Я снова и снова прокручивала в голове мысль о том, как сказать то, что мне хотелось, но все равно получилось ужасно.

— Хочешь, чтобы я разделась, чтобы ты… То есть, не хочешь сфотографировать мое, меня… ну, знаешь, как ту голую девушку на…

Он усмехнулся.

— Думаешь, это поможет в моей ситуации, Грейс? — он приподнял голову и кинул взгляд на выпуклость в паховой области.

Я даже ощутила, как моему лицу стало жарко и как оно стало помидорового цвета.

— Нет, я имею в виду… — Я сглотнула, и из глаз хлынули слезы. Голос, казалось, принадлежал не мне. Я звучала жалко. — Я девственница, Мэтт.

В Нью-Йоркском университете было не так много девственниц моего возраста, и я начала задумываться о том, что, может, пропустила свое окно. Вот как это происходит: когда ты становишься старше, все сложнее переходить к интимным взаимоотношениям с кем бы то ни было. Я этого избегала, потому что была сфокусирована на учебе и музыке. На втором курсе я была в буквальном смысле единственной девственницей среди всех знакомых. Я чувствовала себя посмешищем. И боялась показаться парням странной или неопытной.

На лице Мэтта возникло раскаяние, а глаза расширились. Он погладил мою щеку.

— Я знаю, Грейс. Знаю с первого дня нашего знакомства. Тебе не нужно ничего делать. Прости, что заставил тебя сомневаться.

— Ты знал?

Он кивнул. Думаю, это было очевидно. У меня на лбу татуировка «ДЕВСТВЕННИЦА»?

— Я просто подумала, может, ты хотел бы пофотографировать меня, как ту девушку?

В то мгновение я видела, что Мэтт понимал — для меня это имело большее значение, чем для него.

— Я бы с радостью пофотографировал тебя, Грейс. Я всегда буду хотеть фотографировать тебя.

Он встал с кровати, глубоко вдохнул, чтобы собраться, и взял камеру в руки. Глядя на меня, мявшую платье, он произнес:

— Я просто сделаю несколько снимков. Делай то, что не вызовет у тебя дискомфорта, хорошо?

— Хорошо. Мы можем включить музыку?

— Конечно.

Он сменил диск и поставил песню Джеффа Бакли «Lover, you should have come over» (Прим. пер. «Любимая, лучше бы ты пришла»). Я переместилась на край кровати и стянула платье через голову, отбросив его в сторону, а затем спустила трусики до лодыжек и отшвырнула их подальше, не поднимая взгляда на Мэтта. Закрывая обнаженную грудь руками, я слышала, как он сделал несколько фотографий, пока я просто стояла на месте, застыв как дерево, и смотрела себе под ноги. Он подошел к лампе и накинул на нее какой-то тонкий материал, приглушая свет, чтобы создать тень. Я повернулась и затолкала покрывало подальше, чтобы открыть белые простыни, прежде чем вернуться на подушки. Я наконец подняла глаза на Мэтта, но продолжала прикрываться руками настолько, насколько могла.

Его голова была наклонена, как будто он изучал композицию, а сам левой рукой держал фотоаппарат за объектив. Когда он приблизился ко мне, я с уверенностью могла заявить, что он изучал меня. Он остановился рядом, у края кровати, и правой рукой провел по моему согнутому колену, сжимая ногу в области икры.

— Попытайся расслабиться, малышка, хорошо?

Я кивнула, нервничая.

— У меня очень маленькая грудь.

Он покачал головой и улыбнулся.

— Убери руки, Грейс. Ты прекрасна.

Что-то в уверенности Мэтта и в том, с какой серьезностью он делал снимки, сделало позирование куда более легкой задачей. Когда он отвел камеру от глаз, на его лице мне открылось выражение блаженства. Это напомнило мне то, как я себя чувствовала, играя музыку. Было похоже, что, когда он фотографировал, с ним случалась необыкновенная метаморфоза. Закрывая глаза и медленно выдыхая, я убрала руки за голову и услышала отдаляющиеся звуки закрывающегося затвора, пока Джефф Бакли обещал мне, что конец никогда не настанет.

Позже я лежала, завернутая в одеяло, и наблюдала за Мэттом, сновавшем по комнате.

— Что ты делаешь?

— Ищу футболку.

Я выдернула ее из-под кровати.

— Нашла. Но теперь она моя.

Я надела ее через голову. Я обожала, как пахли вещи Мэтта — ополаскивателем и мужским мылом.

— Берешь мою одежду в заложники?

— Останься со мной.

Он смотрел на меня невыносимо долго.

— Мэтт?

