И Мэгг попробовала, а потом еще и рыбу с рисом, и рулет из шпината, и саррабуло - мясное рагу, и сыр терриншу, и колбасу кашулейра, и еще что-то - запомнить названия она просто не могла! Через некоторое время не могла и пошевелиться. Оставалось сидеть, пить компот и вести неторопливую беседу с капитаном.

Время словно сдвинулось и застыло - именно в этом трактире, казавшемся целиком сотворенным из деревянного золота. На лицо Сильверстайна падал свет от стоявших на столе толстых свечей. Мэгг слушала, что он говорит, и сама говорила что-то - и хотя не выпила ни капли спиртного, ей все равно было необыкновенно хорошо.

- Вы скучаете по своему жениху? - вдруг спросил Сильверстайн.

Мэгг вздрогнула.

Она едва не ответила правду - что за прошедшие дни почти не вспоминала об Артуре, а поняла это только сейчас. Конечно, Мэгг скучала по нему. Она до сих пор хорошо помнила, как он выглядит, а если забывала - то у нее имелся его маленький портрет, спрятанный в одной из книг на дне сундука. Иногда девушка доставала этот портрет, вглядывалась в любимые черты и шептала, что скоро приедет. Но не в последние несколько дней.

Ей сделалось жарко и безумно стыдно, щеки заполыхали, и Мэгг смогла лишь выдавить:

- Да, скучаю.

- Это хорошо. Тем сильнее будет радость встречи.

- А у вас есть о ком скучать, Рэнсом? - Мэгг так старалась отвести внимание от себя, что решилась на весьма неделикатный вопрос.

- Хм. Женщины до добра не доводят, - высказался граф. - И тому есть немало исторических примеров.

- Вот как? - приподняла брови Мэгг. Она подозревала, что Сильверстайн лукавит, и все равно его высказывание ее позабавило.

- Да. Я вам сейчас докажу. - От выпитого его глаза блестели, а может, графу тоже было хорошо. - Вот, например, французы… Король Карл VIII о дамах никогда плохо не отзывался, но, несмотря на слабое здоровье, любил отдавать им должное. После вступления в Неаполь он два месяца праздновал победу, наслаждаясь местными красавицами. Возвращаясь же из итальянского похода, он на целых четыре месяца задержался в Лионе, плененный местными красотками. Король практически забросил все государственные дела, так что результаты похода оказались нулевыми. Более того, современники считали, что именно в Лионе король настолько подорвал свое здоровье, что сильно ослабел и умер следующей весной.

- Бедняжка! - пожалела Мэгг несчастного короля.

- Он сам сделал выбор, - продолжил Сильверстайн. - Галантный век недавно миновал, но и до него во Франции черт-те что происходило… простите, Мэгг! Когда я что-то доказываю, то иногда ругаюсь. Так вот, французский король Людовик XII тоже был большим охотником до утех, но в речах об этих предметах оставался сдержанным и скромным. Он позволял комедиантам, школярам и прочим откровенно высказываться насчет всех женщин, кроме королевы и придворных дам и девиц. У своих придворных он не одобрял распущенных или скабрезных высказываний. К концу жизни король, однако, изрядно поизносился, впрочем, судите сами. Первой его женой стала Жанна Французская, которая любила… гм… мужское внимание, но была очень уродливой. Король развелся с ней с разрешения папы, выставляя предлогом для развода слишком близкое родство, позабыв все заслуги жены в борьбе с врагами короны. Затем, желая сохранить за Францией Бретань, он женился на Анне Бретонской, что тоже потребовало от него изрядных сил. Увы, не всегда французские мужчины столь любвеобильны, как пытаются казаться! Даже монархи. После смерти Анны король вскоре женился на молодой Марии Английской, что окончательно подорвало его здоровье, и через три месяца после свадьбы он скончался.

- Это тоже очень печально, - сказала Мэгг, у которой полыхали уши, - но не имеет ни малейшего отношения к сердечной привязанности, о которой я толкую! Это нежный трепет, зов сердца. Разве вы никогда такого не испытывали?

Она полагала, что каждый джентльмен должен. Каково же было удивление Мэгг, когда граф пожал плечами и ответил:

- Нет.

- Но вы ведь однажды вступите в брак, - настаивала она. - Встретите женщину, которую полюбите. Вы ведь такой свободный и гордый, вступите в брак по любви…

- Я верю в любовь, но не верю, что когда-нибудь женюсь, - сказал капитан.

Мэгг нахмурилась.

- Это неправильно.

- Это правильно, мисс. - Он наклонился вперед, положив на стол большие руки. - Предположим, я пожелал бы жениться на вас.

