И это срывает дурман, превращая его в огонь, который сейчас горит только для нас. Его быстрые движения, мои губы в его власти, в его руках моё тело, и он разрывает его. Обнимаю его ногами за талию и двигаюсь вместе с ним. Целую его шею, его шрамы и едва могу дышать от любви к нему. Для меня это особенное примирение, оно вызывает внутри невероятное вожделение, смешанное с агонией. Знать и слышать его стон, отвечать ему тем же – лучшее, что было со мной. Он для меня лучший.

Сжимает руками мою грудь, которую я подставляю под его губы. Втягивает в себя, то одну, то вторую грудь, совершая быстрые фрикции. Не хочу, тяну его за шею к себе и впиваюсь в губы. Не дам ему передышки, не дам дышать, только тем, что он сотворил со мной. Я заражу его, я это сделаю, чтобы умереть.

Меня пронзает дьявольской местью, от которой громче стону в его губы. Моё тело полностью подчинено страсти и завершению. Я уже близко, так близко, что не могу больше целовать его. Только кусаю плечо, заглушая всхлипы и мольбы не оставлять меня. Мои пальцы с силой сжимают напряжённые ягодицы, и помогаю ему подарить мне сладкую муку. Кровь полыхает от лавы, протекающей с особой резвостью по ним. Выгибаюсь, и Ред наращивает темп. Его хриплое дыхание, мои крики, желание, – всё смешивается и оставляет только его стон с моим именем.

– Я счастлив ошибиться, сладкая моя Санта, – шепчет он, тяжело дыша. Сжимает в своих руках, и я растворяюсь в темноте яркими искрами радости.

Это победа.

Глава 12

Смерть бывает разной. Можно испытывать боль, страх и нежелание закрывать глаза навечно. А можно похоронить часть себя, которая совершенно лишняя, ненужная больше. Освободить своё сердце, чтобы ярче воспринимать действительность. И сейчас я счастлива умереть и воскреснуть моментально.

Ред поглаживает меня по обнажённой спине, а я наслаждаюсь близостью. Мы так и лежим на его рубашке, отдыхая после этого дня. Блаженство. Но оно неожиданно разрушается тихими стонами и чьим-то шёпотом. Испуганно приподнимаюсь с груди Реда.

– Забыл отключить звук, – кривится, указывая взглядом в сторону.

– То есть…

– Да, началось, – подтверждает он мои догадки.

– Тогда они опоздали, мы устроили шоу намного интереснее, – улыбаясь, возвращаюсь на его плечо и целую в подбородок.

– И, слава богу, никто этого не видел. Не собираюсь делиться тем, что было красиво отыграно только для меня.

– Ты меня заставил, – припоминаю я.

– Ты меня обманула, – с таким же подтекстом отвечает он.

– Ты меня вынудил это сделать, – приподнимаюсь и нависаю над его лицом.

– Я извинился, – заправляет пряди волос за ухо.

– Мне это понравилось, и может вызвать привычку, – улыбаюсь, наклоняюсь и целую его в губы.

– Идиот, – шепчу я.

– Ещё раз? – Хватает меня за волосы, оттягивая голову назад.

– Это не я, Мэтью просил передать, я обещала. Не люблю не сдерживать данное слово этому мужчине, – смеясь, объясняю я.

– И не боишься, что разозлюсь от этого? – Шипит он, поднимаясь, вынуждая сесть и меня.

– Нет, больше не боюсь твоей злости, она меня возбуждает, – шепчу я.

– Хватит играть со мной, сладкая моя, – отпускает волосы и проводит нежно ладонью по лицу.

– Это была честность. Меня, правда, возбуждает, когда ты полон ярости. И я, действительно, дрожу от напряжения внутри.

– Я должен тебе признаться, что не лгал, – отнимает свою руку от моего лица.

– В чём именно? – Интересуюсь я.

– Я небогат, Санта. У меня ничего нет, – всё волшебство момента разрушается этими словами. Дёргаюсь и отстраняюсь от него.

– Ты так и не понял, что мне плевать на это? – Обиженно шепчу я.

– Понял, и я говорю это не для того, чтобы унизить тебя или же причинить боль. Это… я пытаюсь сказать тебе иное, – качает головой и поднимается с пола.

– Что ты хочешь мне сказать?

– Правду. Меня не существует, сладкая моя. Меня нет, – от его фразы издаю смешок и встаю на ноги.

– Ты пытаешься убедить меня в том, что ты призрак? Хорошо, я верю. Тогда сделай меня такой же, – уже в голос смеюсь, Ред уходит в темноту, а через минуту возвращается. В его руках коробка, которую он ставит на стол.

