Шелковистые темные волосы покрывали его грудь. Это было удивительно. Как и внезапно охватившее ее томление при соприкосновении с ними. Ее лицо запылало, и это действовало Энджи на нервы. Она не была больше мечтательной девушкой. Она стала взрослой трезвой женщиной, способной ухаживать за зрелым мужчиной и не упасть при этом в обморок. Когда Энджи осознала, что снова и снова пытается отмыть одно и то же место у него на шее, она с отвращением отбросила тряпку, пропитанную кровью, в мойку, ловко обойдя кучу постиранного белья, приготовленного для завтрашней глажки.

Решив не обращать внимания на его обнаженную кожу и выступающие мускулы, она помогла ему надеть чистую рабочую рубашку, закатала ее рукава, потом вынула из ледника две бутылки пива. Несмотря на ее убежденность в том, что пиво не предназначено для леди, она начала привыкать к его вкусу и получать от него удовольствие. А сейчас она нуждалась в успокоительном средстве. Мысленным взором Энджи продолжала видеть Сэма, выходящего из сумерек и покрытого кровью. Сердце ее остановилось, и свет померк. А что касалось туго натянутой обнаженной кожи и рельефных мышц под ней, которые ощущали кончики ее пальцев, то эти будоражащие образы можно было отложить на потом.

– Ладно, – сказала Энджи, садясь за стол и переводя дух. – Что случилось?

– Сколько мне еще держать на глазу этот компресс?

– Самое меньшее минут двадцать. Так что случилось?

– Кусок сырого бифштекса подействовал бы быстрее и лучше.

– У нас нет куска сырого мяса. Сэм, если ты мне не расскажешь, что произошло, я поставлю тебе фингал под другим глазом!

Он отхлебнул большой глоток пива и медленно проговорил:

– Это долгая история.

– Я никуда не спешу. У нас вся ночь впереди, – вспылила Энджи.

Эта мысль не была успокоительной, но не хотелось додумывать ее до конца.

Сначала он ощупал кончиками пальцев свои ребра. Потом провел рукой по подбородку. Обследовал разбитые костяшки пальцев.

– Неприятности начались прошлой осенью, – сказал он наконец. – После того как суд постановил, что у меня есть в запасе год, чтобы привести в порядок ногу Дейзи. Тогда-то и случился первый пожар в Юнион-Холле, который я строил по заказу профсоюзов. Холл был почти готов. Моя команда и я сушили окрашенные поверхности. Мы уже наполовину закончили эту работу. И ночью здание сгорело дотла. Не осталось ничего, кроме печных труб.

Энджи попыталась было что-то возразить. Какое отношение сегодняшнее кровавое происшествие имело к тому, что случилось прошлой осенью? Но сообщение о Пожаре мгновенно возвратило ее к тому, что ее поразило – к его обгоревшей куртке. Пусть расскажет все по порядку.

– Причиной пожара был признан поджог.

Сэм поставил пивную бутылку на стол и теперь вертел ее в пальцах.

– В то время как полиция и профсоюз разбирались с этим делом, моя команда и я занялись другой работой – домом Уиттира. Сначала контракт на эту работу заключили с Миком Келли, и он построил коробку. Это случилось до того, как на него упала лошадь и придавила его. Уиттир нанял меня и мою бригаду покрыть дом, пока не выпал снег, а весной доделать всё, что потребуется.

– Покрыть означает возвести крышу? Верно?

Сэм кивнул и провел свободной рукой по волосам. Где-то он потерял ремешок, стягивавший его волосы на затылке, и теперь волны темных волос падали ему на плечи. В таком виде – с длинными, до плеч, темными волосами и расстегнутым воротом рубашки, с распухшим носом и заплывшим глазом – он напоминал Энджи пирата, только что выдержавшего бой. В нем была дикая красота и необузданность, он казался сильным и опасным. От его вида у нее образовался комок в горле.

– Мы возвели крышу, и дом Уиттира сгорел до основания. Не осталось ничего, кроме фундамента. Поджигатель даже не попытался сделать так, чтобы это походило на несчастный случай.

Выражение глаз Энджи изменилось, ум ее заработал. Она тотчас же поняла, что ноша Сэма была гораздо тяжелее, чем она предполагала.

– Тогда пошли разговоры. Все говорили, что пожары не моя вина. – Их взгляды встретились. – Но когда так говорят, все-таки остается малая толика сомнения.

– Но это же нелепость, – решительно заявила Энджи. – С чего бы тебе жечь дотла дом, за строительство которого тебе платят?

Он пожал плечами, и это движение причинило ему боль.

Он вздрогнул.

