Элизабет Лорд - Похищенные годы

Одна мечта сбылась, но на смену тут же пришла другая. Летти думала о будущем, хотя еще не обслужила ни одного покупателя!

Вот так, уставшая, но полная надежд, она и открыла свой магазин на Оксфорд-стрит в тот первый день, жалея, что нет шампанского, чтобы отпраздновать это событие и нет рядом человека, с которым она могла бы его выпить. Тут она вспомнила о Билли, и страх за него немного приглушил радостное ожидание.

– Ты не представляешь, как мне приятно, что ты пришел, – Винни не отрывала глаз от Кристофера. Она была вне себя, увидев его на своем пороге, тут же затащила в дом и обняла – настолько сильной оказалась радость. И беспокойство тоже – ведь это нешуточное дело для девятилетнего мальчишки – одному проделать такой путь.

Она уже несколько раз сказала ему об этом, все еще не оправившись от шока.

– Они будут волноваться, где ты.

– Нет, не будут. – Крис сидел, зажав в руке бокал с лимонадом, и, пока его тетя прихлебывала чай, оглядывал комнату, которую когда-то хорошо знал. А сейчас все выглядело странным и незнакомым, хотя на самом деле обстановка осталась прежней, за исключением, пожалуй, обоев и занавесок. – Я сказал, что пошел в парк и не вернусь до пяти часов вечера.

Винни нахмурилась, услышав в его речи акцент кокни.

– Прошло много времени, с тех пор как ты ушел. Два года. Я так скучаю по тебе.

Он снова посмотрел на женщину, которую раньше называл «мама», неожиданно почувствовав острое желание заплакать. Но ведь мальчики в девять лет не плачут. Дома приятели засмеют его, если узнают.

Он называл это домом – улицы, на которых играл последние два года. А после летних каникул они переезжают. Дела на Оксфорд-стрит шли так успешно, что появилась возможность снять квартиру над магазином. «Все или ничего!» – объявила его мать. Три комнаты и кухня, с высокими потолками и широкими дверьми. Но негде играть. И ему придется идти в новую школу, расставшись с Данни, его соседом, с другими школьными товарищами. Сплошные перемены, ничего, кроме перемен.

Кристофер мечтал вернуться сюда, где жизнь текла ровно, где было место для игр – большой сад, парк. Он бы играл здесь с братьями… нет, правильней их называть кузенами… Альберт, Джордж, Артур. Хотя, возможно, сейчас они и не стали бы с ним играть. Альберт, которому исполнилось пятнадцать, скоро пойдет в колледж, а остальные двое учились в старших классах школы. Для них он оставался ребенком, хотя в свои девять лет Крис был очень высоким – высоким и тощим. Он судорожно сглотнул.

– Мне нельзя долго оставаться, – проговорил он, глядя в стакан. – Они не знают, что я поехал к вам.

Он сказал, что пойдет с друзьями в парк Виктории. Был чудесный августовский день, ему вручили пакет с бутербродами, яблоко, бутылку лимонада и наказали вести себя хорошо. Кристофер чувствовал, что он в некотором роде предатель, так как уехал без спросу, к тому же взял из копилки два шиллинга – заплатить за билет в автобусе. В течение многих месяцев он мечтал сбежать и поговорить с ней – той, которой говорил «мама» и которую сейчас должен называть «тетя Винни», – спросить, почему она позволила им забрать его.

Взрослые такие двуличные и непорядочные. Он ненавидел их ложь. Вот если бы он солгал или сделал что-нибудь недостойное, его бы наказали – даже бы пикнуть не успел. Нет, взрослые очень нехорошие, за исключением, может быть, дяди Билли. Крис так его называл. Он сам попросил, сказав, что приходится мальчику только отчимом. Крис уважал и любил его за это.

– Ты должен остаться и поесть, – настаивала Винни.

Она нервно покусывала нижнюю губу, соображая, как бы уговорить его задержаться подольше, переночевать здесь. Может быть, даже остаться на два дня.

– Я позвоню твоей… твоей матери. Объясню ей…

– Нет, не надо. – Крис поспешно опустил стакан и вскочил на ноги. – Она не должна знать, что я был здесь. Она думает, что я пошел в парк и вернусь к пяти. Я не хочу, чтобы она узнала.

Винни поставила чашку и блюдце на маленький, покрытый белой салфеткой столик.

– Тогда почему ты пришел?

– Потому что хотел спросить – любите ли вы меня?

В глазах Винни появились слезы.

– Конечно, я люблю тебя, Кристофер.