— Ладно, — ответил он тихо. Он снял джинсы и в боксерах прилег рядом. Когда я дернула старое стеганое одеяло, он забрался между покрывалами. — Иди сюда, Грейси, — проговорил он, притягивая меня к себе. Я отключилась в его руках.

Смогу ли я когда-нибудь перестать думать о том, каково это — быть в подобных объятиях? Наши тела слились воедино. Теперь сон в одиночку никогда не будет мне казаться нормальным. Он двигался так уверенно. По-мужски. Нет ничего естественнее, чем быть в его тесных объятиях. Может, это потому, что в ожидании этого момента мы изучали друг друга долгие и долгие месяцы. А, может, потому, что он уже делал так прежде.

 

10

. Когда я стала твоей

ГРЕЙС

Мэтт ушел утром. Без сомнений, я подвергла его самоконтроль испытанию.

Порндел в субботу в репетиторской вел себя как обычно, но Татьяна смотрела на меня с подозрением.

— Ты как будто светишься. О. Мой. Бог! — Она наклонилась над спинкой стула, чтобы приблизиться ко мне. — Порндел вчера после занятий отымел тебя?

— Господи, нет! И потише. — Я оглянулась на других студентов, наблюдавших за нами.

Дэн сделал объявление, что спасло нас от нежелательного внимания.

— Тех, кто заинтересован в поездке за границу в следующем году в составе оркестра, который я собираю, прошу остаться после занятия. В полдень произведем отбор.

Я убрала свою виолончель и последовала за Татьяной к двери. Дэн схватил меня за руку.

— Грейс, ты даже не попытаешься?

Я посмотрела на его руку, цепко державшую мой локоть. Дэн был слишком близко, что было несколько неудобно.

— Я должна была сказать вам. Я подала заявку в аспирантуру. Отправила ее этим утром.

— Но прошлым вечером мы говорили о туре…

— Дэн… Профессор, я планировала поступление в аспирантуру с первого курса. Не думаю, что готова отказаться от этого и уехать на полтора года.

— Аспирантура никуда не денется, Грейс. Я пожалел, что не совершал подобное чаще, когда был твоего возраста. Потому беру перерыв сейчас. — Он казался озадаченным.

— Дело не в…

— Чем?

— Неважно. — Я чувствовала исходящую от него ревность. Я попыталась прояснить ситуацию. — Чем раньше я закончу обучение, тем раньше смогу начать зарабатывать.

— Деньги не должны решать все, Грейс. Мы говорим о музыке. У тебя больше страсти, чем у любого студента из всех, с кем я сталкивался. — Я бросила взгляд на Тати, которая стояла в дверном проеме, слушая нас.

— Дело в деньгах, потому что у меня их нет, — я горько рассмеялась. — И у меня до черта студенческих займов, которые нужно покрыть. — Я вырвалась из его захвата.

— Понимаю, — последовал резкий ответ. Он кивнул, и я быстро направилась к Тати.

Как только мы вышли из кабинета, Тати толкнула меня плечом.

— Думаю, ты только что разбила Порнделу сердце.

— Он милый, но он не понимает.

— Похоже, и я не понимаю.

— Ты о чем? У меня нет денег и поддержки. Думаешь, путешествие по Европе бесплатное?

— Просто я не думаю, что это единственная причина.

Я знала, что она хотела упомянуть Мэтта.

— Не смей так говорить. Если тебе кажется, что это такая хорошая идея, то иди и попытайся сама.

Внезапно она замерла.

— Так я и поступлю. — Она развернулась и пошла обратно в кабинет. — Увидимся, Грейс.

Тати даже не нужно было пытаться. Она была хороша. Я знала, что Порндел возьмет ее, но полагала, будто ей хочется, чтобы я тоже поехала. Меня выбило из колеи то, что она не поняла мою ситуацию.

По пути к общежитию я проходила мимо магазина Орвина. Он сидел на скамейке снаружи.

— Здравствуйте, Орвин. — Он поднял глаза и прищурился. — Это я, Грейс. Помните? Я приходила с Дэном.

— Ах, да. — Он похлопал по скамейке рядом с ним. — Присаживайся, девчушка.

Уже темнело, и было холодно, да и довольно ветрено, особенно когда мимо проносились одно такси за другим.

— Новый смычок фантастический, кстати.

Он улыбнулся не только губами, но и глазами.

— Рад это слышать, Грейс.

— Поверить не могу, насколько отличается звук.

Он продолжал смотреть перед собой, но накрыл мою руку своей.

— Не забывай, что это всего лишь инструмент. Инструменты — посредники, но начало музыка берет в тебе, в твоей душе.

Ого.

— Ага, — прошептала я, прекрасно его понимая.

