— Итак, как Александр, как твой отец и Регина?

— Замечательно. Отец никогда не уйдет на пенсию. Они с братом партнеры в одной фирме. У Александра и Моники два ребенка и огромный дом на Беверли-Хиллс. Регина все такая же, только лицо еще более подтянутое.

Грейс рассмеялась, но затем ее улыбка испарилась.

— Мне правда грустно слышать такое о твоей маме. Она мне нравилась. Казалось, мы были родственными душами.

Я мысленно вернулся в те дни, когда потерял маму. Она спрашивала, что случилось с Грейс, а я ей отвечал, что просто не сложилось. Меня смутило, что мама вспомнила о Грейс через столько лет. Она не подозревала о том, что у нас с Элизабет были проблемы, но как будто хотела дать мне знать, что все еще думает о Грейс. Думаю, она тоже думала, что они с Грейс родственные души. Элизабет никогда не была близка с моей матерью, даже спустя десять лет после знакомства. Один визит, и Грейс осталась в сердце мамы навечно.

— Ага. Она ушла в покое. Папа даже пришел проведать ее перед смертью. Это было душераздирающе, ведь, несмотря на все, через что они прошли… она все еще любила его. Именно поэтому она никогда не вышла замуж снова. Думаю, когда все стало неважно, и он увидел ее на пороге смерти, то тоже чувствовал любовь. Во всяком случае, так он сказал ей. Даже если он не любил ее, мама умерла с верой. Я стал уважать его даже больше.

— Я могу это понять, — сказала Грейс, словно отталкиваясь от собственного опыта.

Я глубоко вдохнул.

— Давай поговорим о чем-то более радостном.

— Я следила за твой карьерой и знаю, что ты получил Пулитцера. Это потрясающее достижение, Мэтт. Мои поздравления.

— Спасибо. Это было неожиданно, да и тяжело им гордиться, наверное, потому что я был в по-настоящему кошмарном месте.

— Это было до того, как заболела твоя мама, верно?

— Да. Она видела, как я получал награду. Они с отцом сильно гордились мной.

Грейс было очень интересно, она была необыкновенно сострадающей16. Я уж думал, что сам все для себя выдумал. Но как же ее имя ей подходило. Насколько реальной, прекрасной и искренней она была во плоти. Все это время я рассматривал фотографии и мечтал обнять ее, прикоснуться к ней, ну или просто увидеть лично, своими глазами, в цветах, — и вот она была здесь, и именно такой, какой я ее помнил.

Куски пирога стояли между нами не тронутые. Я отрезал кусочек, поддел его вилкой и поднес к губам Грейс.

— С пирогом все лучше.

Она откусила от кусочка, а я не мог оторвать глаз от ее рта. Я облизал губы, размышляя о том, какая она на вкус, каково было целовать ее.

— Та-а-а-а-ак вкусно.

— Я знаю, мы не должны говорить о прошлом, но мне до смерти хочется узнать, чем ты занималась после выпуска. Как тур с оркестром?

— Вообще-то, было великолепно. Мы путешествовали пару лет. Татьяна поехала с нами. Когда мы вернулись домой в Нью-Йорк, Дэн снова стал работать в Нью-Йоркском университете, а я стала магистром в области теории музыки благодаря онлайн-программе. Я несколько лет преподавала в колледже, а сейчас руковожу оркестром и группой в страшней школе.

— Это фантастика, Грейс. Как Татьяна?

— У нее все хорошо. Все еще одинокая и напористая. Она в Нью-Йоркском филармоническом оркестре, так что много путешествует. Она очень преданный музыкант.

— Что с Брэндоном?

Она усмехнулась.

— Он стал для Тати одним из многих.

— Я должен был догадаться. А ты никогда не хотела пойти по тому же пути, что и Тати? Я могу быть пристрастным, но мне всегда казалось, что ты была куда более сильным музыкантом, чем она.

— Хотела, но… — она начала ерзать. — Я, эм, никогда не была настолько дисциплинирована. А вот она была хороша.

— Мне почему-то так не кажется.

— Татьяна более талантлива, это скажет любой с натренированным слухом, — улыбнулась Грейс. — Последний кусок? — Она протягивала вилку с пирогом с арахисовым маслом к моему рту.

Я схватил ее за запястье, притянул ближе и съел пирог. Внезапно между нами возникло знакомое интимное напряжение.

— Мне жаль, но мне пора возвращаться. Все было очень здорово. Я была рада встретиться с тобой, увидеть, что ты так же хорош и здоров, — сказала она.

— Позволь проводить тебя до дома.

