— Да, милая. Но мне это довольно приятно.

Она уперлась ладонью ему в грудь.

— Ну, еще бы! Вы же любите езду, как изволили мне бесстыдно сообщить. Ну, а я не питаю такой склонности к утехам плоти, сэр, так что немедленно меня отпустите!

«Пока я не сошла с ума от желания перестать сопротивляться и не позволила вам показать мне, что чувствуешь в объятиях мужчины».

— Ты в этом уверена, милая? — Его низкий голос стал чуть хриплым, завораживающе притягательным. — Или дело в том, что просто ты еще не знала мужчины, который бы отправился за тобой и проверил, нравятся ли тебе его поцелуи?

Она заглянула ему в лицо — и ахнула, когда он наклонился, запечатлев поцелуй на ее полураскрытых от удивления губах.

Это длилось всего мгновение — и потом она поспешно отвернулась. Однако он не пожелал ее отпустить. Разжав руку, он обхватил ее лицо обеими ладонями и остановил, чтобы поцеловать уже крепче. Его губы прижались к ее губам, жаркие и нежные, — и она услышала, как из ее груди вырвался сдавленный стон. Она ничего не могла с собой поделать, не могла справиться с теми чувствами, которые переполняли ее. Они бурлили, словно котел, оказавшийся на слишком сильном пламени. Только убрав посуду с огня, можно было помешать содержимому хлынуть через край — а Гордон ее все не отпускал.

Джемма пыталась оттолкнуть его, упираясь ладонями ему в грудь, но это стало только еще одним доводом, чтобы ему уступить: она обнаружила, что ей приятно ощущать под пальцами его сильные мышцы. Его губы приникали к ней сначала нежно, дразня ее чувства. Он только придерживал ее голову, чтобы Джемма не могла отстраниться от его поцелуя.

Постепенно, незаметно движения его губ создали поток наслаждения, который растекся по ее телу. Ощущение его поцелуя ограничивалось ее губами, оно бежало по ее телу, собираясь внизу живота, где стало источником странного трепета. Она снова застонала — и ее ладони скользнули вверх по его груди, чтобы лечь ему на плечи. Она сжала пальцы — и его поцелуй мгновенно изменился. Гордон целовал ее крепче, заставляя открыть губы. Почему-то эта настойчивость не показалась ей грубой: ей приятно было ощущать его силу. Было нечто приятное в ощущении, что она такая мягкая по сравнению с его жесткостью. Ее груди налились странной болью, и она заметила, как приятно прижаться ими к его сильной груди. Ноющие соски моментально напряглись, напоминая камушки.

— Ну вот, милая, похоже, тебе придется изменить свое отношение к езде. Судя по всему, она тебе очень даже понравится.

Его ладони мягко погладили ее щеки, однако он постарался не прикоснуться к тому месту, которое ныло после удара англичанина. Она заметила, что его взгляд на несколько мгновений задержался на начавшем темнеть синяке у нее на скуле, и в его глазах вспыхнула ярость.

— Хоть это и плотское наслаждение, но для мужчины и женщины это не обязательно плохо. На мой взгляд, так зимой будет теплее.

Джемма ахнула и напрягла все свои силы, чтобы его оттолкнуть. Он отпустил ее, но при этом негромко рассмеялся, дав ей понять: она освободилась только потому, что он позволил ей это сделать.

Это больно ранило ее гордость.

— Между незнакомыми людьми, такими как мы с вами, это — греховная вещь, сэр. Так что прекратите о таком думать!

Его темная бровь снова выгнулась, бросая ей надменный вызов.

— Ну, милая, я ведь попросил у твоего брата разрешения за тобой поухаживать. И я сделал это давно, так что нечего называть меня грешником только из-за того, что тебе приятно было гладить мне грудь!

Джемма огрызнулась:

— Вы первым меня поцеловали!

Гордон пожал плечами.

— Ну да. Это значит, что ты хотела бы иметь возможность первой до меня дотронуться. Я готов не шевелиться, пока ты будешь творить со мной все, что тебе заблагорассудится, милая. — Его глаза по-мальчишечьи заблестели. — Я чувствую, что тут становится теплее от одной только мысли, что ты меня обнимешь.

Она вскинула руку, даже не успев задуматься. Потом сжала кулак и ударила его в угол усмехающегося рта — точно так же, как на ее глазах это делали обучавшиеся воинскому искусству мужчины. Боль впилась ей в руку и отдалась в плечо, заставив произнести очередное грубое ругательство.