– Нет, я не призрак. Но меня не существует, и я хочу, чтобы ты знала – у меня нет ничего из того, что ты ждёшь. Я не могу подарить будущего, потому что не имею его. И мне сложно делиться этим, потому что я не делал этого ни разу, – открывает коробку, и я заглядываю в неё. Удивлённо приподнимаю брови.

– Меня сводят с ума эти чулки и туфли. Твоё платье, ты. Я не покупаю тебя. Я забочусь, – быстро произносит он, пока отхожу от только начинающейся обиды, как она потухает. В коробке лежит одежда, самая обычная одежда.

– Я хочу заботиться о тебе, сладкая моя. И это всё, что я могу дать тебе. Большего не имею права желать, – его пальцы проходятся по моей талии и расстёгивают крючки пояса от чулок.

– Ничего не понимаю. Я… ты сказал, что тебя не существует, а сейчас ты опровергаешь свои слова, – шепчу я, наблюдая, как опускается обнажённый передо мной и снимает туфли, затем чулки. Выпрямляясь, проводит руками по ногам.

– Ты поймёшь, когда я покажу тебе кое-что. Я туда не ездил восемнадцать лет, но сегодня я хочу это сделать с тобой. Ты готова увидеть, что огонь может быть уродливым? – Его глаза блестят от муки, ему сложно говорить это.

– Да, готова, – напряжённо киваю я.

– Хорошо. Тогда тебя нужно одеть и увести отсюда, потому что мне не нравится, что ты находишься здесь. Это место больше не кажется мне таким красивым, как раньше, – подхватывает трусики и вновь опускается передо мной на колени. Я пока не осознаю, что творится в его душе, но атмосфера превращается в мрачную, опасную и стирающую любую попытку вырваться из неё.

Ред помогает мне одеться, и когда остаётся только пальто, он отходит. Собирает наши вещи, разбросанные по полу, и бросает в коробку, затем вновь исчезает в темноте и выходит оттуда другим. Разглядываю его, как будто ни разу не видела. Джинсы, ботинки, бесформенная толстовка с накинутым на голову капюшоном, тёплая жилетка и ещё кепка, полностью скрывающая его лицо.

– Тебе нет нужды прятать шрамы, Ред, – шепчу я.

– Поверь мне, сладкая моя, не все готовы принять мою внешность спокойно. И я достаточно видел, чтобы уберечь их от уродства, – сколько боли в его голосе, что и моё сердце сжимается.

– Но для меня ты красив, – качаю головой и подхожу к нему.

– Какая разница, как тебя воспринимают другие? Неужели, их мнение так влияет на твою самооценку, Ред? Ты же другой, ты можешь быть таким же сильным в свете дня, как и в ночи, – дотрагиваюсь до его щеки, ощущая шрамы, и пытаюсь донести до него, что это всё неважно.

– Они пугаются, Санта. Они…

– Да и пошли они. Мне нравится смотреть на тебя. Мне нравится принимать тебя вот таким, ведь остальные прячут внутри ещё более уродливые шрамы. И это намного ужаснее, чем ты думаешь. Пожалуйста, услышь меня. Ты красив, – осторожно, боясь совершить оплошность, тяну за капюшон и откидываю его назад.

– Если они глупы, то будут давать оценку внешности. Но это уже их проблемы, а не наши. Значит, они не имеют ни ценностей, ни воспитания, ни сердца, ни души. А у тебя всё это есть, и ты научил меня смотреть глубже, – снимаю с него кепку, а он не двигается. Его глаза стеклянные, словно он переживает что-то страшное сейчас. И мне больно. Да, мне так больно видеть его таким, когда он другой. В этой темноте, ставшей его клеткой, он превратился в затравленного этим миром человека. Хотя имеет столько силы именно в ночи, имеет столько возможностей, что тем, кто кичится своей внешностью, вроде меня, остаётся только завидовать ему.

– И я смотрю на самого чувственного, живого и талантливого мужчину, подобно которому нет в мире, где внешняя красота стоит на первом месте. А если мир против, то он не наш. Мы создадим свой, где научим людей увидеть своё уродство, которого в тебе нет, – приподнимаюсь на цыпочки и целую его шрамы.

– Я не могу, Санта, – шепчет он.

– Даже ради меня? Ради того, чтобы сделать нас с тобой настоящими? Чтобы разрушить всё прошлое и доказать… мне очень нужно, чтобы ты доказал мне, что ради меня можно совершать безумные вещи. Что я немного стою этого. Прошу тебя, подари мне честность, ни ложь, ни ночь, ни темноту, а самого себя. Ты мне необходим, как и моя семья, как и любовь, которой я насладилась сегодня. Этот день подарил мне многое, так не забирай надежду. Пожалуйста, – перехватывает мою талию и отодвигает от себя.

