– Нам надо ехать в деревню, – напомнила она.

Он кивнул.

– Если кто-нибудь спросит, я скажу, что вы всю ночь играли в шахматы с моим отцом.

– Вы сделаете это ради меня? – От забившейся в сердце надежды он охрип.

– Не ради вас. – Она глянула в сторону дома. – Ради отца.

Она будет защищать его с яростью львицы, но не потому, что доверяет, а потому, что он зажег огонек жизни в ее отце. Теперь это было самое важное.


Возле канавы стояло несколько крестьян, и было понятно, что именно здесь нуждались в докторе. Джиллиан сжала руку отца. Два мальчика, которые наткнулись на труп, собирая щепки для растопки, сейчас стояли, раздуваясь от важности, глаза у них блестели от возбуждения, а губы были плотно сжаты, чтобы сдержать улыбку в такой неподходящий момент.

– Доктор приехал! – крикнул кто-то, и толпа сразу расступилась, чтобы дать им подойти поближе, туда, где стояла миссис Хокинг. Она улыбнулась, протянула руку и ободряюще сжала плечо Джиллиан. Какая-то женщина улыбнулась Камерону. Арендатор, который однажды приглашал Джиллиан покататься – то ли Хаскер, то ли Баскер, – выглядит так, как будто тоже всю ночь дрался на кулаках. Может быть, из-за стремления Джиллиан найти подозреваемого помимо Камерона, ей померещилось самодовольство во взгляде арендатора, в его распухших губах; он, казалось, улыбался с истеричным злорадством, чего вряд ли следовало ожидать от человека, которого совсем недавно побили.

Джиллиан почувствовала, как что-то коснулось ее локтя, а затем ее охватило основательное, успокаивающее ощущение руки Камерона, придавшее ей сил, когда они приблизились к канаве. К тому же его пожатие каким-то образом облегчило продвижение через плотную толпу.

Джиллиан не хотелось верить. Всю дорогу, пока они ехали в деревню, она боролась с собственным сердцем. Он сказал «поверьте мне», перед тем как ее поцеловать… И едва она начала вспоминать тот поцелуй, все веские доводы против доверия ему разлетелись, как ласточки от зимних холодов.

– Не надо смотреть на него, Джиллиан. – Камерон сказал это тихо, только для нее, но она не обратила внимания на его слова, высвободила руку, подошла к отцу и встала вплотную к нему, дожидаясь, пока крестьяне перевернут труп.

Сначала она увидела только черные синяки вокруг глаз, сломанный нос – и это перенесло ее на двадцать лет назад. В ушах опять звенел мамин крик: «Беги, Джилли, беги домой!»

Она задрожала, и Камерон едва успел поддержать ее. Сильной рукой он обхватил Джиллиан за талию и притянул к себе. Старые демоны отступили от притока сил, который давало ей его прикосновение.

Джиллиан поморгала, и зрение ее прояснилось. Лицо в канаве не было лицом ее мамы… Она прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть, когда узнала покойника.

Роберт Линдсей, помощник Камерона. Человек лорда Харрингтона, источник новостей от короля. Разумеется, Камерон не мог быть причастен к смерти посредника, который играл такую важную роль в его плане. Он умолял ее поверить ему, клялся, что не имеет отношения к этому убийству, а она сомневалась.

– Здорово же его избили, – удивился какой-то крестьянин.

Джиллиан изучала распухшие черты лица с беспристрастностью врача. Некоторые вздутия появились оттого, что труп целый день пролежал на улице, но другие явно возникли в результате ударов тяжелым кулаком. На кулаках Роберта также были следы, говорящие о том, что он пытался защищаться.

Окровавленное лицо Камерона, ободранные кулаки Камерона, лицо Камерона, склонившееся над ее лицом, губы Камерона, ищущие ее губы…

Стало холодно, но не настолько, чтобы ослабить запах опавших листьев, которые топтали крестьяне, и другой, приторный, запах, заглушающий все остальные…

Ленивые мухи жужжали над головой мертвеца.

– Папа, для этого человека уже ничего нельзя сделать? – отчего-то спросила она.

– Для этого человека уже ничего нельзя сделать, – как эхо, повторил доктор Боуэн и отошел от канавы, печально качая головой.

Его заявление прозвучало в тот момент, когда послышался стук копыт, возвещающий прибытие всадника. Фрейли. Имя пробежало по толпе приглушенным шелестящим шепотом.

Констебль ехал в сопровождении республиканских солдат. Он направил коня к краю канавы и несколько минут сидел, глядя на труп Роберта Линдсея. Затем движением подбородка он приказал двоим из своих людей спуститься в яму и заняться телом.

