Позднее, гораздо позднее, когда луна наконец начала тонуть в темноте небес, когда страсть была утолена, а изнеможение победило ее, она снова почувствовала его руки, которые подняли ее, отнесли под дерево и закутали в плащ, согревая ее. Она уже засыпала, когда он растолкал ее и предложил ей мясо, которое жарилось на костре. Она не думала, что сможет есть, но еда была вкусной, и она почувствовала, что в ней проснулся волчий аппетит.

Когда они покончили с едой, он подошел к ней и обнял, согревая теплом своего обнаженного тела. Разомлев от его тепла и почувствовав себя защищенной, она подумала, что это была нежность, эта была почти любовь.

Однако это не больше, чем иллюзии ночи, — подумалось ей, когда первые лучи рассвета пробудили ее. Потому что, когда она открыла глаза, он уже ушел, его не было рядом. На ней был заботливо наброшенный плащ, и когда она села, завернувшись в него, потому что дрожь пробирала ее, то увидела, что Эрик одет и стоит на некотором расстоянии от нее, поставив ногу в грубом сапоге на камень, задумчиво глядя в воду. Видимо, он почувствовал, что она проснулась, потому что сразу же обратил на нее свой взгляд.

— Вставай, одевайся, — коротко бросил он ей. — Люди скоро будут здесь.

Ошеломленная его тоном, она сжала зубы и гордо поднялась, одетая в его плащ. Она подошла к воде, наклонилась и попила, а затем умыла лицо, все время чувствуя на себя его взгляд. Поднявшись, она резко повернулась к нему, он все еще наблюдал за ней холодным взором. В ней закипел гнев. Нежность была только уловкой с его стороны — он вел с ней войну по собственному плану, как он поступал со всеми своими врагами. Он отбрасывал нежность, как пустую грязную тарелку на пиру, если в ней не было необходимости.

— Что ты уставился? — воскликнула она. — Что тебе от меня нужно еще? Разве ты не привык только получать все, что тебе нужно?

— Если бы я только мог получить от тебя правду, любовь моя! И я это сделаю непременно.

— Какую правду? О чем ты говоришь?

Он помедлил с ответом, а потом пожал плечами.

— Если это не ты, Рианон, тогда кто? Кто предатель в твоем доме?

Она фыркнула, глубоко вздохнув. Она рисковала своей жизнью, чтобы предупредить его, а он все еще подозревает о том, что предательство исходит от нее.

— Негодяй! — прошипела она сквозь зубы, и это было все, на что она была способна. Повернувшись, она стала собирать свою все еще влажную одежду. Она уже почти скрылась за деревом, когда он схватил ее за руку, она в бешенстве подняла на него глаза.

— Я ни в чем тебя не обвиняю, Рианон, — начал он.

Она выдернула руку. Слезы навернулись ей на глаза, и, повернувшись к нему, она ничего не видела перед собой. Он снова поймал ее за руку.

— Я спросил тебя, кто, Рианон, вот и все! У тебя должно быть подозрение, кто за всем этим стоит!

— У меня нет никаких подозрений! — накинулась она на него. — Я ничего не знаю! Отпусти меня!

— Рианон! — Его голос стал ласковым, и он сделал движение, чтобы убрать волосы с ее лба. Она откинула голову, чтобы избежать его прикосновения.

— Нет, не притворяйся ласковым и добрым, потому что при свете утра притворство виднее! Между нами не может быть никаких нежных чувств, милорд!

Она вырвалась от него, отступая, перепугавшись, что слезы, которые висели на ее ресницах, польются и она не сможет скрыть переполнявших ее эмоций.

— Можешь обвинять меня, если хочешь, но делай это честно. Я ненавижу тебя, когда ты притворяешься нежным!

Она увидела, как заиграли желваки его челюстей, а в глазах промелькнула молния, и все же она не ожидала, что он подойдет к ней так близко и прижмет ее к себе с такой силой, что у нее захрустели кости.

— Продолжай меня ненавидеть, презирать, проклинай ежечасно тот день, когда я был рожден! Но ты должна слушаться меня во всем, Рианон! И отвечать мне приличным языком, когда я задаю тебе вопрос!

— Тогда и задавай его на понятном языке! — огрызнулась она, молясь, чтобы он отпустил ее.

Он переломает ей кости, она закричит, если он не сделает этого быстро. Только дура могла полюбить его. Только дура могла поверить словам, которые он шептал в бархате ночи. Только дура!

Господи, она медленно, но уверенно превращалась в такую дуру, нуждаясь в нем, ища его одобрения, страстно желая его и веря словам, которые он шептал…

Она жаждала его прикосновенья в темноте.

