Хизер Грэм - Покоренная викингом

Он повернулся и вышел из зала. Вокруг зала с его огромным очагом, расположились спальные комнаты, и он выбрал одну из них для себя.

Растянувшись на пышных перинах, наваленных на широкую постель, он закрыл глаза. Его меч, его верный Мститель, был рядом с ним, и он положил на него руку. Он никогда не засыпал, если не чувствовал его рядом.

События прошедшего дня всплывали в его усталом мозгу, а потом он начал погружаться в сон. Он видел девушку с миндалевидными глазами, которая танцевала перед ним, полуобнаженная. А потом девушка изменилась, и это уже была его жена. Рианон.

Ее волосы спадали и окутывали ее, как мягчайшее огненное покрывало. А потом они легли ей на спину, и он услышал звук журчащего ручья. Она манила его, улыбаясь, приглашала приблизиться к ней. Он опустился, прижав ее спиной к ласковой зеленой растительности весенней земли и земли и ощутил нежность ее бедер. Он откинул ее волосы и провел по ним пальцами, но вдруг он почувствовал что-то липкое, это была кровь.

В испуге он проснулся.

Вокруг было темно. Дверь в зал была широко открыта, у очага лежали люди в глубоком сне словно мертвые.

Он подумал, что ей не грозит никакая опасность. Почему же сон о ее смерти так растревожил его?

Это скорее она страстно хотела, чтобы ему перерезали глотку, напомнил он себе.

Ему нужно было поспать. Единственной раной, которую он получил, была рана, которую нанесла ему она, однако день был тяжелым и долгим, хотя и принес им победу. А на утро он собирался отправиться в путь. Он выполнил свою часть уговора, а теперь была ее очередь. Датчане наверняка нападут снова, чтобы отомстить за проигранную сегодня битву.

Но пока…

Он хотел проснуться утром и скакать, как ветер. Он хотел потребовать то; что принадлежало ему.

Он лег и закрыл глаза.

Ему удалось заснуть, но сон был беспокойным. Ему опять снилось, что она в опасности, и он снова и снова просыпался.

Но ведь ей ничто не грозит. Она находится под присмотром Мергвина, и он защитит ее от всего, от чего может защитить воин, и даже от большего.

Восход едва забрезжил, когда он поднялся с постели. Поспешно выйдя из комнаты, он нашел у огня Ролло, который спал, прикрыв свою большую голову руками. Он пнул его сапогом.

— Разбуди остальных, — скомандовал Эрик. — Время ехать.

Ролло заморгал, а потом быстро поднялся. Началось движение — люди стали просыпаться.

Эрик вышел подышать холодным утренним воздухом. Роса лежала на траве, и мягкий густой туман покрывал все вокруг. Рочестер был прекрасным городом. И он был очень нужен датчанам.

Они обязательно вернутся.

Он подозвал мальчика и приказал привести его коня и передать его людям, что он собирается выезжать. Через несколько минут его люди были готовы, неся с собой датские богатства, которые они подобрали в их укреплениях. Эрик с удивлением увидел, что Рауен садится на коня, намереваясь ехать с ним, танцовщица сидела позади него.

— Король еще остается, — сказал Эрик, подъехав к нему.

— Я знаю. Он разрешил мне сопровождать тебя, — отвечал тот.

Он пристально посмотрел на юношу тяжелым взглядом, холодным и ровным. Рауен показал себя с разных сторон, не покажет ли он себя предателем?

Он хозяин своего слова и своего дома, напомнил Эрик себе. Пусть Рауен едет с ним. Он не будет сводить глаз ни с него, ни с Рианон.

— Тогда поехали! — сказал ему Эрик. Он позвал своих людей, и они тронулись в путь. Домой, — подумал он. И к его… жене.

Легкая улыбка скользнула по его губам, потому что он вспомнил обо всех обещаниях, которые она ему дала. Посмотрим, как она их сдержит. Все до единого.

Как хорошо вернуться домой!

Такое множество близких и дорогих людей ушло, сложив голову в бессмысленной битве с людьми Эрика. И все равно, до чего приятно просто приехать домой, войти в свое жилище.

В ее доме ничего не было тронуто, а многое из разрушенного теперь отстроено вновь.

Приехав домой, она наконец встретилась с Аделой. Двоюродной сестре ее матери, Аделе, было под шестьдесят. Она была веселой женщиной, с острым взглядом менее острым умом, и жила с Рианон долгие годы. Она пряталась в доме одного из вассалов-фермеров до тех пор, пока не приехала Рианон, и когда Адела увидела ее возвращение и то спокойное уважение, которое оказывают ей викинги из ее свиты, она тоже отважилась вернуться в город. Рианон смеялась и плакала, обнимая ее, и она снова водворилась в своей комнате.