– Хотя вы и не моя настоящая мама?

– Я люблю тебя, как своего собственного сына.

– Тогда почему вы отдали меня?

– У меня не было выбора, милый. – Винни принялась быстро объяснять, что сначала не обратила внимания на необходимость официального усыновления, а после смерти мужа так горевала, что эти вещи полностью выпали у нее из памяти. А потом было слишком поздно. Его мать вышла замуж – за ужасного кокни Билли Бинза, а ведь он инвалид. Без сомнения, она это сделала нарочно, лишь для того, чтобы вернуть сына назад, хотя как она могла опуститься так низко…

Лицо Винни исказила гримаса ненависти, глаза сузились, губы искривились.

– Я имею в виду – кто захочет выйти замуж за такого человека по своей воле? Со всеми его дурацкими словечками. Он просто ничтожество.

– Он не ничтожество, тетя Винни, – взорвался Крис, защищая человека, которого искренне любил. – Он самый распрекрасный…

– Вот видишь, – торжествующе бросила Винни. – Разве можно так неграмотно говорить мальчику, который раньше ходил в хорошую школу?

Крис не обратил внимания на ее слова.

– Вы не имеете права говорить о Билли так, потому что…

Он вовремя остановился, чтобы не произнести «я люблю его». Это было бы нелояльно, хотя он и не понимал – по отношению к кому. Но тетя Винни не слушала его.

– А твоя мать не лучше! Вести себя, как она вела, а потом расстроиться, потому что попала в беду.

Винни схватилась за чашку и отпила несколько глотков, прежде чем продолжить.

– Она считает, что это моя вина. А я предложила ей забрать тебя, чтобы избежать скандала. Ей-то уж не пришлось сталкиваться с теми трудностями, которые я испытала, пока растила ребенка. Полночи не спала, если ты кричал, кормила из бутылочки. А потом, когда ты вырос, она и заявилась. Решила взять сына обратно, когда трудности уже позади!

Чашка опустилась на блюдце, и раздавшийся стук отозвался в ушах Кристофера словно выстрел.

– Твоя мать не заслуживала моей помощи, – жестко сказала Винни. – Проститутка, вот кто она. Этот мужчина – твой настоящий отец… Бог знает, сколько раз они… ну, в общем, делали то, что делали. Ты не поймешь. Но в результате появился ребенок. И она всегда была непорядочной женщиной. О да, она расстроилась, когда он ушел, но только потому, что не удалось заставить его жениться и сделать из нее приличную женщину. Она ничем не лучше, чем обычная уличная девка.

– Неправда, – Крису наконец удалось заговорить. – Не говори так о моей маме!

– Твоей маме? – удивленно посмотрела на него Винни. – Разве она воспитывала тебя? Все самое тяжкое пало на мои плечи, и я для тебя больше мать, чем она когда-нибудь будет…

– Не смей так говорить! – От возбуждения он переступал с одной ноги на другую. – Не говори так о ней! Она плачет. Я сам видел. Она разговаривает с моим отцом, когда думает, что одна. А потом плачет.

Неожиданно его пронзило острое желание защитить Летти. Она с такой добротой относилась к нему. Она и дядя Билли. А тетя Винни, которая вела себя как мать, наказывала его недрогнувшей рукой, когда он вел себя плохо, а теперь она рассказывает, какой он был обузой. Не она его мать! И никогда не была. А сейчас пытается изобразить его настоящую маму ужасным человеком. Он этого не потерпит.

– Она моя мать! – закричал он, заставив Винни вновь нахмуриться. – Она моя мать, – повторил он, едва ли понимая, что этим навсегда связывает себя с Летти. – И я не позволю тебе так говорить о ней. Я должен ехать домой.

– Но ты не можешь… – Крик Винни был полон отчаяния, она вскочила, растопырив руки, безуспешно пытаясь задержать его. Крис отшатнулся.

– Я должен идти. Я не буду рассказывать маме то, что вы тут о ней говорили. – Он впервые по собственной воле назвал Летти мамой.

– До свидания, тетя Винни! – прокричал он и ушел из дома, который когда-то считал своим, ушел от женщины, которую знал как свою мать.

Шаги эхом раздавались по пустой квартире. Летти задержалась у входа в столовую. На линолеуме отчетливо виднелись вмятины там, где стояло пианино. Мама замечательно играла на нем, а на Новый год, Рождество и на дни рождения вокруг собиралась вся семья.