Гордон расхохотался во весь голос и даже согнулся, упираясь ладонями в колени и сотрясаясь от смеха. Несмотря на боль, Джемма завела руку для второго удара. На этот раз Гордон быстро уклонился, пригнувшись так низко, что ее рука пролетела у него над плечом. А потом он воспользовался ее полным неумением и резко распрямился, так что она оказалась переброшенной через его плечо. Одна сильная рука хлопнула ее по ягодице так, что эхо отразилось от стены.

— Немедленно отпустите меня!

— Как хочешь.

Он еще раз шлепнул Джемму по попе и сбросил ее с плеча. Джемма взвизгнула, почувствовав, что падает. Она уже ужасалась, ожидая удара о пол, но вместо этого ее тело приземлилось на мягкую поверхность кровати. Юбки у нее взлетели вверх, а потом опустились, завернувшись вокруг ног.

— Мерзавец!

Она поспешно перевернулась на живот и почувствовала, как прохладный воздух коснулся ее голых ляжек над заканчивавшимися у колена чулками. Она резко повернула голову и обнаружила, что Гордон восхищенно разглядывает ту картину, которую открыли его взгляду ее сбившиеся юбки. Она забилась, отбрасывая сковывающую движения ткань, поднялась на колени и замерла, потому что Гордон встал перед кроватью, закрыв ей путь к отступлению.

Он показался ей похожим на викинга из зимних историй — тех, что рассказывали ближе к концу сезона, когда все самые хорошие уже успевали закончиться. Джемма снова легла и быстро перекатилась подальше, решив сойти с кровати по другую сторону. Однако что-то большое и тяжелое опустилось на кровать рядом с ней. Она зарычала и попыталась спустить ноги на пол, но обнаружила, что платье ее не пускает. Обернувшись, она увидела, что Гордон лежит поперек кровати, опираясь на согнутую в локте руку и положив голову на ладонь. И при том этот негодяй нахально улыбался!

Его массивное тело придавило ее юбку, так что ее стыд едва прикрывал только край сорочки.

— Ты меня ударила, кошка, так что не смей теперь плакать: это ты задала тон нашему общению.

Джемма ухватилась за юбку и с силой дернула, но не сумела вырвать ткань из-под него.

— Вы это заслужили, подло украв у меня поцелуй!

— Гм… возможно.

— Тут никаких вопросов быть не может. А сейчас отпустите мое платье. Нам не следует быть… быть…

— Вместе в постели?

Джемма почувствовала, как ее щеки залил жаркий румянец.

— Вот именно.

— И задрав твои юбки?

Его губы изгибались в ухмылке, тон был насмешливым.

— Прекратите! Это жестоко. То, что я уехала из дома, было глупо, но я не потаскуха, и вы не должны смотреть на мои ляжки. Никто никогда не…

Она замолчала, поняв, насколько жалко прозвучали эти слова. Беспомощность охватила ее, леденя сердце. Она не сможет помешать ему сделать все, что ему вздумается. Даже ее собственному предательскому телу, похоже, приятны его прикосновения! Она отвела взгляд, не удержав слезинки, которые скатились из глаз. Пусть с момента смерти отца она и совершала глупости, однако его имени она не позорила.

Какое-то негромкое слово на гэльском заставило ее снова посмотреть на Гордона. Он приподнялся, освобождая ее подол. Она поспешно притянула юбку к себе и села так, что ее ноги снова оказались закрыты. Гордон снова улегся на кровать и, приняв расслабленную позу, стал смотреть на нее. В такой странной ситуации она еще никогда не оказывалась. Вся ее жизнь доселе шла в соответствии с правилами и традициями. Ей даже в голову не приходила мысль о том, чтобы оказаться в постели с почти незнакомым мужчиной. По крайней мере, если этот мужчина не являлся бы ее супругом. Невесты нередко впервые встречались со своими мужьями только в брачную ночь.

Однако она не могла утешаться мыслью о том, что брачные обеты охраняют ее честь и будущее. Если этой ночью она лишится невинности, то наутро ее будет ждать весьма суровая реальность. Найдется немало людей, которые будут указывать на нее пальцем и осуждать за то, что она не соблюла чистоту. Гордона такая будущность не ждет. Нет, позор будет ждать ее одну — и он будет заслуженным, поскольку ей не следовало уезжать, пренебрегая советом Синклера. Винить она может только себя саму.

Она глубоко вздохнула, сморгнула слезы с ресниц и решила, что лучше прямо встретить то, что ее ждет, чем съежиться и дрожать от страха.

— Ну и что вы теперь хотите, Гордон Дуайр?

Его губы чуть дернулись, но улыбки на них не появилось. Он пристально наблюдал за нею, словно изучая ее.

— Мне не следовало смотреть на твои ляжки, милая.

Джемма кивнула: она была вполне с этим согласна.