— Дэн полон веры в тебя.

— Это так. Но я устала от классических произведений, и это проблема.

— Ха! — усмехнулся он. — Понимаю тебя, дорогая. Лучшие музыканты — нарушители правил. Дело в том, что тебе нужно знать правила, чтобы достигнуть успеха в их нарушении.

Мы довольно долго сидели в тишине. Я закрыла глаза, и он сказал:

— Музыка повсюду, не так ли?

Я слышала скрип машин, вой серен, детский смех, а также постоянный гул труб, доносившийся из-под люков. И затем все нагроможденные один на другой шумы внезапно стали четкими и слились в самую прекрасную симфонию. Красной нитью проходящую через всю мою жизнь.

Открыв глаза, я оглянулась и заметила, что Орвин наблюдал за мной.

— Видишь, о чем я? Это внутри тебя.

Глаза слезились от ветра, но все же больше от эмоций.

— Да.

— Прежде чем парить, тебе нужно научиться летать.

Я благодарила Орвина снова и снова. Каждый день я училась упрощать свою жизнь. Может, в этом и есть суть взросления. Взрослые всегда говорят, какой запутанной становится жизнь с возрастом, но мне кажется, что на самом деле мы просто ставим перед собой все более значительные цели. Наши сильнейшие страхи растут: от боязни спать без обожаемого мишки до обнаружения, что у нас нет цели в жизни. Смогут ли время, зрелость и преодоленные преграды привести к довольству, которым так пыхал Орвин? Или мы просто сдадимся и капитулируем перед той жизнью, что уже имеем?

— Приходи еще, чтобы повидаться, — предложил он, вставая со скамейки.

— Обязательно приду.

В кошельке у меня была телефонная карта, которую я выиграла в ежемесячной лотерее общежития. Я нашла таксофон и позвонила маме.

— Грейс, как ты там, милая? — Она казалась занятой. Мне было слышно, как на заднем плане отец кричал на сестренок и брата.

— Как вы там?

— Твой отец снова потерял работу.

— О, нет, опять? — ответила я, хотя ни капли не была удивлена.

Она раздраженно вздохнула.

— Да, опять.

— Я правда хотела приехать на Рождество. Я могу найти сезонную работу в торговом центре и помочь вам.

— Ох, Грейс, это было бы замечательно. Ты можешь оплатить перелет?

— Я думала, что вместо Рождественского подарка от тебя и папы могла бы получить билет домой. — Внутри загорелась искра надежды.

Следующие ее слова потушили ее.

— Мы не можем себе это позволить, милая. Мне жаль.

Я не была дома почти год. Мне было жаль маму и не хотелось обременять ее, но я соскучилась по дому, по брату и сестрам, их болтовне, энергии, которой они наполняли дом, даже когда наступали трудные времена. Мысль о том, чтобы провести праздники в общежитии одной, пугала до чертиков. Так же, как я была совсем одна последние недели лета. Пока не приехал Мэтт.

Сигнал прервал долгую, неуютную тишину.

— Ладно, мам. Эй, мне нужно сохранить пару минут на этой карте.

— Хорошо, я понимаю. Мы любим тебя, дорогая.

— И я люблю тебя, мам.

Все время после обеда я провела в комнате, попивая дешевое вино и сочувствуя своей матери, но в основном купаясь в жалости к себе. Дверь приоткрылась, когда Мэтт прошел по коридору, поздно возвращаясь с работы.

Он толкнул ее, распахнув настежь.

— Тук-тук.

— Заходи. Присоединяйся. — Я играла на виолончели у окна, одетая в футболку Мэтта с логотипом группы Ramones.

Он вошел и бросил свою сумку курьера.

— Похоже, я никогда не получу свою футболку обратно.

Я смотрела на него, стоявшего у двери, и глупо улыбалась. Во мне что-то перемкнуло. Я встала, подошла к нему и стянула футболку через голову. На мне остался только лифчик и трусики. Я протянула одежду ему.

— Вот, держи.

Он просто моргал.

— Эм…

— Поцелуй меня, Мэтт.

Он захлопнул дверь, пнув ее ногой.

— Ты пьяна?

— Поцелуй меня.

Я обхватила его шею руками. Его руки накрыли мою поясницу, и он притянул меня к себе, после чего, наконец, поцеловал.

Поначалу поцелуй был аккуратным и нежным, но затем становился все напористее, наши языки переплетались, а руками мы блуждали друг по другу. Кожа наших тел разгорячилась, и мы могли чувствовать только нескрываемое желание. Мы целовались и целовались, и вскоре мне невыносимо захотелось, чтобы он прикасался ко мне везде.