Не давая Марине опомниться, она развернулась и стремительно шагнула к выходу.

— Никиту? — тихо спросила Марина.

Вика только на миг притормозила. На долю секунды. Но тут же набрала скорость и, на лету схватив свою сумку, помчалась прочь без оглядки. На улице ее накрыл дождь. Когда он приготовился к тому, чтобы пролиться? Прямо над Марининым корпусом висела мутная серая туча. Сразу же Вика увидела девочек и мать Макса и Никиты. Они бежали под дождем туда, где сейчас стояла Вика. Она, подчиняясь все той же неведомой силе, которая гнала ее к больнице, теперь метнулась в сторону и нырнула за корпус. Там она помчалась, не разбирая дороги, боясь, что ее остановят. Вечером она была у себя дома, в родном Первомайске.

* * *

Она еще не вспомнила, что произошло, а назойливое беспокойство уже заставило ее открыть глаза. За окном лил дождь. Вспомнила: Вика. Ах да — Виктория уехала! Влюбилась в Никиту и бросила все. Как она могла так поступить? Как она могла?! Смотреть на кого-то, когда ей в полное пользование предоставлен Макс! Днем и ночью. Каждый день! Нужно было только чуть-чуть постараться! Никому нельзя доверять… А ведь она, Марина, так надеялась на Викторию! Единственная подруга! Марина в деталях представляла жизнь своей семьи без себя. С Викторией. Она даже ревность задавила в зародыше. Не позволила той голову поднять. Взять вот так и все испортить!

Марина двинула ногой одеяло и села.

Конечно, Виктории подавай романтику. Макс, естественно, не романтик, Но ведь Марина не за этим вызвала подругу из Первомайска. Не за романтикой! И та согласилась. Обнадежила. И — бац! Все испортила!

Марина резко поднялась, схватила халат и прошла к раковине. Она чистила зубы и не переставала перемывать косточки подруги. В зеркало Марина смотреть разучилась — ничего утешительного там последнее время не показывали. Но случайно брошенный взгляд заставил ее прервать занятие и посмотреть на себя. В зеркале было что-то не так. Что именно? Бледное, как обычно, отражение. Волосы нужно причесать. Ничего нового. Глупости.

Марина вымыла зубную щетку и отправилась заправлять кровать. Тут внезапно ее пронзило: она злится! Да, да, злится самым банальным образом! Как раньше, до болезни. Марина попыталась вспомнить, когда и на кого злилась последний раз. Не вспомнила.

Но и когда заправляла кровать, и во время завтрака, и потом, на процедурах, Марина не могла побороть агрессивности своего настроения. Ей хотелось излить на кого-нибудь свое возмущение, негодование, свой протест, разрастающийся внутри подобно дрожжевому тесту. Хотя, собственно, что уж она так ополчилась против Виктории? Ее еще можно понять. Если хорошенько разобраться, то во всем виноват Никита. Он всегда был эгоистом. Ему дела нет до чужих планов! Бросил жену ни с того ни с сего, от нечего делать принялся волочиться за Викторией! Вскружил ей голову. Запудрил мозги. Да и сложно ли вскружить голову такой женщине, как Вика?

Вика все еще девушка, вниманием мужчин явно обделена. Да, конечно, Никите ничего не стоило навешать ей лапши на уши. Интриган! Эгоист! Донжуан! Попадись Никита Марине в эту минуту — ему не поздоровилось бы. Никогда прежде Марина не испытывала к брату мужа столь яростных чувств. Нет, это просто возмутительно, негодовала она, лежа под капельницей на жестком диване и глядя сухими глазами в потолок. Какая бесцеремонность! Прийти жить в семью брата! У тебя, милый, есть родители, в конце концов!

Марина прекрасно понимала, что негодованием ничего не поправишь, но остановить себя не могла. Тело Марины Свитовой смирнехонько лежало на диване в чистой палате, 19"7 а душа металась в пространстве, не находя себе места. В конце концов душа заставила подняться тщедушное тело и погнала его вдоль коридора. Проходящий мимо врач с удивлением посмотрел на больную.

Когда вечером пришел Макс, он с трудом отыскал жену — она мерила шагами рекреацию соседнего отделения. Сквозь обычную бледность пробивался незнакомый румянец.

— Что случилось?

Макс с недоверием вглядывался в лицо жены. Она явно чем-то возбуждена. Не может быть, чтобы до нее дошли слухи о его попытке… В семье все предупреждены, а больше никто не знает.

— Ничего! — отчеканила она, сведя брови к переносице. — Ни-че-го! Просто я тут больше не могу! Понял? Не-мо-гу!