– Ну а что, если я не согласен с политикой профсоюзов? Может быть, я ненавижу Омера Уитгира, как и большинство людей в нашем городе? Может быть, я хотел подольше затянуть работу, чтобы мне оплатили и восстановление дома. Может быть, я просто сумасшедший. Все соглашались, что было странным совпадением то, что два моих последних дома сгорели дотла.

Хмурясь, Энджи размышляла. Мысли ее нетерпеливо неслись вперед.

– Так ты поэтому провел ночь в доме преподобного? Ты дежурил?

– Третий пожар уже никто не счел бы совпадением.

– Твоя куртка… – Ее глаза полезли на лоб. – Так в ту ночь на строительной площадке был пожар?

– Это случилось в мою смену. Я обнаружил это до того, как дому был нанесен серьезный урон. – Он отнял компресс от глаза и посмотрел на нее. – Об этом никто не знает.

Но ей он рассказал. Его доверие удивило и растрогало ее и вызвало в ней желание сделать что-нибудь такое, чтобы он понял, что она заслуживает это доверие. Вскочив с места, она забрала у него компресс и заменила его свежим. Она ощутила бессилие, оттого что не могла придумать ничего благородного или героического.

И внезапно ей пришло в голову, что Сэм с самого начала выказывал ей доверие. Он вверил ей своих детей и дом. Вручил ей свои деньги. А теперь доверил секрет, который ей следовало хранить.

Она же ответила неблагодарностью, завела тайно от него почтовый ящик и проводила долгие часы, кипя от злости и недоброжелательно размышляя о Сэме и Лоре и о том, что не очень-то верит в его успех по части накопления денег на операцию Дейзи. Энджи почувствовала себя виноватой, опустила голову и прикусила губу. Мысль о том, что Сэм, возможно, гораздо лучше, чем она думала о нем, была для нее новой.

– У тебя было время поразмыслить обо всем этом, – сказала она после минутной паузы. – Кто может поджигать построенные тобой дома и почему?

– Я на сто процентов уверен, что за пожарами стоит Герб Гаунер. Думаю, он нанял для этого какого-нибудь головореза.

Ответ прозвучал настолько неожиданно, что Энджи чуть не задохнулась.

– Мистер Гаунер способен на такое? – Сэм кивнул и допил свое пиво.

– Думаю, он хочет разрушить мою жизнь, лишить меня заработка. Если все построенные мною дома будут поджигать, никто не станет меня нанимать. Когда я не смогу работать, мне не удастся отложить деньги на операцию Дейзи.

– Ты мог бы найти золото.

– Я много лет ищу золото, Энджи.

Он закрыл глаза, запрокинул голову, и Энджи увидела, насколько он измучен.

– Все, что я находил, были маленькие карманы. По правде говоря, я не знаю, насколько реально сорвать большой куш до того, как истечет срок, определенный судом.

Она подалась вперед, не сводя с него глаз.

– Это может случиться. Ты не должен сдаваться, Сэм. – Он тотчас же открыл глаза.

– Я и не сказал, что сдаюсь. Никогда! Я только говорю, что все будет зависеть от того, найду ли я золото достаточно скоро, чтобы решить свои проблемы. То, что я сейчас зарабатываю, – это единственные деньги, которыми мы можем располагать на операцию Дейзи.

Энджи посмотрела на ряд стеклянных баночек над плитой. Если они будут откладывать деньги с такой же скоростью, то операцию можно будет сделать не раньше чем через год, а возможно, для этого понадобится и больше времени. А к тому времени Люси и Дейзи уже будут жить с Гаунерами.

Она потерла виски, где уже зарождалась головная боль.

– Значит, ты платишь своим людям за сверхурочную работу, чтобы они дежурили на случай, если кому-то вздумается устроить пожар на стройке?

По крайней мере эта тайна была разгадана.

– А что, если поджигатель – один из них? – спросила Энджи, полная подозрений.

– Я работаю с ними два года. Я им доверяю.

– Мы не можем скопить деньги из-за того, что ты платишь людям за сверхурочную работу, но, если ты не будешь им платить, может возникнуть следующий пожар и тогда никто не станет тебя нанимать. Сэм, можем мы что-нибудь сделать?

– Это подводит нас к тому, что произошло сегодня вечером, – сказал Сэм, осторожно дотрагиваясь до носа и болезненно морщась.

Энджи выслушала его рассказ о драке между ним и Гербом Гаунером, и с каждым его словом разгоралась все большим гневом.

– Должен же быть какой-нибудь способ остановить его, – проговорила она, когда Сэм замолчал.

– Гаунер прав. Доказательств его причастности к пожарам нет.