— Питер и его семья отнеслись ко мне очень хорошо, и они ведь рисковали? пряча меня у себя, — рассказывала глубокомысленно ей Адела, которая была рада вновь надеть свою одежду, помыться и растянуться на широкой постели, покрытой мягкими матрасами. — Но, Боже мой, что за место! Охапка сена и пыльное одеяло на полу. О моя дорогая, до чего же болели все мои кости! Да, я на чем остановилась? А как ты, моя милая?

Вопрос был задан так ласково, что Рианон постаралась как можно меньше огорчать ее ответом.

— Прекрасно. Я… Я бежала отсюда к Альфреду, а потом, потом, когда Альфред пришел сюда…

— Я так и думала, что король придет сюда! — сказала Адела. — Но я не осмеливалась выйти из своего убежища, потому что не была уверена. Этот светловолосый гигант быстро положил конец всем бесчинствам, которые пытались творить его люди, но я не знала, как он отнесется к родственнице здешней госпожи. А теперь расскажи мне, как ты умудрилась вернуться назад?

— Я вышла замуж за этого светловолосого гиганта, — спокойно сказала ей Рианон.

— О, — Адела окаменела от неожиданности. — Ну да, конечно. А как же Рауен?

— Ну, — сказала Рианон, пытаясь улыбнуться, и отчаянно стараясь найти в этом хоть капельку смешного, и в таком виде преподнести новость Аделе. — Я полагаю, что свадьба с Рауеном теперь не состоится.

— О мой бедный ребенок! — закудахтала Адела и с нежностью посмотрела на девушку своими голубыми глазами. Потом она широко улыбнулась. — Ну да, ведь викинг — великолепный мужчина! Ты бы слышала его голос, когда он отдавал тут команды…

— Я уже наслушалась от него команд, спасибо!.

— Неистовый воин, конечно, но человек милосердный.

— Милосердный! — воскликнула Рианон.

Адела грустно кивнула головой.

— Когда битва была закончена, он приказал, чтобы никто никого не трогал. О моя милая Рианон! Ты сильно страдаешь, правда?

— Конечно, нет, — солгала Рианон. — Король потребовал, чтобы я вышла замуж, и я подчинилась. Это моя земля и мои люди, неважно, что думает этот викинг. Я не отдам того, что принадлежит мне. Большинство браков преследует какую-нибудь выгоду. У меня все будет хорошо. А теперь давай поговорим о чем-нибудь еще. Итак, Питер и его семейство — все живы и здоровы. Я так за них рада. — Она снова обняла свою кузину. — И я так благодарна им за то, что вижу тебя сейчас, но должна тебе сказать, что бедный Эгмунд мертв и многие другие тоже погибли!

Адела заверила ее, что Эгмунд и остальные погибшие были похоронены по христианским обычаям.

— Под большим дубом у восточных ворот, мы пойдем туда и помолимся об их душах, если это успокоит тебя, моя дорогая.

Рианон помолилась за Эгмунда и за всех других. Она навестила вассалов и рабов, выразила им соболезнования за их потери и пообещала помочь им отстроить заново все, что было разрушено. Потом она объявила, что этот день будет их свободным днем, и они смогут не работать в полях или в замке, а заниматься своими делами. Она раздала людям жареного оленя и эль из господских запасов. Никто из викингов не сделал попытки остановить ее благотворительные порывы. Даже тот высокий рыжебородый с широченными плечами, который, по-видимому, был оставлен для ее охраны.

Звали его Сигурд. Если он и был против разбазаривания содержимого кладовых его хозяина, то не сказал ни слова. Он вообще ничего не говорил, ужинал с ней, Мергвином и Аделой или завтракал с ними утром. Она знала, что он всегда был здесь. Что он следил за ней.

Стоя на городской стене на закате и глядя на свой маленький город, Рианон могла убедиться, что жизнь шла почти так же, как и прежде для рабов, слуг и ремесленников. Мужчины трудились в полях. Стояла весна, и для простого человека это было горячее время — время сева. Все они должны были что-то есть — чтобы жить.

Отношения с людьми были важной стороной жизни Рианон, и она старалась ладить со всеми. Рабы принадлежали ей, не совсем рабы, но почти. Они родились на ее землях, и проживут там всю жизнь. Они будут работать, чтобы служить ей всю свою жизнь, а если кто-то захочет уехать, он будет должен просить разрешения у Рианон. Она была доброй хозяйкой, неизменно следовала законам и справедливо разрешала все споры.

