– Голубятню.

– Что?

– Клетка годится только для кроликов, здесь же должна быть голубятня.

– Но ты не сможешь…

Она замолчала, понимая, что коснулась чувствительной струны, но улыбка не исчезла с лица Билли.

– Попрошу своего отца, если потребуется помощь.

Мистер Бинз пребывал в добром здравии, несмотря на обнаруженную болезнь сердца, и, продав месяц назад магазин, понял, что ему нечем себя занять. Конечно, он поможет Билли.

К Новому году у Кристофера появилась голубятня, в которую он торжественно поселил двух птиц. Летти взяла в библиотеке книгу и прочитала, как ухаживать за голубями. Кристофер был в восторге.

И когда он смотрел, как дедушка Бинз устанавливает маленький ящичек повыше, чтобы туда не добрались кошки, он впервые увидел Данни, перегнувшегося через забор.

– Что вы делаете, мистер? – Когда ему ответили, он сказал: – У нас тоже были голуби. Настоящие почтовые. Сейчас папа держит их на чердаке у дяди – здесь нет места для почтовых голубей.

– А я своих завел просто так, – поделился Кристофер.

– Тогда смотри, как бы кошка не устроила из них праздничный обед. Как тебя зовут?

– Кристофер Ворт. Я тут в гостях у тети. А тебя как?

– Данни Картер. Хочешь посмотреть мою мышку? Мне ее дал папа.

Через низкую изгородь они оба склонились над мышкой. И с этого момента завязалась их дружба, настолько сильная, что Летти едва скрывала свою радость. Когда после каникул возобновились занятия в школе Святого Николая и Кристофер обнаружил, что его друг пойдет туда, он уже не был так уверен в своем желании вновь окунуться в чистый воздух Уолтамстоу. Там старшие ребята ругались и называли его тощей выскочкой. Здесь же ему говорили: «худой, как скелет», что казалось ему намного почтительней.

Летти сразу же использовала предоставленную возможность.

– Может быть, ты погостишь у нас еще? – спросила она. – Я могу попросить твою… мою сестру разрешить тебе остаться. И ты сможешь ходить в школу с Даниелем. Ну, как, Кристофер?

Он рассеянно кивнул, увлеченно прислушиваясь, как в кармане попискивает мышка, одолженная ему другом во временное пользование.

– Для друзей он Данни, и он говорит, что я Крис, так как Кристофер слишком длинное имя.

Летти обратила внимание на акцент, проскользнувший в речи сына. Обидно, конечно, что так быстро исчезают следы привилегированного обучения, но, чтобы завоевать его любовь, она с радостью согласилась бы и на большие потери.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

После того как ушли рабочие, которые занимались отделкой интерьера, остаток утра Летти посвятила наведению порядка. Сделав все, что было можно на данный момент, она решила вернуться домой. Закрыла магазин на ключ и опустила его в сумочку.

Слишком потрепанная сумочка для женщины, которая только что стала владелицей собственности на Оксфорд-Стрит. Да и одежда могла бы быть более модной – удобное, но простое зеленое осеннее пальто было отнюдь не элегантным. Но хорошая одежда будет позже – не может не быть, если она хочет утвердиться в роли хозяйки престижного магазина. А до тех пор нельзя выбрасывать деньги на тряпки, особенно если учесть, во сколько им обошлась аренда помещения.

Суммы, переданной Билли родителями, хватало на первое время, но какой толк во всех этих тратах, если в дальнейшем прибыль не окупит вложенных средств?

Летти испытывала чувство вины из-за денег, которые пришлось взять у Билли, хотя он и настаивал, что имущество супругов нераздельно. Она почувствовала себя еще более неловко, когда он не взял ничего для себя. Но Летти мечтала о магазине так долго, что, когда подвернулось это помещение, она не могла не пойти на компромисс со своей совестью.

Летти не получала никаких денег от магазина отца, так как он жил на ренту с него. Она не могла его обвинять, но все же обиделась, подумав, что тот мог бы и предложить какую-нибудь помощь дочери.

Однако оставались его картины. Отец сказал, что она может сохранить их в память о прошлом, но необходимость в наличных деньгах перевесила сентиментальные воспоминания. Один из торговцев антиквариатом предложил Летти по пятьдесят фунтов за картину, заметив, что викторианская живопись не пользуется сейчас спросом. Не пользуется спросом, да, но не пятьдесят же фунтов! Она отнесла их другому антиквару и выручила вдвое больше – во всяком случае, этого было достаточно, чтобы оплатить установку освещения и оборудования в ее магазине.