Отметины и там, где стоял большой круглый стол красного дерева, и там, где была софа с продавленным сиденьем. Здесь вот приткнулось любимое кресло отца, сидя в котором он терпеливо сносил болтовню трех дочерей и шум, поднимаемый дракой двух сыновей. Ужасная вещь – ранняя смерть детей. После этого отец так и не оправился.

А тут находилось мамино кресло с деревянными ручками, то самое, которое, как она клялась, помогало сохранять отличную осанку. Здесь она и сидела – герцогиня в своем замке… Летти отвела глаза и вновь принялась осматривать комнату; отметки на линолеуме, словно история ее семьи сохранялась до тех пор, пока кто-нибудь не сменит покрытие.

Она избавилась от большинства вещей, стараясь не поддаваться чувствам. Пианино было отправлено Люси, софа и старое кресло отца – обедневшей семье, живущей рядом. Старые викторианские безделушки проданы.

Обеденный стол и стулья достались отцу. Для себя Летти сохранила только фотографии, свои собственные вещи и старое мамино кресло. Оно, конечно, не будет подходить к современной новой квартире, но все равно Летти не собиралась расставаться с ним, хотя остальную мебель продала, чтобы собрать побольше денег для оплаты квартиры.

На кухне высился пустой шкаф для посуды; старая газовая плита и стоящий на ней медный котел выглядели жалкими и заброшенными. Спальни пусты, на пожелтевших от времени обоях светлыми пятнами выделяются места, где висели картины.

Ничего не осталось от дома, в котором бурлила жизнь их семьи с ее драмами, радостью и горем. Дом, который пустел, по мере того как сестры выходили замуж и уезжали. Так же незаметно исчезала в нем и любовь.

Даже запах говорил о пустоте. Летти медленно прикрыла дверь, чувствуя, как сжимается горло, и, спустившись вниз по ступенькам, вышла на улицу, окунувшись в серый сентябрьский день. В их семье редко пользовались черным входом, предпочитая идти через магазин. Но сейчас он принадлежит другим людям, да и квартиру скоро постигнет та же участь.

– Все в порядке? – Билли терпеливо ждал на улице. И его веселый голос, как обычно, вызвал ответную улыбку. Летти благодарно взглянула на мужа, чувствуя себя намного лучше.

– Замечательно, – ответила она бодро, поглядывая на стоявшего в стороне Криса.

– Ты попрощался с Данни? – спросила она, и тот кивнул. – Мы же не уезжаем на другой край Земли, ты всегда сможешь приезжать сюда на выходные.

Кристофер улыбнулся и снова кивнул. Он сильно изменился. Всего несколько недель назад такой сердитый и капризный, он вдруг стал более разговорчивым. Но Летти не осмеливалась спросить, чем вызвана эта перемена.

– Да, конечно… мам, – ответил он, последнее слово явно было добавлено после некоторых колебаний.

Она внимательно посмотрела на сына и снова улыбнулась, получив такую же веселую улыбку в ответ. И с этого момента жизнь стала для Летти радостью. Ей больше уже ничего не было нужно, после того как сын сам по своей воле улыбнулся ей и назвал «мамой».

Ровно через год магазин стал окупаться. Никогда, даже в самых дерзких мечтах, Летти не предполагала, что сможет так быстро вернуть в банк заем, да еще проценты. При этом осталась еще достаточная сумма, чтобы снимать квартиру над магазином: две спальни, ванная, кухня и огромная гостиная с прелестным высоким потолком и узкими окнами, выходящими на оживленную Оксфорд-стрит.

На новоселье к ним заехала Люси, таким образом нарушив почти годовое молчание, когда она приняла сторону Винни. Винни же так и не появилась.

Приехали и отец с Адой, поворчали, что, открыв магазин, она берет на себя слишком много, выпили чаю и засобирались домой. В свои шестьдесят шесть отец хромал, двигаясь с трудом и опираясь на палочку, часто покашливал. Когда он сел рядом с Билли, комната стала похожа на санаторий.

– Надеюсь, вы еще не раз появитесь у нас, – вежливо попрощалась Летти, сомневаясь, однако, что так будет.

Когда до Рождества оставалось шесть недель, Летти взяла помощницу – миссис Нелли Варнс, тридцатилетнюю вдову, спокойную и уверенную в себе, что очень нравилось покупателям. И теперь Летти могла оставлять магазин, посвящая больше времени уходу за Билли.

Желтый ноябрьский туман заглушал шумы улицы. Он был настолько густым, что огни машин с трудом пробивались через него. Билли тяжело болел. Это случилось впервые после довольно долгого перерыва, но, как говорила себе Летти, редко бывает, чтобы все всегда шло хорошо.