— Но…

— Никаких «но»! Ты должен завтра.., нет, сегодня! Сегодня же забрать меня отсюда! Я ясно выражаюсь?

— Ты поругалась с врачом? — предположил Макс, с нарастающим беспокойством следя за нервозностью Марины. Что это? К чему? Почему она такая? Трудно представить ее ругающейся с врачом. Чтобы ругаться, силы нужны. А Марина последнее время ходит как тень.

— Ни с кем я не ругалась! — подчеркнуто спокойно отрезала она. — Я больше не в состоянии находиться в этих стенах ни дня. Ни минуты. Понял?

Марина метнулась мимо него в направлении своего отделения. Макс поспешил за ней. Шелковое кимоно жены трепетало от стремительности движения. Распущенные волосы летели следом за хозяйкой.

— Марин, я думаю, надо прежде поговорить с врачом, — начал было Макс, едва они вошли в палату.

— Что бы он ни сказал — я не останусь!

Щеки Марины теперь уже пылали. Она решительно раскрыла шкаф и стала кидать свои вещи на кровать.

— Для чего я должна торчать здесь? Чтобы умереть? Я могу это сделать и дома!

Макс собрался что-то возразить, но она не дала ему и рта открыть.

— Это невыносимо! Я должна что-то делать! Я хочу видеть людей, деревья! Я хочу потрогать цветы! Если мне суждено умереть, то пусть это случится где угодно, только не здесь!

Макс с нарастающей тревогой следил за действиями жены. Ее движения были стремительны, точны и целенаправленны. В десяток минут уложилась она, чтобы собрать чемодан. Без посторонней помощи! Раньше, даже будучи здоровой, она редко демонстрировала подобные всплески энергии. Больше всего он боялся, что вот сейчас, посередине бурного всплеска, она свернется, как цветок, попавший в огонь, и оставит вместо себя лишь горсть пепла.

Вечером они приехали домой. Макс включил свет в прихожей. Сразу начали бросаться в глаза те мелочи, которые не замечаешь, пока не посмотришь на них чужими глазами, — пыль на полочке в прихожей, галстуки, в спешке оставленные горой на кофейном столике, дверцы шкафа нараспашку. Он ведь не знал, что привезет сегодня Марину домой. И Александра на гастроли укатила — убираться некому. Макс с неловкой, непривычной для него суетливостью бросился устранять погрешности.

Вспомнил, что на кухне не мыта посуда — направился туда, в прихожей споткнулся о Маринин чемодан. Взял чемодан, чтобы отнести в спальню жены, и увидел ее застывшей посреди малой гостиной. Между распахнутыми дверями детской и комнаты Виктории.

О чем она думает? Макс попытался представить и не смог. Марина слишком долго не была дома. Ей нужно время, чтобы заново освоиться.

* * *

В Первомайске ничего не изменилось. Но видимо, от того, что она здесь давно не жила, замечала теперь все несуразности родного города так, как если бы разглядывала его в увеличительное стекло. Общая обшарпанность двухэтажных домишек, когда-то давно выкрашенных в грязно-желтый или, что не намного лучше, в грязно-зеленый цвет, отсутствие урн и убогость скрюченных, покоробленных буйными подростками остановок… Озабоченная угрюмость сожженных дачным солнцем лиц — все это лезло Вике в глаза назойливо и неизбежно. Вика собралась проведать отца. Забравшись в тамбур первого вагона пригородной электрички, сразу поняла, что полчаса в этом виде транспорта покажутся ей вечностью. Электричка была битком. В грязном, заплеванном вагоне сидели измученные жарой и жизнью люди. Затрепанные сумки, видавшие виды бидоны, пластмассовые ведра загромождали проход. Тамбур перегородил велосипед, а у дверей сидели на корточках два наркомана и вяло беседовали «за жизнь».

Вика попыталась пройти через тамбур, но ее остановила женщина, которая уже, видимо, пыталась сделать то же самое:

— Там девочка писает.

Пришлось стоять и ждать, когда неизвестная находчивая девочка сделает свои дела и освободит путь в другой вагон. Когда Вика наконец нашла вагон почище и посвободнее, уже подъезжали. У виадука Вику поджидала бледно-сиреневая иномарка новой жены отца, Валерии. Заметив Вику, Валерия изобразила радушную улыбку и посигналила. Вика махнула в ответ рукой.

Валерия, как всегда, была великолепна: ровную загорелую кожу оттеняли кипенно-белый топик и белые же шорты. Темные очки без оправы с тонкими дужками были усажены поверх волос и усиливали впечатление особой яркости блондинистой прически. Подчеркивали.