Вопрос с закупкой товаров Летти решила просто, взяв в банке кредит, с выплатой четырех процентов годовых. Как удастся расплатиться, если магазин не будет приносить прибыль. Бог знает, но Летти была настроена оптимистично и верила в лучшее. На прошлых выборах победили консерваторы, впервые с тысяча девятьсот двадцать первого года у людей появилась надежда, в Парламент прошла первая женщина-депутат – так что может помешать Летти Бинз преуспеть в выбранном ею деле?

Захлопнув сумочку, Летти энергично зашагала по Оксфорд-стрит. Голова высоко поднята, плечи расправлены – точь-в-точь ее мать в тридцать три года, гордая и сильная духом женщина.

На остановке она села на тридцать второй автобус до Сторедитча. Учитывая приподнятое настроение, стоило бы взять такси, но, пока магазин не открыт, автобус был более подходящим видом транспорта.

Летти исподтишка разглядывала пассажиров, думая: «А если бы они знали, что у меня собственная галерея на Оксфорд-стрит?» Не стоит говорить магазин, помещение достаточно вытянутое, чтобы называться галереей. По крайней мере она надеялась, что ее «дело» будет достойно такого гордого названия. Было сумасшествием затевать его, но если бы она не сделала этого сейчас, то не сделала бы никогда.

– Теперь, когда все здесь отделано, он кажется меньше в размере, – заметила она днем, вернувшись в магазин с Билли и Кристофером.

Ее речь стала более грамотной с тех пор, как вернулся Кристофер. Во многом из-за него, ведь, подавая пример, она могла помочь и ему не утратить привитую с детства правильную манеру говорить.

– Но здесь очень подходящая витрина, – продолжила Летти.

Витрина представляла собой небольшие квадратные окна, окруженные лакированными рамками темного дерева, в таком же стиле была сделана и дверь.

Они стояли, оглядываясь вокруг. Стены голубого цвета, стеклянные стеллажи, отражающие свет электрических ламп, темно-синий ковер на полу. Всю свою жизнь Летти провела, ходя по линолеуму. Смешно, но в новом магазине оказалось уютнее, чем в квартире, где она жила.

– Вид очень утонченный, вам не кажется? Билли с готовностью согласился. Кристофер молчал.

– Конечно, магазинчики рядом очень маленькие, – тараторила Летти, стараясь не смотреть на сына, – но в этом-то вся прелесть. Они кажутся более дорогими.

Билли вновь поддержал ее, но Крис, как она теперь называла сына, подражая его школьным приятелям, хранил сердитое молчание, не выказывая никакого интереса. Высокий для своих восьми лет, он даже после восемнадцати месяцев, прожитых в ее доме, не простил мать.

Летти была вынуждена объясниться с ним намного раньше, чем она предполагала – так сильно он хотел вернуться к Винни. Ей казалось, что Кристофер, раз он сын Дэвида, будет сочувствовать ей. Но он не сочувствовал.

– Я тебе не верю, – кричал Кристофер. – Ты врешь. Я знаю, кто моя мама, и я хочу домой!

Она так и не помнила отчетливо, как удалось убедить Криса, что именно она настоящая мать. Но каким-то образом Летти рассказала о себе и о Дэвиде, и о том, как его забрала и воспитала старшая сестра.

После того разговора Крис окончательно замкнулся. Он часто молчал, уединялся и отвечал коротко только тогда, когда обращались непосредственно к нему. Но больше не просил вернуть его Винни. С течением времени он стал более разговорчивым, но Летти было больно каждый раз, когда она видела, насколько общителен был Кристофер с друзьями и каким сдержанным становился дома.

Оценки в школе были ужасными, и учителя постоянно вызывали Летти. Она поговорила с Крисом, стараясь быть спокойной и терпеливой. Он слушал молча, с опущенными глазами, его покорность – как барьер, который она не могла преодолеть.

В восемь лет он был вылитой копией Дэвида, и Летти расстраивалась до слез, видя его таким обиженным, таким непрощающим. Скорее всего, Кристофер не разобрался в том, что она ему рассказала. Он понимал только, что Винни не его мать, и это внесло смятение в душу ребенка. Летти знала, что ему тяжело, и с болью замечала, как старательно Крис избегает называть ее «мамой».

– Очень выгодно, когда вокруг такие милые магазины, – продолжила она вслух.

В одном продавали дорогую одежду – ничего дешевле пяти фунтов. Другой был книжной лавкой. И Летти надеялась, что окружавшая их атмосфера избранности немного поможет ее галерее, привлекая богатых покупателей.