Когда тело подняли на дорогу, один из людей констебля взял труп за ноги, другой ухватил его под мышки. Некоторые крестьяне начали осторожно покидать толпу, но Фрейли остановил их:

– Ни один из вас не уйдет отсюда, пока я не узнаю имя покойника.

Ему никто не ответил. Упрямая и угрюмая толпа с ненавистью смотрела на Фрейли.

– Ну, живей, – поторопил он с деланной веселостью, – должен же среди вас быть хотя бы один человек, который хочет сегодня заслужить благосклонность лорда-протектора. Представьте себе, как благодарен будет лорд Кромвель, когда услышит, что этот человек был сторонником роялистов и его изменнический заговор провалился.

– В нашей деревне нет роялистов, констебль Фрейли, – сказал какой-то старик голосом, дрожащим скорее от страха, чем от старости. – Мы видели, как этот парень что-то высматривал здесь, но никто из нас его не знает: он никогда ни с кем не разговаривал.

Камерон поймал брошенный на него украдкой взгляд сторожа конюшен: тот, очевидно, знал, что старик отклонялся от истины. Всего пару дней назад люди видели, как покойник разговаривал с Камероном Смитом, и тем не менее никто его не выдал. Его сердце замерло, потрясенное непривычной добротой. Эти люди защищали его, а почему они это делали – то ли из преданности доктору Боуэну, то ли из ненависти к режиму Кромвеля, – не имело значения.

Фрейли медленно объехал толпу, и крестьяне инстинктивно сбились потеснее, как это сделали бы овцы. Камерону это было неприятно, но он знал, что, не подчинившись движению толпы, ничего не добьется, а лишь только привлечет к себе внимание.

Он долго не брился, чтобы замаскировать свое побитое лицо, и щетина, которая каждое утро доставляла ему столько мучений, покрыла его кожу от скул до горла, пряча шишку на челюсти. Шляпа его была низко надвинута на лоб, а воротник высоко поднят. Камерон натянул перчатки на свои распухшие руки, которые накануне ночью Джиллиан держала в своих руках, облегчая его боль. Он благословлял ее ловкие прикосновения, которыми она наносила на раны мазь, потому что порез над глазом не очень распух. Перед тем как выйти из дому, Камерон несколько минут рассматривал себя в зеркале и убедился, что выглядит не хуже любого мужчины, который упал по дороге домой, осушив пару лишних кружек эля.

И все же, едва цепкие глаза Фрейли заметили его, констебль насторожился, как хорошая охотничья собака, выследившая добычу.

– Эй, ты! Я не помню, чтобы видел тебя раньше в этой деревне. Подойди сюда!

Камерон коротко кивнул и вышел вперед. Сердце его колотилось так, как будто он несколько часов напряженно копал землю. Сейчас его плану предстояло пройти первую проверку, а для этого ему следует казаться спокойным и равнодушным.

– Это новый ученик доктора. – Старик, который говорил раньше, явно хотел заслужить благосклонность Фрейли.

– Я буду сам судить, кто он такой. – Сделав это высокомерное заявление, Фрейли наклонился и сдернул с головы Камерона шляпу. – Назови свое имя и объясни, чем занимаешься в моем городе.

– Камерон Смит, ученик доктора Боуэна.

– А я что говорил! – засуетился старик.

Фрейли смерил его уничтожающим взглядом, затем стал внимательно рассматривать Камерона, оглядывая его с головы до ног.

– Камерон Смит. Инициалы К и С. Те же инициалы, что и у этого удравшего шакала Карла Стюарта.

Толпа за спиной Камерона притихла, и он выругался про себя, потому что никогда не думал об этой стороне своего вымышленного имени. Хотя… Нельзя ли попробовать извлечь из этого пользу?

– Эти инициалы и мое телосложение недавно причинили мне большие неприятности, констебль. К счастью для меня, все знают, что у Карла Стюарта отталкивающее лицо, а у меня – нет, иначе меня уже арестовали бы вместо него.

Фрейли прищурился, и Камерону показалось, что он собирается отдать приказ об аресте.

– Не правда ли, папа, этот человек ничуть не похож на короля? – Джиллиан подошла к Камерону и встала с ним рядом. Его поразило ощущение духовной близости, которое неожиданно объединило их в противостоянии констеблю.

– Ты имеешь в виду молодого доктора Смита? Ну разумеется, он ничуть не похож на Карла Стюарта. – Уилтон Боуэн похлопал Камерона по плечу.

Фрейли выставил вперед подбородок.