– Ты не понимаешь, и дело не в том, что я хочу украсть у тебя мечты и фантазии. Санта, меня не существует, я не имею права появиться в мире живых после стольких лет. Моё место в ночи, где я могу остаться иллюзией, вспышкой, и обо мне забудут. Прими тот факт, что я никогда не покажу своё лицо этому миру. Это запрещено, – отходит на шаг, забирает из моей руки кепку и надевает, затем натягивает капюшон.

– Так ты пойдёшь со мной? – Протягивает руку, обтянутую перчаткой. И я могла бы настоять на своём, убедить его, но не сейчас. В эту минуту что-то странное происходит, и я не верю в то, что этот человек боится услышать осуждение из-за внешности. Нет, есть ещё кое-что, о чём он мне не рассказал.

– Пойду, – кивая, вкладываю свою руку. Ред ведёт меня за собой к столу, передаёт пальто и сумочку, закрывает коробку и укладывает её под мышку. Ожидает, пока я полностью буду одета, и тогда обнимает за талию, направляя к двери. И как-то всё равно, что за стеклом сейчас происходит бесчинство, пошлые объятия и порнография. Меня волнует мужчина, идущий рядом со мной. Такое чувство, что его приговорили к гильотине, и он создаёт вокруг нас именно аромат страха и мрачной пустоты. Он даже не обращает внимания на то, как улыбается ему ненавистная мной девушка, когда мы проходим мимо. Нас тут же встречает Мэтью, забирает коробку из рук Реда.

– Не жди нас, – глухо бросает Ред и, обхватывая мою руку, ведёт в другую сторону. Мы выходим на стоянку, где припарковано множество машин, и останавливаемся у чёрного джипа. Ред открывает мне дверцу и помогает сесть на переднее сиденье. Забирается сам и вставляет ключ в зажигание.

– Я долго не водил, года два точно. Обычно Мэтью помогает в случае крайней необходимости. Да и не выходил на люди так часто, как это делаю с тобой, – разрушает тишину, но это не дарит счастья, наоборот, показывает, как много он скрывает и не позволяет себе просто жить. Сам выдумал для себя рамки и создал клетку, из которой с трудом выбирается, и то ненадолго, чтобы потом снова там спрятаться, как и закрыть для всех своё сердце.

– Я небогат…

– С пятого раза я поняла, Ред. Нет необходимости повторять это миллион раз, – перебивая его, фыркаю и отворачиваюсь к окну.

– Ты можешь меня выслушать, а не делать выводы раньше? Эту привычку оставь мне, тебе она не идёт, – насмешливо произносит он.

– Куда ты везёшь меня? – Сухо спрашиваю его.

– Сейчас увидишь. И я расскажу тебе то, о чём предпочитаю не помнить. Знаешь, я завидую твоей возможности забывать боль и не думать о ней. Тебе помогает алкоголь, у меня же он только усугубляет состояние. Мысли становятся всё страшнее, мрачнее и темнее. Никакого света, да и нет его больше.

– Я не пила сегодня, только губы смочила, чтобы провести тебя, – довольная поворачиваюсь к нему, раскрыв тайну.

– И тебе удалось. Тебе удалось задеть во мне то, что я бы не хотел переживать снова. Поэтому ты сейчас сидишь здесь, чтобы встретиться с моим прошлым. Я покажу тебе и настоящее, ты поймёшь, сладкая моя, что я не имею права быть причиной, ради которой стоит жить, – Он резко останавливается, отчего подаюсь вперёд и охаю.

– Прости, ещё привыкаю к машине, – Ред помогает мне отстегнуть ремень безопасности, и выходит из автомобиля. Не жду его и спрыгиваю сама. Очень холодно, ёжусь и запахиваю пальто. Изо рта вырывается пар, когда он подходит ко мне и берёт за руку.

– Где мы? – Шёпотом спрашиваю его.

– Смотри, – указывает рукой на вывеску над головой, под которой мы проходим.

– Ты… зачем ты привёз меня на кладбище? – Ошеломлённо бросаю взгляд на могилы, расположенные по бокам от нас, пока мы идём по дорожке.

– Здесь расположен наш склеп. У Эйнсли есть своё место, отдельное место, где похоронены все члены семьи, где бы они ни погибли. Я даже на похоронах деда не был, даже не попрощался, а Джо всегда был его любимчиком. Стыдно ли мне? Нет. Раскаиваюсь? Нет. Такова жизнь. Кто-то рождается, кто-то умирает. Но некоторые смерти простить невозможно, – подводит меня к калитке и открывает её ключом. Перед нами в ночи и в холоде возвышается постройка, напоминающая небольшую церковь.

Ред отпуская мою руку, подходит к дверям и отпирает их. Распахивает и приглашает войти. Аромат свечей, горящих вокруг нас, и могильный тяжёлый воздух окутывают моё сознание и пропускают по венам печаль и горечь. Позади меня закрываются двери, отрезая нас от живого мира и оставляя среди плит с именами упокоенных душ.