Служение хозяину или госпоже с древних времен было платой за охрану, которую он им предоставлял. Она с грустью созналась, что потерпела неудачу в защите своих людей. И хотя это произошло не по ее вине (ведь все, кто мог сражаться, ушли с королем), она потеряла своих людей, и это ее печалило.

Она вздохнула, наблюдая за волами и мужчинами, которые двигались по разноцветным полям. Появился один из викингов. Эрик оставил с ней людей, которые были чрезвычайно вежливы с ней, но не спускали с нее глаз. Они не делали ни единого движения, чтобы вмешаться в ее дела теперь, когда она возвратилась сюда, но когда она выходила к столу утром или вечером, они всегда были там. На месте бедного Эгмунда теперь сидел викинг.

Они, может, и называли себя ирландцами, но все равно они были викинги.

Рианон вздохнула. А что, если и о ее детях будут говорить то же самое через двадцать или тридцать лет. Нет, они не англичане, они — викинги!

При этой мысли она побледнела. Может, у нее вообще не будет детей с этим светловолосым гигантом. Он здесь чужой.

Нет, он не чужой, подумала она. Не совсем чужой после их брачной ночи. Щеки ее порозовели, и она вспомнила долгий путь домой в сопровождении Мергвина и свиты викингов. Она была очарована старым друидом, который развлекал ее различными легендами. Он рассказал ей о появлении Святого Патрика в Ирландии, и как он прогнал всех змей, и о том, что такое ирландское гостеприимство, и что нельзя прогнать никого, кто нуждается в крове или в куске хлеба, он поведал ей о Аэде Финнлайте, который объединил многих королей против угрозы нашествия викингов.

— И все ж, — заметила она, — викинги взяли Дублин! Мергвин улыбнулся и пожал плечами.

— И заключили мирный договор с Финнлайтом. И с тех пор, за исключением редких набегов датчан, там был мир. Финнлайт провел много времени в Дублине, и многие его внуки возделывали землю и усмирили непокорных дворян. Олаф, Волк Норвегии, говорит на ирландском языке гораздо лучше, чем на своем родном. Он одевается в ирландские королевские одежды и возводит сильные ирландские укрепления. Он в большей степени защитник этой земли, чем ее завоеватель.

— Теперь, — настаивала Рианон. — Но пришел-то он как завоеватель.

— Его дети — это часть Ирландии. Точно так же, как и ребенок, которого ты носишь, будет частью объединенной Альфредом Англии.

Она задохнулась от негодования, строго посмотрев на него.

Я не ношу никакого ребенка…

— Значит, понесешь.

— Ты не можешь этого знать! Откуда тебе это известно?

Он пожал плечами.

— Думай, как хочешь. Но это будет мальчик, и ты назовешь его Гартом.

И снова она задохнулась, потому что, родись у нее когда-либо сын и выбирай она ему имя, она действительно назвала бы его в честь своего отца, которого любила так нежно. Если только викинг позволит. Откуда этот человек может знать все это?

— Ты, наверное, говорил с Альфредом, — пробормотала она.

Он не ответил ей, и она поняла, что дело не в этом. А сейчас, глядя на поля, но ничего не видя, Рианон ясно вспомнила его слова. Он не мог знать! Никто не может знать этого так скоро!

Она вздохнула. Не могла она носить ребенка викинга Официальный наследник — это может быть как раз то чего он желает, и она страдала от мысли, что против воли может дать ему желанное.

Она закрыла глаза и вспомнила ночь своей свадьбы не понимая, было ли это наяву или во сне.

— Боже милостивый! Ради всех святых! Сохрани меня! — прошептала она вслух, а потом вздрогнула. — Я не стану слушать чепуху, которую несет друид, — поклялась она.

Внезапно она вздрогнула, напряженно всматриваясь в даль.

Приближались какие-то всадники. Сначала она могла различить только большое облако пыли на горизонте. Они мчались быстро. Грязь летела из-под копыт лошадей. Потом, по мере их приближения, она смогла разглядеть отдельных всадников. Она уже могла рассмотреть развевающиеся штандарты.

Впереди всех она видела огромного белого коня и кольчугу, блестящую на солнце, какую обычно надевал в бой Эрик Дублинский. На нем был серебряный шлем с поднятым забралом, а гордой посадкой он напоминал юного Бога. За ним следовал всадник, высоко державший его штандарт с эмблемой волка.