- На мне?!

- Предположим. Представьте на миг, что у вас нет жениха и я предлагаю вам выйти за меня. Также предположим, что вы сказали мне «да». Что я должен сделать?

- Повести меня под венец, - ответила Мэгг, не понимая, куда он клонит.

- Оставить вас и немедленно сбежать подальше. А лучше и не делать предложение. Даже если бы я вас полюбил.

- Я… не понимаю.

- Разве это так сложно? - В его глазах горел темный огонь, и Мэгг впервые немного испугалась этого человека. - Я странник, мисс. Я привык к тому, что моя жизнь - вечная дорога. Какая женщина такое простит? Какая женщина сможет смириться с тем, что меня нужно ждать полгода или год, а затем я возвращаюсь на месяц и снова ухожу в море? Какую женщину я бы настолько ненавидел, чтобы сделать несчастной?

- Разве любовь делает несчастными?

- Иногда - да, Мэгг. Делает. - Граф понизил голос, чтобы за соседним столом не расслышали его слова. Впрочем, матросы громко хохотали и не обращали внимания на беседу капитана и его гостьи. - Мои отец и мать избежали этой участи лишь чудом. Да и то потому, что отцу нравилось строить корабли, а не укрощать их. Я совсем другой. Но я не злой человек, нет, и не хочу причинить боль какой-нибудь женщине, которая вовсе не заслуживает подобного обращения.

- А если вы полюбите и захотите остаться? Ведь трудности преодолимы. - Мэгг отчего-то хотелось доказать графу, что он не прав. - Вы ведь могли бы…

- Я не мог бы, - прервал ее граф, - никогда. Поймите, Мэгг. Хотя я не надеюсь, что вы поймете, вы ведь девушка совсем из другого общества, у вас интересы другие…

- Я все-таки постараюсь.

- Ну что же… Это невыносимо для любящего сердца - ждать. И расставаться, да еще надолго. Ожидать писем, которые приходят раз в месяц - много ли отправишь с дороги! И не знать, когда и как все завершится, и если тот, кто ушел в море, погибнет, - может, никогда не получить от него вестей. Сидеть у окна и ждать. Неделями, месяцами… Одной укачивать ребенка. Одной смотреть, как он взрослеет, потому что, когда вернется отец, не знает никто, кроме Бога. А по ночам плакать в подушку и молиться, чтобы корабль поскорее вошел в порт. Проходят дни, и корабль должен бы вернуться, но его все нет и нет, и вы каждый день ходите его встречать. В хорошую погоду и в плохую. В снег и в дождь, и когда солнце жарит - тоже. Стоите там, ждете, вздрагиваете при виде парусов и тут же отворачиваетесь - не те, потому что те самые вы знаете до последнего, самого маленького, хоть и не помните, как он называется. - Граф говорил все быстрее и тише, наклоняясь вперед. - И вот в один прекрасный день вы видите эти паруса. Вы вскакиваете и ходите туда-сюда по причалу, и вами владеет одна-единственная мысль: Господи, корабль дошел, корабль вернулся, а он - тот, кого вы так ждете, - вернулся ли на этом корабле? И вы замираете и не дышите, пока на причал не падает трап, и только тогда…

- Хватит, - сдавленным голосом произнесла Мэгг, - хватит, я поняла.

Граф зажмурился, но тут же открыл глаза и выпрямился.

- Простите, мисс. Простите.

- Вы, - заговорила она, стараясь справиться с комком в горле, - вы совсем не знаете, как это бывает. Вы забыли добавить к этому бессонные ночи и то, что, когда доходит весть - это еще больнее, чем когда вестей нет. Сидишь и думаешь: вот, три месяца назад он писал это письмо и был жив, а что сейчас? Он еще ходит по земле или по палубе, он еще смотрит, улыбается, пьет портвейн, как вы сейчас, Рэнсом? Он напишет мне еще? Когда его ждать? Если вестей нет, есть надежда, и это хорошо. Это самое лучшее, пожалуй. Не рассказывайте мне, граф, я к этому привыкла за четыре года.

- Простите, - сказал он снова. - Вы сможете меня простить?

Он дотянулся и взял ее руку в свою; Мэгг позволила это сделать.

- Сам не знаю, что на меня нашло. Вам мои страшные сказки ни к чему, у вас своих хватит на целый томик. Я обидел вас? Расстроил? Чем мне заслужить прощение?

Капитан столь искренне раскаивался, что Мэгг невольно заулыбалась.

- Дайте мне попробовать этот ваш портвейн.