Не в силах усидеть на месте, Энджи встала и принялась нервно расхаживать по кухНе.

– Эти люди нечто невероятное! Какие еще бабушки с дедушками пошли бы на такие меры, чтобы отобрать детей у отца? – Она развела руками. – Им следовало бы думать о том, при каких условиях их внучки будут счастливее. Кстати, Винни Гаунер была здесь, когда я вернулась со стройки.

Сэм пожал плечами и мрачно усмехнулся:

– И как прошла встреча?

– Можно сказать, что мы оба сегодня оказались побитыми Гаунерами.

– Так плохо? – горько рассмеялся Сэм.

– Ты безнравственный отец, а я совсем не подхожу для того, чтобы воспитывать детей.

Мгновенно выражение его лица изменилось, он посерьезнел.

– Нет, это не так. Ты не по своей вине оказалась в ситуации, на которую не напрашивалась и которой не хотела. Я знаю, что это нелегко стать женой бедного человека, будучи дочерью богатого. Но ты не стала жаловаться. Ты делаешь то, что должна делать. И, Энджи, ты прекрасно управляешься с девочками.

Эти неожиданные похвалы выбили почву у нее из-под ног. Несмотря ни на что, он оценил некоторые ее качества и поступки, и у него хватило великодушия сказать ей об этом.

– Я сожгла бобы, – сообщила она виновато, глядя на него во все глаза.

– Черт возьми! Я люблю подгорелые бобы! – ответил Сэм с улыбкой.

– Ты еще об этом не знаешь, но кое-что из твоего нижнего белья теперь розоватого цвета. Красный пояс Дейзи упал в корыто, где я полоскала выстиранное белье.

Она изо всех сил оттирала его белье, чтобы из ярко-розового сделать его чуть розоватым. Потом надолго оставила его в растворе синьки, пока не стала опасаться, что крепкий раствор съест ткань.

– Я не стану утверждать, что мне нравится розовое нижнее белье, – сказал Сэм, запрокидывая голову, – но, думаю, случаются и худшие ошибки.

– И Люси ненавидит меня.

Он чуть опустил голову и теперь пристально смотрел на нее.

– Люси была хозяйкой в доме до твоего приезда. Эта девчушка семи лет играла роль взрослой женщины. Дай ей время осознать, что она снова может стать ребенком.

Она это так и поняла. Она стала соперницей Люси, отстранила ее от власти в доме. Энджи промолчала. Люси и Сэм были взрослыми. По крайней мере Люси так казалось. Теперь взрослыми в доме были Сэм и Энджи. Прежде Люси отвечала за порядок в доме. Теперь же эта обязанность перешла к Энджи. Люси пыталась стать матерью для Дейзи. Теперь это место заняла Энджи. Сэм безраздельно принадлежал девочкам. Теперь его приходилось делить с Энджи.

– Иногда я чувствую себя такой беспомощной. – Энджи закрыла глаза и покачала головой.

Руки Сэма обвились вокруг нее, и она испугалась, потому что не слышала, как он встал с места и подошел.

– Я тоже, – ответил Сэм устало, зарывшись лицом в ее волосы.

Отклонившись назад, Энджи все-таки оставалась прижатой к его груди, стараясь не причинить боли его пострадавшим ребрам. Она прикрыла ладонями его руки, лежавшие на ее талии.

В окне над раковиной отразилось нечто такое, что Энджи не ожидала увидеть. Она и Сэм прижимались друг к другу. Теперь они зависели друг от друга и черпали утешение в этом соприкосновении. Минуту назад у нее было такое чувство, будто мир смыкается вокруг нее, будто перед ними выросла целая гора неразрешимых проблем. Но когда руки Сэма обвились вокруг нее, она почувствовала себя защищенной и у нее возникла надежда, что вместе они смогут пробиться сквозь эту гору.

Все, что ей надо было сделать, это повернуться в его объятиях, и его рот оказался бы всего в нескольких дюймах от ее рта.

Ее дыхание участилось, и по всему ее телу от головы и до ног разлилось тепло.

– Энджи?

– Да? – облизнув губы, хрипло ответила она.

– Если я сейчас не лягу, то упаду.

Его руки оторвались от ее талии, упали, и он оперся всей тяжестью о раковину.

– Надеюсь, что этот сукин сын избит не меньше меня и ему так же больно.

«Ну что я за идиотка! – подумала Энджи, прежде чем обернулась. – Он избит, весь в ушибах и синяках. Он качается от усталости. Поцелуи – это последнее, о чем он может сейчас думать. Да и обо мне тоже», – торопливо заверила она себя.