаждением, и ее руки невольно поднялись, чтобы прикоснуться к нему, потому что это казалось уместным и правильным. Его килт скользнул по нежной коже ее бедра, что заставило ее открыть глаза и посмотреть на него.

— Вы наслаждения не получили.

Он по-прежнему был полностью одет, как только она заговорила, он тут же сел и стянул с нее второй сапожок. Это заставило ее вспомнить об их ссоре. Он встал, затем повернулся и укрыл ее одеялом — так нежно и заботливо, что она совершенно растерялась.

Опять крайности. Он нежный и суровый. Пришлось признаться, что ей нравятся обе стороны его характера.

— Я не понимаю вас!

«И моей собственной реакции».

Он посмотрел на нее так, словно пытался запечатлеть в памяти каждую ее черточку. И когда он закончил свой осмотр, во взгляде его светилось удовлетворение.

— Доверия потребовать нельзя, милая. Слишком многие мужчины считают, что жены им доверяют, когда на самом деле они испытывают только страх. Напуганные отцами и священниками, они неподвижно лежат в постели и подчиняются, а на самом деле содрогаются от страха и отвращения. Такой была моя первая жена, и я дал себе клятву, что никогда не повторю этой ошибки и не уложу к себе в постель женщину, которая боится быть с мужчиной.

— У вас есть жена?

Джемма похолодела от ужаса.

— Нет. У меня была невеста, которой неприятно было быть женой, поэтому я отпустил ее в монастырь, когда она меня об этом попросила. Она говорит, что очень там счастлива, а церковь расторгла наш союз, чтобы она смогла стать невестой Христовой.

Джемма резко села на кровати. Ее глаза округлились от ужаса. Она крепко прижала к себе одеяло, чтобы скрыть свою наготу.

— Не надо так смотреть на меня, Джемма. Тебя не пороли и не ломали, убеждая, что женщины пришли в этот мир для того, чтобы ублажать мужчин, не получая при этом никакого удовольствия. Твоя страсть вполне естественна: именно такой создал тебя Бог, и именно такой я хочу тебя видеть.

— И что же это было? Какая-то непристойная проверка? Чтобы вы смогли убедиться в том, что я достаточно страстная и смогу вас удовлетворить?

Он расхохотался. Этот резкий торжествующий смех, показался ей нестерпимо высокомерным.

— Да, вот именно. Ухаживание отчасти для того и нужно, чтобы понять, что ты за женщина. Я вовсе не хочу попасть впросак, убедившись, что моей жене неприятны ласковые прикосновения, причем уже после того, как священник благословит наш брак. — Его лицо потемнело. — Один раз я уже оказался таким дураком, больше не хочу.

Значит, он нисколько не раскаивается в том, что сделал. Непредсказуемый шотландец!

— Раздевать меня — разве это ухаживание!

Он сверкнул глазами.

— Для меня — да. Я не безбородый юнец, чтобы удовлетворяться робкими поцелуями. Да и тебе не понравилось бы, если бы я таскался за тобой, умоляя о внимании. Ты слишком горяча для этого, Джемма. Втайне тебе ведь хочется, чтобы тобой овладели. Разве не так?

— Тогда зачем было останавливаться и окончательно опозорить, чтобы меня больше никто не захотел взять в жены?

Возможно, не следовало задавать этот вопрос, однако ей необходимо было узнать ответ на него. Он не давал ей покоя, терзал ее, так что она не смогла справиться с желанием выяснить до конца его намерения.

Он выпустил ее подбородок и поймал ее руку. Решительно, хоть и не грубо, притянул ее себе под килт и прижал ее пальцы к своей мужской плоти. Его тело оказалось жарким и твердым — и Джемма ощутила невольную дрожь.

— Потрогай меня, Джемма. — Его слова, резкие и повелительные, были полны неутоленного желания. — Разожми кулак и почувствуй, какой он твердый.

— Это непристойно!

— Но зато естественно. Признайся, что тебе хочется трогать меня так же смело, как я трогал тебя. Чтобы между нами ничего не было — только обнаженное тело и наслаждение. Лежать и принимать ласки для тебя мало, правда ведь… моя дикая кошка?