— В этом нет необходимости. — Она проскользнула к концу дивана и встала.

— Уже поздно, и мне будет спокойнее, если я провожу тебя.

Грейс колебалась.

— Хорошо. Можешь проводить меня до моей улицы.

По дороге она собрала волосы в пучок, благодаря чему стала видна ее татуировка. Зеленоглазая голубка. Я не смог устоять, и потому вытянул руку, чтобы пальцами пробежаться по ее шее. Значит, все произошло на самом деле. Грейс отскочила.

— Ты что делаешь?

— Просто хотел потрогать ее, убедиться, что она все еще на месте.

— Татуировки в некоторой степени перманентные, — рассмеялась она.

— Мне было интересно, не удалила ли ты ее в гневе лазером.

— Я в большей степени была разбита, чем разгневана.

Вот это больно.

Я взял ее руки в свои.

— Мне жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль.

— Представляю. Мне тоже жаль. Я полагаю, твоя тоже на месте?

Я оттянул воротник черной футболки и приспустил ткань вниз, чтобы открыть татуировку, набитую у сердца.

— Ага, все еще на месте.

Она скользнула по ней пальцами и прошептала:

— Лишь пепел.

Она опустила голову. Я приподнял ее подбородок и вынудил посмотреть на меня, хоть ее глаза и слезились.

— Мы были жертвами неподходящего времени. Но вот мы здесь.

Она выдавила слабую улыбку.

— Мне нужно идти.

Не успел я ее остановить, как она уже отвернулась и посеменила по улице прочь от меня. Я ждал, пока она не ступила на ступеньки перед домом, и только тогда направился домой, разозленный на весь мир и жаждущий убить Элизабет за то, что она столько раз испоганила мою жизнь.

Добравшись до квартиры, я позвонил брату. На западном побережье было всего девять часов. Ответила Моника.

— Алло?

— Александр там?

— И тебе привет, Маттиас. Александра нет. Завтра заключение крупной сделки, так что он еще в офисе.

— Моника, ты говорила, что вы с Элизабет были как сестры, правильно?

— Ну, мы были семьей на протяжении восьми лет.

— Да-да, конечно. Ты знала, что Грейс пыталась связаться со мной, и Элизабет каждый раз находила способы укрыть от меня эту информацию? — Я был жестким, в голосе слышалось обвинение. — Ты хоть как-то помогала ей с этим крохотным обманом?

— Постой.

— Ну уж нет. Ты отдала ей гребаную семейную колыбельную. Ты все это время общалась с ней. Ты сама рассказывала мне, как она говорила тебе о Грейс, и что я помешан на ней. Грейс тебе не нравилась с самого начала, и я знал об этом. Вы обе ревновали к ней.

— Я через две секунды повешу трубку, если ты не замолчишь.

Я тяжело дышал, пульс был ускоренный. Во мне не осталось ничего, кроме яростного гнева и адреналина.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Я никогда не ревновала к Грейс. Она в твоей жизни была около пяти минут, и теперь ты меня обвиняешь в чем-то? Элизабет мне не говорила ничего, кроме того, что у тебя есть куча фотографий Грейс, которые ты отказываешься выбрасывать.

— Именно из-за Элизабет я не общался с Грейс на протяжении этих пятнадцати лет. И из-за нее же я, вероятно, до сих пор не женат на Грейс.

Моника тяжело вздохнула.

— Мэтт, ты такой мелодраматичный.

— Я даже не знаю, почему говорю тебе все это.

Моника молчала мгновение, а потом сказала:

— Думаю, потому что мы семья. — Ее слова удивили меня. — Тебе следует поспать, Мэтт. Ты на взводе. Мне жаль, если все то, что ты рассказываешь, правда. Никогда не думала, что Элизабет стала бы что-то скрывать.

— Как и я. Но она скрывала.

— Я передам Александру, чтобы он позвонил тебе, хорошо?

— Хорошо. Спасибо, Моника. Спокойной ночи.

Я пялился в окно до двух часов ночи. В голове был туман, потому я решил прогуляться и бессознательно добрел до улицы, на которой жила Грейс. Было невозможно тихо, пока я стоял, не сводя глаз с четырех одинаковых коричневых домов. Мне не было известно, в котором из них жила она — все дома были идентичными.

— Грейс! — закричал я.

Стоило позвонить ей и сказать: «Грейси! Грейс, пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой!», но если ты очень сильно хочешь поговорить с кем-то в два часа ночи, то лучше нанести личный визит.

— Грейс, пожалуйста!

