Размер камзола и рубашек, найденных в шкафу, подходил мужчине худощавому, чуть выше среднего роста.

Жесткие, курчавые волосы на подушке, среди которых нашлись и седые, выдавали в их заговорщике немолодого, но все еще активного человека. А кровь на тряпочке для чистки зубов и сгустки желтоватой слизи в тазу для умывания указывали, что у месье Дарни плохие и, скорее всего, гнилые зубы.


Младший медленно шёл вдоль пирса, совсем не замечая, что за ним по пятам следовал высокий мужчина, элегантно опирающийся на трость. Только услышав стук металлического наконечника, с тихим звяканьем опускающегося на камни мостовой, Младший насторожился; сделав вид,что увлечён прогулкой, он свернул в ближайший проулок и приготовился к нападению.


Стук трости повторился, становясь всё ближе — когда из-за угла появилась фигура преследователя, Младший бросился к нему и резко впечатал лицом в стену, заламывая руки за спину. С громким стуком трость полетела на пол.


— Кто ты и что тебе от меня нужно? — Младший встряхнул мужчину.


— Приятно видеть, что ты не утратил свои навыки и можешь за себя постоять, — с тихим смешком отозвался мужчина, и он удивлённо распахнул глаза, узнавая до боли знакомый голос.


От неожиданности он отступил, выпуская свою жертву из сильного захвата.


— Ты? — не веря своим глазам спросил Младший: перед ним стоял никто иной как старший брат. Бросившись в его объятия, юноша едва не прослезился от счастья — он ждал этой встречи с той поры, как закончилась война за Австрийское наследство, а минуло уже больше пятидесяти лет с тех событий.


— Почему ты здесь? Как? Откуда? — вопросы с обеих сторон сыпались, как из рога изобилия.


Братья то хлопали друг друга по плечам, то гладили щёки, заново привыкая друг к другу и отмечая некоторые изменения в облике. От внимания Старшего не укрылись небрежно обрезанные волосы младшего брата и его общий измождённый и бледный вид. Тот, напротив, посмеивался над лихо загнутыми усами Старшего и его эполетами.


Всё-таки, разлука их была слишком долгой и они оба истосковались по ощущению близости — не было рядом родного человека, который бы отругал одного за неразумные поступки или не посмеялся над рассудительностью и осторожностью другого.


— Расскажи мне все, что с тобой происходило с тех пор, как мы расстались, — потребовал Старший. — Я хочу знать, где ты был и чем занимался.


— Нет уж, — рассмеялся Младший, — я с превеликой радостью уступлю тебе эту честь. Пойдем, выпьем за нашу встречу.


Они зашли в ближайший трактир, заказали бутылку лучшего испанского вина, и Старший поведал, как после службы во французской армии вышел в отставку в чине полковника, поселился в Провансе, а после — женился.


— Ты женился? — не поверил своим ушам Младший. — Опять? Неужели снова светские приличия или потребность в достатке?


— Нет, — став ужасно серьезным, признался Старший. — В этот раз все совсем иначе. Я вернулся с фронта в свое поместье, зажил прежней жизнью, но на душе было скверно, ведь я обещал своему другу, который умер у меня на руках от полученных ран, что обязательно расскажу жене о его последних словах и передам медальон, что он носил, не снимая, лично ей в руки. Ты же понимаешь, что значит такая клятва?


— Лучше, чем кто-либо, — тихо признался Младший, вспомнив, с каким отчаянием смотрел на него Пьер, когда они расставались, и данное им обещание, чтобы ни случилось — всегда быть с ним рядом.


— Я разыскал его жену, хоть это и было нелегко, — продолжил свой рассказ Старший. — Она вместе с четырехлетним сыном переехала в город, когда за долги родовое поместье ушло с молотка. Молодая женщина с маленьким ребенком на руках, без поддержки — что она могла сделать против кучки стервятников, воспользовавшихся ее положением? Я нашел их в маленькой убогой мансарде под самой крышей дома, где сдавали комнаты внаем. На те гроши от пенсии, что ей выплачивали после смерти мужа, бедная женщина не могла даже купить угля на зиму, и в комнате стоял просто собачий холод. Мальчик так мерз и кашлял, — Старший замолчал, не справившись с дрогнувшим голосом. — В конечном итоге я осознал, что если не предпринять что-нибудь, то они попросту не переживут эту зиму, — закончил он.