— Хотя мне это было очень приятно.

Его нахальная улыбка стала ясным подтверждением полученного им удовольствия.

Она возмущенно фыркнула:

— Если вы ждете, что я поблагодарю вас за комплимент, то вы ошиблись!

Он предостерегающе поднял палец.

— Может быть, но я вижу, что я тебе также интересен, как и ты мне.

— Нисколько.

Его улыбка стала еще шире.

— Ты раздеваешь меня взглядом, Джемма. Я не могу не думать об этом.

— Ну, так постарайтесь.

Она именно так и сделает, если понадобится.

Он покачал головой.

— Но ты действительно меня ударила, так что… — Его взгляд переместился на ее губы, и в его глазах вспыхнула страсть. — Ты должна мне один сладкий поцелуй, который утолит мою боль.

— Как это похоже на мужчину — считать, что поцелуи утоляют боль!

Он снова насмешливо выгнул бровь.

— Ты же не станешь спорить, что многие матери хотят поцелуем умерить недомогание их ребенка?

— Вы далеко не ребенок.

И она слишком хорошо это знала, к немалой опасности для своего здравого рассудка. Ее соски так и остались затвердевшими, словно мечтая снова ощутить его близость. Мысль о том, чтобы поцеловать его, грозила отнять у нее последние остатки самообладания.

— Если я растянусь на спине и разрешу тебе пощекотать мне живот, ты одаришь меня сладким поцелуем, Джемма?

У нее мгновенно пересохло во рту.

— Даже не надейтесь.

Она с трудом заставила себя произнести слова отказа, борясь с влечением, возникавшим из скопившегося в ней возбуждения. Какая-то часть ее существа хотела ласкать его, и это желание было настолько сильным, что она едва с ним справлялась.

— И очень жаль. По-моему, это мне очень понравилось бы.

Он подмигнул ей и, повернувшись, скатился с кровати. Его килт завихрился — но он очень уверенно приземлился на ноги и быстро выпрямился, так что она только успела увидеть, как под тканью мелькнули его сильные ягодицы.

«Как жаль…»

Ее щеки стали совершенно алыми.

— Надо признать, что мне понравилось класть тебя в постель, милая. Надеюсь, что смогу часто это делать.

Она ахнула, сердито взглянула на него и попыталась сползти с кровати, но платье по-прежнему мешало ей нормально двигаться.

— И почему женщины одеваются так глупо?

Джемма невольно выразила свое возмущение столь нелепым замечанием, но в ответ Гордон снова засмеялся. На этот раз его смех был хрипловатым и ласковым, став новой угрозой для ее и без того ненадежного самообладания.

— Ну, милая, я готов признать, что с удовольствием посмотрел бы на тебя в килте. — На его лице отразилось чувственное предвкушение, и Джемма с новым изумлением поняла, насколько внимательно следит за выражением его эмоций. — Но тогда твои ляжки окажутся на всеобщем обозрении, а уж это мне совершенно не нравится.

Он чуть приподнял край шерстяной ткани в оранжевую и охряную клетку, служившей ему килтом, демонстрируя ей собственную мускулистую ногу выше колена. Ее взгляд невольно задержался там до тех пор, пока он не отпустил материю, снова закрыв свое тело.

— Тебе в этой комнате никто не помешает. Ула постучится.

— Вы хотите сказать, что я могу чувствовать себя спокойно? Вы не станете меня домогаться?

Он пожал плечами:

— Я, конечно, мог бы остаться и постараться помочь тебе устроиться. Похоже, у нас все время есть о чем поговорить. — Он чуть сузил глаза и добавил: — И чем себя занять.

— Я устала. Спасибо вам за вашу доброту, но у меня есть все необходимое, — поспешно ответила она. — Не смею отвлекать вас от более важных дел.

Он негромко рассмеялся, а потом его губы сложились в высокомерную ухмылку.

— Хорошо, милая. Хотя должен признаться, что чуточку разочарован твоим выбором.

Он одарил ее еще одним пристальным взглядом, а потом повернулся и ушел. Джемма позволила себе расслабиться, усевшись в середине кровати. Ее юбки складками упали вокруг нее. Сердце у нее колотилось так сильно, словно после быстрого бега. Ночной воздух приятным холодком обвевал ее тело, потому что ей было жарко, словно в летний солнечный день. Корсет казался неестественно тугим, а соски по-прежнему оставались похожи на налившиеся соком почки. Теперь, когда он, наконец, ушел, она чувствовала себя опустошенной. Похоже было, что она наконец вернулась к своему привычному состоянию — и только теперь поняла, какими слабыми и блеклыми были ее ощущения в повседневной жизни.