– Мисс Боуэн! Вы ничего не говорили о каком-то новом докторе, когда мы встретились ночью на дороге.

– Это только потому, что тогда он еще не приехал, – учтиво ответила Джиллиан.

Камерон замер от восторга. Интересно, понимает ли она, насколько велика опасность?

Фрейли нахмурился.

– Я вас специально предупреждал, мисс, если заметите чужих…

– Но мистер Камерон не чужой! – Глаза Джиллиан расширились от притворного удивления. – Мой отец подтвердит вам, что мы были знакомы с ним еще в Лондоне.

– Да, были знакомы еще в Лондоне, – повторил доктор Боуэн.

– Ваш покорный слуга. – Камерон протянул Фрейли затянутую в перчатку руку. Констебль долго с подозрением всматривался в его лицо, потом надвинул ему на голову шляпу и… пожал протянутую руку.

– Советую вам подстричься. – Он с силой сжал раненую руку Камерона. – Длинные волосы придают вам дополнительное сходство со Стюартом, и вас опять могут по ошибке принять за него.

От боли Камерон издал неопределенный звук и крепко стиснул зубы.

– Ему нельзя стричься! – Джиллиан, кажется, собралась защитить волосы Камерона от цирюльника Фрейли. – Для пациента безопаснее, если доктор во время работы будет завязывать волосы сзади.

Высвобождая руку, Камерон напрягся, придумывая, что бы такое сказать, чтобы подтвердить свое ученичество у доктора. Сердце его опять бешено колотилось, но теперь уже подругой причине: он сознавал, что выступление Джиллиан в его защиту выглядело гораздо активнее, чем можно было ожидать от подневольной заложницы.

– Хорошо, что лорд Кромвель осуждает употребление портвейна, не правда ли, констебль?

– Что? – Сказанное скорее привело Фрейли в замешательство, чем произвело на него благоприятное впечатление, но смущение констебля тоже было Камерону на руку.

– Портвейн и подагра. Видите ли, между ними есть медицинская связь.

Фрейли недоверчиво хмыкнул, а затем коротко приказал:

– Отнесите покойника на кладбище! – Он повернулся к Джиллиан: – Ваш покорный слуга, мисс!

Констебль пришпорил коня, и многие в толпе облегченно вздохнули, как будто до этого все они, как и Камерон, стояли затаив дыхание.

На Камерона нахлынула буря чувств. Облегчение – поскольку он успешно прошел испытание у приспешников Кромвеля. Удовлетворение – оттого что его план удался и крестьяне его приняли. Удивление – Джиллиан имела возможность его выдать, но не только не выдала, а еще и упрочила его прикрытие.

Однако эти чувства были мелочью по сравнению с той досадой, которая не давала покоя его душе. Джиллиан поверила в него настолько, что сама глубоко втянулась в заговор. Час назад, когда он просил ее доверять ему, обещание Джиллиан необычайно подняло бы Камерону настроение, а сейчас… Сейчас было слишком поздно. Он упрекал себя в том, что, наконец получив желаемое, готов втоптать этот дар в грязь и уничтожить то, чего так страстно желал. А если прибавить к этому то, что человек, который знал его и помогал ему, убит и брошен в канаву…

На Камерона как будто вылили ведро ледяной воды, вернув его к действительности из заблуждения, в которое он сам себя ввел. Он забыл свой собственный совет, данный Джиллиан: не преуменьшать угрожающую ей по его вине опасность. Его потрясла мысль, что в случае чего он не сможет защитить Джиллиан. Не стоит забывать, что со всех сторон его окружают враги.

Он заметил прячущегося в толпе Баско, чья ненависть к Камерону вполне могла поколебать его преданность делу роялистов. Фрейли казался крайне довольным собой, когда разглагольствовал о роялистских заговорах: следовательно, он явно знал больше, чем сказал. Любой из них мог убить Роберта Линдсея, чтобы вытащить Камерона из укрытия и свести на нет усилия по переправке короля Карла во Францию.

И еще Камерон понимал, что следующий удар будет нанесен точнее.

Джиллиан стояла, сложив руки, как в молитве, ее прекрасные глаза сияли, в них читалась радость, смешанная с тревогой. Накануне ночью она немного рассказала ему о смерти своей матери и призналась в своем убеждении, что привязанность к другому человеку может уничтожить и ее тоже. Джиллиан Боуэн, закрывшая свое сердце от любви, уверенная, что в любви нет никакого смысла, поскольку смерть все унесет, уже готова отказаться от этих убеждений. Ей только необходимо увидеть, что он может предложить взамен.