- Уверены? Лакомство не для девушек.

- Хатти его пьет.

- Ваша Хатти более приспособлена к таким напиткам. Ну ладно. Немного. - Он плеснул ей в кружку где-то на четверть.

- За удачное путешествие!

- За ваше сердце, Мэгг, - серьезно сказал капитан. - Пусть оно никогда не болит.

«Боже, - подумала Мэгг, глотая портвейн. - Боже, что я творю».

Глава 17

«Счастливица» шла на юг, и становилось все жарче.

Мэгг полюбила встречать рассвет на палубе. Ей казалось, что восход солнца не сравнится ни с одним зрелищем на земле - весь мир словно замирал, предвкушая появление светила. К тому же утром еще можно было спокойно прогуливаться по палубе, но уже к полудню становилось слишком жарко. Мэгг захватила с собой летние платья, полагая, что они пригодятся в Китае, только теперь понимала, как ошибалась. Даже летние платья в Англии носились с нижними юбками, и корсет был плотный. Не вздохнешь.

Хатти сделала все, что было в ее силах, однако и это не помогло. В конце концов мучения девушки заметил капитан.

- У вас нет подходящей одежды, Мэгг? - Этот вопрос прозвучал за завтраком. В последнее время капитан все чаще приказывал накрыть для завтрака стол прямо на палубе. Обедали и ужинали они по-прежнему в его каюте.

- Я не стала бы описывать ситуацию подобным образом, но…

- Значит, так и есть, - усмехнулся Сильверстайн. - Позвольте вас предупредить: чем дальше, тем будет становиться жарче. Не желаете, чтобы я одолжил вам комплект одежды для юнги? В кладовке, кажется, есть штаны, которые вам подойдут…

- Нет, - скривилась Мэгг, - благодарю за предложение.

Она любила платья, любила их за ту спокойную элегантность, которую они дарили. Когда твою спину сжимает корсет, то и голову будешь держать выше.

- Но мне грустно смотреть, как вы мучаетесь.

- Я не мучаюсь!

- Хорошо. Мне грустно смотреть, как вы переносите жару.

Мэгг не выдержала и засмеялась.

- Вы иногда совсем не джентльмен, Рэнсом!

- Да? - удивился он. - А мне казалось, что долг джентльмена - позаботиться о леди… Ладно, мисс, раз вы не желаете принимать судьбоносное решение, его приму я. Мы сделаем небольшой крюк - зайдем на Фуэртевентура. Пуэрто-дель-Кабрас, конечно, дыра, однако там продают европейские товары. Купите себе пару платьев, более подходящих для южных широт.

- Благодарю, это было бы очень кстати, - оживилась Мэгг. - А я и не предполагала, что мы будем заходить еще куда-нибудь.

- Конечно, будем. Мы идем вдоль обитаемых земель, и можно иногда пополнить запасы воды и свежей пищи. Все время есть вяленое мясо надоедает даже таким старым морякам, как мы. - Граф сделал широкий жест. - К тому же заход на Фуэртевентура займет у нас не более двух-трех дней. Он самый близкий к Марокко из Канарских островов - до материка меньше семидесяти миль.

- А почему мы не остановимся на материке? - полюбопытствовала Мэгг.

- Как бы вам объяснить… Я доверяю Африке меньше, чем островам.

- И зря. Я читала, что Джеймса Кука убили на Гавайях.

- Потому что он сглупил, - жестко сказал Сильверстайн. - Я интересовался жизнью Кука, как и многих других знаменитых мореплавателей - всегда полезно учесть ошибки. Если бы люди Кука не трогали туземцев и вели себя менее вызывающе, вполне возможно, трагедии удалось бы избежать. Но англичане запаниковали, толпа напирала, и в суматохе Куку дали копьем по затылку. Я уверен, что дело не было бы доведено до крайности туземцами, если бы капитан Кук не предпринял попытку наказать человека, окруженного толпой островитян, всецело полагаясь на то, что в случае необходимости солдаты морской пехоты смогут огнем из мушкетов рассеять туземцев. К несчастью, капитан Кук не выстрелил по ним: за несколько минут до этого туземцы начали расчищать путь для солдат, с тем чтобы последние могли добраться до того места на берегу, против которого стояли шлюпки, таким образом давая капитану Куку возможность уйти от них. Туземцы не тронут вас, если вы не ведете себя по отношению к ним жестоко. Именно поэтому я стараюсь быть осторожным. Мы могли бы зайти в Ад-Дар-эль-Беида… прошу прощения, в Касабланку, - но я не люблю этот город. Может быть, потому, что раньше там гнездились пираты.