– Нам повезло, что мы так вовремя нашли помещение, – призналась она Билли, когда они отошли в сторону, чтобы еще раз полюбоваться на принадлежавший им магазин. – Октябрь – идеальное время для открытия, учитывая, что скоро Рождество. И люди с деньгами станут искать оригинальные подарки за не слишком высокую цену. Но и не за низкую, иначе они недоверчиво уйдут.

Она продолжала болтать без умолку, пока они возвращались к автобусной остановке. Причина – в сильном возбуждении, конечно, но она в эти дни всегда говорила слишком много в присутствии Криса, стараясь заполнить возникающие в разговоре паузы.

– Да, октябрь – самое лучшее время, – повторила она решительно, пока они медленно, сообразуясь с силами Билли, шли к автобусу.

Потребовалась еще одна неделя, прежде чем они смогли открыться. В новом платье из зеленой шерсти, прямого покроя, с низкой талией и самой модной длины – чуть прикрывающее колени, Летти в девять утра в понедельник была готова к открытию магазина. Она провела здесь все выходные, оставив Билли дома, так как ему нездоровилось.

В октябре по утрам все чаще сгущался туман, тяжелый, пахнущий углем. И Билли, плохо переносящий непогоду из-за своих больных легких, дышал все тяжелее и тяжелее, а в его кашле появились хлюпающие нотки, так пугающие Летти.

Где-то в глубине сознания крутилась мысль, удастся ли ей совместить уход за Билли с необходимостью каждый день ездить на Оксфорд-стрит. Раньше ей просто нужно было спуститься со второго этажа, но подобное вряд ли возможно в этом новом районе, где стоимость аренды квартиры равна плате за несколько домов в Ист-Энде. Единственной радостью было то, что насколько Крис отдалился от нее, настолько же он полюбил Билли. Но ведь Билли ничего не сделал ему плохого. А, кроме того, Билли был именно таким человеком, которого все любили.

В тридцать шесть лет Билли выглядел намного старше. Лицо изрезано морщинами, щеки ввалились. В прошлом году он сбрил усы. «Это придаст мне более современный вид», – посмеиваясь, заметил он, но Летти подозревала: настоящей причиной стало желание выглядеть моложе. Если так, то это не удалось. «Мне ты больше нравился с усами», – сказала она ему в ответ, но, хотя Билли согласился снова их отращивать, он не стал этого делать.

Отбросив эти мысли, она вернулась к более неотложным делам и, пожалев, что Билли нет рядом, бросила вокруг последний взгляд, прежде чем повесить табличку с надписью «Открыто». Перед ее глазами предстали плоды многодневной работы. Не слишком большой ассортимент товаров, но Летти просто не могла совместить количество и качество, поэтому предпочла второе.

Четыре стеклянные витрины, одна над другой, вдоль бледно-голубой стены. На них полдюжины – не больше – прелестных переливающихся стеклянных ваз, мягкие цвета которых переходили от розового к голубому, от зеленого к серому. На других полках более дешевые копии (она все еще не могла себе позволить оригиналы) изделий из стекла известных фирм. Не такие насыщенные цвета, как у тех, но, тем не менее, довольно хорошие изделия. Стеклянная и хрустальная посуда из Австрии, Швеции, Германии и Италии. На меньших по размеру полочках разместились статуэтки животных, сделанные из кости, алебастра и фарфора. Фигурка девушки, выполненная в бронзе. Одна нога поднята в изящном пируэте, платье развевает невидимый бриз. В отдельной витрине Летти поместила маленького нефритового Будду и лакированный крест, ниже – кошек, вырезанных из слоновой кости. На длинной низкой подставке – китайский фарфор.

Летти задумчиво смотрела на выставленные предметы. Выглядят очень изысканно, особенно когда нежно подсвечены снизу. Она все еще не потеряла способности представлять вещи в наиболее выгодном виде.

Никаких уродливых чайных наборов или обеденных сервизов, поцарапанных столов и дешевых ваз. Она предлагала на продажу только Ворчестер, Дерби и Челси, а также изделия из дрезденского фарфора. Летти отказалась от мысли продавать мебель. В магазине тесновато, так что лучше не рисковать испортить общее впечатление. Однако картины здесь были. Немного, но все оригиналы – экспрессионисты, абстракционисты, несколько художественных фотографий, поражающих своим совершенством. Явно на любителя, но чутье Летти подсказывало, что они будут проданы, так как входят в моду. Ни одна картина не принадлежала кисти известного художника, но когда-нибудь… когда она станет владелицей настоящей галереи…