Мужчина на другой стороне улицы открыл окно и завопил:

— Пошел вон, не то я вызову полицию.

— Давай! — закричал я в ответ.

— Все в порядке, Чарли! — Это был голос Грейс.

Я обернулся и увидел ее в дверном проеме одного из четырех коричневых домов. Я взбежал по пяти ступенькам до самой двери, на грудь давил невидимый груз. Ее лицо было всего в паре дюймов от моего, и она смотрела мне прямо в глаза. На ней была розовая фланелевая пижама с елками. На улице был май. Я улыбнулся.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Я взял ее за руки и опустил взгляд.

— Я хотел поцеловать тебя еще раньше, но струсил.

Приблизившись, я коснулся ее губ легким, нежным поцелуем. Ее губы были мягкими, но движения — нетерпеливыми. Она целовалась так же, как и всегда — страстно. Обняв меня за шею и прижавшись к моему телу, она углубила поцелуй. Грейс провела руками по моим бокам, перешла к талии и в итоге забралась под футболку. Пальцами она нащупала дизайн моего ремня.

Она отстранилась и прошептала мне на ухо:

— Все еще носишь его?

— Ты всегда была со мной, Грейс. Я так и не придумал, как забыть тебя.

Она взяла меня за плечи.

— Что мы будем делать?

— Встречаться?

Грейс расхохоталась.

— Ты хочешь встречаться со мной?

Да я бы прямо сейчас женился на тебе, лишь бы ты согласилась.

— Да, я хочу встречаться с тобой. Ты моя любимая бывшая жена

Она подняла голову, и я взглянул ей в глаза. Было облегчением обнаружить в них озорной блеск.

— Я свободна во вторник после занятий.

— Хочешь встретиться у общежития часа в три?

Она снова засмеялась, но в лунном свете засверкали ее слезы. За один день я вызывал их у нее слишком часто.

— Да, увидимся там.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Прости, что разбудил. Возвращайся ко сну, юная леди. — Я поцеловал ее в нос, развернулся и поскакал по ступенькам вниз. — Вторник, в три, — крикнул я. — До встречи!

— Потише там! — раздался из окна громкий голос Чарли.

— Иди в постель, Чарли! — в ответ ему крикнула Грейс.

 

22

.

Почему не сейчас?

МЭТТ

Все выходные я посвятил покупке вещей в квартиру, чтобы сделать ее более уютной на случай, если придет Грейс.

Проснувшись утром в понедельник, готовясь к встрече с Элизабет на работе, я чувствовал переполнявшую меня злость. Чтобы выпустить пар, я вышел на пробежку, затем принял душ и направился в офис. На пути к рабочему месту я увидел Скотта.

— Привет, могу я поговорить с тобой? — спросил я.

— В чем дело, мужик?

— Мы можем пойти в твой кабинет?

— Конечно.

Мы сели по обе стороны от его стола, друг напротив друга.

— Я больше не могу находиться в этом офисе. Могу я работать из дома?

Скотт откинулся в своем кресле.

— Бро, последние пару лет ты забрасывал меня многими просьбами.

— Я знаю, прости, но больше не могу мириться с этим офисным дерьмом.

— Вы с Элизабет приняли решение оставить полевую работу и осесть. — Он изогнул бровь, как бы говоря: «Помнишь?».

— Скотт, я собираюсь быть честным с тобой. Дело не в работе в офисе. Думаю, для всех будет лучше, если я не буду работать в том же здании, что и она.

— Серьезно? Мне казалось, ты перенес развод на удивление легко. И прошло уже больше года. Ты действительно так помешался из-за нее?

— Поступила новая информация. Я больше не могу работать в одном помещении с это психопаткой. — Я улыбнулся, вероятно, становясь похожим на психа.

— Да ладно, Мэтт, давай будем благоразумными.

— Я буду фрилансером, Скотт. Я так уже работал и взял чертового Пулитцера.

Скотт прищурился, присматриваясь ко мне.

— Не угрожай мне, Мэтт.

— Я не угрожаю тебе, и не стану вдаваться в подробности, что именно она сделала. Хватит того, что она разрушила мою жизнь, и я больше не могу с ней работать, ладно? И не думаю, что так уж неразумно не хотеть работать с беременной бывшей женой и ее новым мужем. Я отправлял чертов запрос еще месяц назад и все еще здесь. Либо она, либо я.

Скотт тяжело вздохнул.

— Мы хотим, чтобы ты оставался в команде, но ты знаешь, что Элизабет никуда не денется. Она беременна. Она засудит нас, если мы попытаемся избавиться от нее.