— Все о'кей? — поинтересовалась Валерия, когда Вика усаживалась.

Та вспомнила электричку, замученные лица, заплеванный пол и согласилась:

— Да, все о'кей!

— Ну как ты? — спросила Валерия, выруливая с привокзальной площади, и, тут же забыв о своем вопросе, благополучно перешла к беспредметной болтовне.

Вика слушала о преимуществах косметики «Avon», о страничке Мадонны в Интернете, о новом фильтре для воды, который Валерия присмотрела в универмаге и который она советует также приобрести и Вике. Вика медленно перестраивалась от образа жизни своей матери к образу жизни Валерии. Переход был трудным и болезненным.

Неожиданно Валерия притормозила возле полосатого козырька летнего открытого кафе.

— Выпьем соку? — спросила она и, не дожидаясь согласия Виктории, выпорхнула из машины. Вика седьмым чувством уловила, что здесь что-то не то. Не просто так отцова жена привезла ее сюда, а не сразу домой. Интуиция не обманула — едва принесли сок и мороженое, Валерия выпалила:

— Я хочу поговорить о твоем отце!

— Что с ним, он заболел?

На Викин мгновенный неподдельный испуг Валерия только усмехнулась. Тогда Вика как-то сразу успокоилась. Подвинула к себе вазочку с мороженым и кивнула:

— Ну, давай поговорим.

Вика наблюдала за «мачехой» из-под ресниц. С удивлением обнаружила, что Валерия нервничает. Это ни в какие рамки не лезло. Неужели с отцом что-то стряслось?

— Не тяни! — приказала Вика.

— Последнее время.., твой отец, он.., ведет себя непозволительно. Он очень изменился.

— Он тебе изменяет? — предположила Вика.

— Только этого не хватало! — воскликнула Валерия и воткнула ложечку в шарик мороженого. — Типун тебе на язык! Дело в другом.

Вика совсем успокоилась и принялась за мороженое. Три цветных шарика холодного лакомства выглядели весьма аппетитно — розовый, желтый и кофейный.

— Мороженое — пальчики оближешь! — похвалила она и отметила, что Валерия лишь безжалостно ковыряет мороженое, разрушая шарики.

Она даже не вставила свое обычное «Не боишься растолстеть?». Пропустила Викино замечание мимо ушей.

— Если быть более точной, дело вовсе не в отце.

— А в ком же?

— Вика, ты женщина образованная, постарайся меня понять, — лизнула Валерия падчерицу. — Твоя сестра Юля.., у нее просто нет совести!

— Так. Стоп. Ты недовольна Юлькой или отцом? Давай наконец разберемся. Если тебя не затруднит, перейди к фактам.

Валерия коротко взглянула на Викторию.

— Да, конечно. Так вот, отец всегда помогал Юле. И я, заметь, была не против. Ведь это его дочь.

«Как же! — подумала Вика. — Против ты не была… Рассказывай!»

— Сначала он полностью оплатил ее свадьбу. Так? Все взял на себя, даже платье и туфли. Да вдобавок подарок такой отвалил! Стиральную машину «Бош»! У нас такая же. Молодым-то можно было и попроще подобрать. Но я, обрати внимание, это проглотила.

«Не подавилась?» — мысленно спросила Виктория, доедая коричневый шарик.

— Потом он объявил, что станет оплачивать Юлино обучение. Я считаю, что это чересчур! Признаюсь, Вика, на этой почве у нас с отцом возникали скандалы. У нее, в конце концов, муж имеется. На Западе, например, так не принято. Если уж тебе замуж приспичило, то пусть муж и оплачивает все и вся.

— Где мы, а где — Запад? — вздохнула Виктория, приступая к желтому лимонному шарику Валерия помолчала, соображая, как воспринять сие философское замечание. Потом решила пропустить его, не реагируя.

— Я девушка из обеспеченной семьи, Виктория. Ну, ты в курсе. И я с детства привыкла к роскоши.

— Привычка — большое дело, — согласилась Виктория.

— Каждую неделю я посещаю массажистку. Косметический салон. Спорткомплекс с тренажерами.

— Я тоже хожу в спорткомплекс, — не без гордости вставила Вика.

— Тогда ты в курсе, сколько это стоит.

— Я зарабатываю, мне хватает.

Валерия пропустила ее реплику мимо ушей.

— К тому же я не могу отказать себе в сауне и уж тем более в посещении парикмахера, — вещала Валерия. — Ты ведь знаешь, я причесываюсь только «У Алика».

Вика знала — салон «У Алика» располагался как раз напротив кафе, в котором они сидели. Сейчас у крыльца салона аккуратной шеренгой красовались штук шесть иномарок.