— И вместо того, чтобы просто дать денег, ты женился на ней, чтобы обеспечить и ее, и сына всем необходимым, — понимающе кивнул Младший, подливая вино в стакан брата.


— Да. Жаннет стала мне хорошим и преданным другом, а Николя зовет меня papa, — при этих словах Старший тепло улыбнулся.


— Я рад за тебя, — признался Младший. — А что ты делаешь в Гавре?


— После революции в стране стало весьма неспокойно, а уж то, что происходит в Париже, вызывает ужас даже в провинции. Приходится скрывать и дворянское происхождение, и то, что я — полковник французской армии. Вот так мы и приняли решение покинуть страну. Через пару дней , мы отплываем на «Амазонке» в Северную Америку. Может, ты присоединишься? — предложил Старший.


— Скажи, — оживился Младший, — нет ли среди пассажиров вашего судна некого месье Дарни?


— Есть. Такой невысокий мужчина с тростью, — признался старший брат. Я беседовал с ним раз или два, и понял, что он прибыл из Парижа.


— Прости, я не смогу поехать с тобой в Америку. Мне нужно поймать этого Дарни, чтобы вытащить друга из тюрьмы. Я дал слово. Потом мы вместе разыщем тебя. А сейчас, — поднимаясь из-за стола, сказал Младший, — я пойду выполнять обещание.


***


Младший сидел за шатким столом своей парижской квартиры, которую снял когда-то на пару с Пьером.


«Пьер», — билась одна-единственная мысль в его голове, которую он заглушал новой порцией крепкого вина, опустошая бутылку за бутылкой. Хотелось забыться глубоким сном, затмить разум и воспоминания отупляющим хмельным туманом, не думая и не чувствуя.


Все его усилия пошли прахом, когда он вместе с задержанным и его архивом, в сопровождении конвоя из жандармов, добрался до столицы. За две недели отсутствия политическая ситуация кардинально изменилась — вспыхнуло восстание, сменилась власть, но самым ужасным было то, что разъяренная толпа ворвалась в тюрьму и всех заключенных без разбору потащили на гильотину.


Младший зажмурился, изо всех сил отгоняя видение этой страшной картины. Но в голове всё равно проносились образы, как его друга вели по грязным, загаженным улицам, связали руки на эшафоте и уложили в желоб смертоносной машины для казни; как со стуком опустился нож гильотины, отделяя голову от тела, как за волосы… За эти некогда прекрасные белокурые волосы её подняли, чтобы показать озверевшей толпе, которая разразилась приветственными криками при виде новой жертвы, брошенной в пасть Смерти.


Но самой невыносимой мукой было думать о глубине того ужаса, что испытал Пьер на эшафоте. Как его бледное лицо исказилось от неотвратимости гибели, как поблёкли яркие глаза, растеряв весь свет надежды, оставляя только безграничную горечь и сожаление.


Он не успел.


От этого внутренности Младшего холодели, словно змеи сплетались в отвратительный копошащийся клубок.


Мужчина снова схватил стакан и через силу стал вливать в себя отвратительное пойло, мечтая забыться. Кто же мог предположить, что опоздание в одни сутки будет фатальным?


Испытывая острое чувство беспомощности, Младший глухо зарычал и отбросил бутылку. Стекло ударилось в стену и разбилось, окропляя грязный пол тёмно-красными винными брызгами.


Он дал обещание, которое не сдержал, а теперь даже не мог похоронить тело друга как положено! Останки казнённых попросту скинули в общую яму, наполненную известью — никто в эти смутные времена не беспокоился о достойных похоронах, на это просто не было времени.


Смертоносная машина, плод воображения доктора Гильотена, с такой скоростью лишала людей жизни, что Париж мог просто превратиться в одно сплошное кладбище.


Тихий стук в дверь прервал ночную тишину и его мрачные мысли. Кому он мог понадобиться в такое время суток? Едва удерживаясь на ватных ногах и держась за стену, Младший добрёл до двери и распахнул её.