Это была правда. Ей хотелось трогать его — так сильно хотелось, что это желание буквально снедало ее, не давая покоя.

Ее пальцы распрямились, чтобы тут же обхватить его плоть, жар которой неотступно манил ее. Страсть поглощала ее, размывая границу между разрешенным и запретным, так что вскоре осталась только ее жажда и то, что требовалось для ее утоления.

— Правильно, обхвати его — и увидишь, как мне это приятно.

Его ноздри раздулись, глаза были полны блаженства. Его плоть была жаркой и гладкой, но при этом жесткой, переполненной желанием. Джемма провела пальцами вдоль его плоти и ощутила широкий гребень, увенчивавший ее.

— Вот чего хочет твой влажный жаркий грот. Мой палец был всего лишь крошечной заменой тому, чего ты на самом деле желала.

Он встал, освобождая свой член из ее руки. Она с удовольствием вспомнила о том, что Гордон утолил ее желание, пожертвовав собственным.

— Но почему вы мной не овладели?

— Потому что я намерен на тебе жениться и хочу, чтобы ты преклонила колени пред алтарем рядом со мной. А главное — я хочу, чтобы ты поняла, что мы друг другу подходим, чтобы соединить наши судьбы, а не потому мы придем в храм, что я тебя обесчестил. Мне нужны твое доверие и безоговорочное согласие, и больше ничего.

Он подобрал сапожок, который снял с нее первым, и направился к двери, но у порога остановился и снова повернулся к ней.

— Если ты по-прежнему хочешь спорить со мной по этому вопросу, Джемма, то твердо запомни: я готов встречаться с тобой на поле боя столько раз, сколько ты потребуешь, пока ты не согласишься выйти за меня замуж. Но я не дам тебе того, что ты на самом деле жаждешь, пока ты не станешь моей женой.

Он вышел, закрыв за собой дверь решительным хлопком. Она застыла на кровати, стоя на коленях, чувствуя себя так, будто лишилась всего, что считала в жизни важным. Все, что у нее было в Эмбер-Хилле, больше не имело никакого значения.

Но хочется ли ей снова стать той девушкой, которая жила в Эмбер-Хилле?

Джемма села и задумалась над этим вопросом. Ей пришлось признаться себе в том, что ей действительно нравятся те наслаждения, которые, как она теперь выяснила, может получить женщина. Она перевела взгляд на постель — и увидела в ней не место для сна, а роскошное ложе, на котором можно утолить пульсирующую жажду ее тела. С уходом Гордона это ложе опустело: она ощутила холод, который не имел ничего общего с открытыми окнами. Дело было исключительно в том выборе, который ей предстоит сделать.

Безоговорочно уступить?

Ее гордость восставала против этой мысли, однако Джемма не могла отмести эту идею, потому что в одном Гордон был совершенно прав. Отчасти ей нравилось то, что он бросил ей вызов, ей пришлась по душе та битва, в которую она вступала, отвергая его поползновения. В каком-то уголке души она наслаждалась его силой, и эта часть ее существа готова была ликовать из-за того, что он не стал ею овладевать, но целовал ее, несмотря на все ее возражения.

Однако самым важным была радость, которая грела ее при мысли о том, что она по-прежнему осталась девственницей. Она желала принадлежать Гордону и не могла бы осудить его, если бы он пошел до конца, как она сама его об этом попросила. Теплое чувство, охватившее ее, было вызвано тем, что он действительно оказался человеком чести, несгибаемой чести, которая не позволила ему овладеть ею просто потому, что этого требовало безжалостно снедавшее его желание.

Доверие? Да, оно росло, и Джемма опасалась, что уже ничего не сможет этому противопоставить.


Эньон снова его поджидала.

Ее присутствие отнюдь не радовало Гордона. Уж очень она приставучая. По правде говоря, ему хотелось ругаться. Его любовница улыбнулась. Прежде он как-то не замечал, что эта женщина весьма хитроумна. Оказалось, что она прекрасно изучила его и воспользовалась своими знаниями для того, чтобы обеспечить себе место в его постели. Если вспомнить, он даже не предлагал ей стать его любовницей, однако ему было прекрасно известно, что все считают именно так. В конце концов, он не делал никаких попыток прекратить подобные разговоры. Пусть болтают.