На пороге стоял худой подросток. Взлохмаченная пошатывающаяся фигура обитателя квартиры, с искажённым мукой лицом, которое по цвету было белее савана, так испугала юношу, что он отступил на шаг, уже готовясь сбежать в случае опасности.


— Чего тебе? — с трудом выплюнул мужчина, дыша в лицо алкогольными парами. Мальчишка словно онемел. — Ну? — гаркнул он, теряя терпение.


Стянув с головы картуз, мальчик заговорил скороговоркой, отчаянно желая побыстрее убраться:


— Меня прислали... — он замялся и шмыгнул носом, — прислали сказать, что обещание выполнено, и вы можете забрать его!


— Кого забрать? Кто послал? — забормотал мужчина.


— Главный палач послал сказать, что вы можете забрать тело вашего друга. Он сдержал обещание, — выпалил наконец-то полную фразу парнишка.


Схватив мальчишку за плечи, словно тот мог исчезнуть прямо в воздухе, мужчина не мог поверить своим ушам. Он сможет похоронить тело друга?


— Подожди здесь, я сейчас, — торопливо сказал Младший и заметался по комнате в поисках пиджака, натыкаясь на скудную мебель и сбивая ногами пустые бутылки, которые со звоном катились по деревянному полу.


— Иду, я уже иду, Пьер, — потрескавшиеся губы шептали эти слова, словно молитву.


******


Париж. 1908 год.


Недалеко от западного крыла заброшенного монастыря стоял стройный, молодой мужчина — встав у большого нетёсанного камня, он небрежно снял летнюю шляпу, отчего его смоляные кудри слегка растрепались, а тёплый летний ветер игриво шевелил блестящие локоны.


— Я вернулся, Пьер, — прошептал мужчина то ли сам себе, то ли ветру. — Прости меня.


— Прости, я не сдержал своё слово и не смог остаться с тобой. Я оставил тебя отдыхать здесь, под этим камнем, но мне придётся потревожить твой прах — эту часть города собираются перестраивать. Чем кто-то посторонний перекопает здесь всё и побеспокоит твои кости, пусть это буду я. Знаешь, мне удалось договориться и теперь тебя ожидает отдельная ячейка в семейном склепе, всё как положено. Наследники не против.


С этими словами Младший вздохнул и скинул пиджак с плеч, взяв в руки принесенную с собою лопату.


Несколькими часами позднее, на другом конце Парижа, с помощью служителя кладбища, Младший бережно уложил бренные остатки друга в склеп. Последние кости были вынуты из мешка и разложены, но череп всё ещё оставался в его руках.


— Ну что, Пьер, будем прощаться? — печально поинтересовался мужчина, глядя в пустые глазницы.


Сторож, повидавший за свою долгую жизнь многое, старался делать вид, что его это совсем не касается. Он дал странному клиенту еще немного времени на размышления и спросил:


— Ну что, месье, закрываем?


— Да, — подтвердил Младший, пряча череп назад в мешок.


— А череп-то? — удивился служитель кладбища.


— Закрывайте без него, — решился мужчина и отступил, забрасывая мешок на плечо. — Он — мой друг, в известном смысле этого слова. Ведь я дал обещание!


========== Глава 9 ==========

— Шерлок, нет! — Джон кричит, но его не слышат, и тогда он взводит курок, даже не сомневаясь в правильности своих действий. Оглушительный звук выстрела прокатывается по пустому помещению, завершаясь звоном осыпающегося оконного стекла и отдачей в больное плечо.


Но сейчас важно не это.


Важен Шерлок.


Он вздрагивает и просыпается.


Джон не стал открывать глаза, медленно стряхивая с себя липкие остатки сна, и прислушался к ощущениям: учащённое сердцебиение уже пришло в норму. Лёгкая боль в связках, как расплата за вчерашний безумный вечер, полный беготни.


Несколько секунд ушло на понимание, что сейчас он на Бейкер-стрит, а не в одинокой крошечной квартирке на окраине Лондона, стоящей на балансе военного ведомства для таких, как он, вышедших в тираж.