— Кто это сделал? — повторил он.

— Я не знаю, — снова ответила она и улыбнулась, стиснув зубы. — Уж наверное не Эгмунд и не Томас — мои слуги, милорд! Если только ты не думаешь, что это их духи поднялись из могил, чтобы предать тебя и Альфреда снова!

Он не успел ей ответить, потому что в этот момент послышался шум за деревьями и звонкий, несколько обеспокоенный крик раздался в утреннем тумане.

— Эрик? Ты здесь?

Эрик не отвел от нее взгляда, когда кричал в ответ:

— Да, Ролло, мы здесь!

Рианон снова попыталась освободить свои запястья и мгновенно забыла свой гнев и обиду.

— Милорд, я не одета! — напомнила она ему.

Но было слишком поздно, потому что лошади приближались к опушке. Патрик и Ролло впереди, они уже совсем рядом, возле Рианон. На ней был плащ, но ее одежды лежали у ее ног.

Патрик быстро слез с коня и поспешил к ней, схватив ее руку и опускаясь перед ней на колени.

— Слава Богу и всем святым! Госпожа, я так боялся за тебя!

— Патрик, пожалуйста, — произнесла она мягко, подумав, что скажет Эрик о таком проявлении чувств. — Пожалуйста, встань!

Но он не поднялся.

— Ты спасла меня своей стрелой и рисковала собственной жизнью. И хотя я достаточно быстро нашел Эрика, мы не могли их атаковать, зная, что датчане делают со своими пленниками, но лучше об этом не говорить. Но теперь ты здесь, и мы так благодарны…

— А что датчане? — спросил Эрик, перебивая его.

— Им не повезло, — уверил Ролло Эрика, сидя на своем коне.

— Во всяком случае этим, — спокойно добавил Рауен. Глаза Рианон обратились на него. Она почувствовала, что ее щеки заливает легкий румянец, когда вспомнила, что ее платье лежит на земле.

— Мы сейчас отъедем, — спокойно сказал Ролло. Патрик, понявший, что стоит на коленях перед ее одеждой, неловко поднялся.

— Мы будем вас ждать на опушке, — сказал он Эрику.

Ролло не был столь деликатен. Он рассмеялся.

— Увы, мы всю ночь беспокоились за них, а милорд и миледи развлекались словно в раю. Извини, Эрик, мы будем ждать вас под деревьями.

Патрик оседлал коня, и всадники быстро удалились. Рианон попыталась надеть свою одежду, не снимая плащ с плеч. Эрик некоторое время молчал, а потом произнес угрожающе и раздраженно:

— В чем дело, миледи? Это какая-то новая игра?

Он сорвал с нее плащ, и она задрожала от прохлады утреннего воздуха, повернувшись в ярости к нему лицом. Он окинул ее взглядом, и их глаза встретились.

— Я знаю каждую черточку твоего тела, Рианон, и осмелюсь напомнить тебе, что ты — моя; я не слишком терпеливый человек и не буду слишком долго терпеть твои глупости.

Она уставилась на него, страстно желая отплатить ему хоть чем-нибудь. Откинув голову назад, уперев руки в бока и не обращая внимания на свою наготу, она выкрикнула:

— Прекрасно!

Затем наклонилась и схватила штаны. Не обращая на него внимания, она быстро натянула их. Он смотрел на нее, сохраняя холодное молчание все время, пока она одевалась, и когда она оделась и направилась к опушке, он схватил ее за руку и притянул назад.

— Я уже предупреждал тебя — ты можешь меня ненавидеть, но повиноваться ты мне обязана.

— Хорошо, я больше не буду посылать тебе никаких предупреждений, — сладким голосом сказала она.

— Я требую подчинения во всем, — резко сказал он.

— Я позабочусь, чтобы в надлежащее время был подан вкусный обед.

Он улыбнулся, скривив кончики губ, но его глаза блеснули синей усмешкой.

— Во всем, — повторил он тихо. — Я должен получать то, что хочу, по первому своему требованию. Она задохнулась, а сердце ее бешено забилось.

— А как с моими требованиями, милорд?

— Я буду рад выполнить любое твое желание.

— А что, если мое желание ты не можешь исполнить? Он засмеялся, притянул ее ближе, и она не могла понять, сердился он или забавлялся.

— Я думаю, что, быть может, ты научишься соизмерять свои желания с моими возможностями, Рианон, и мы оба будем довольны этим.

А когда он перестал смеяться, его голос стал низким, и в нем послышались стальные нотки.

— Я еще раз предупреждаю, что ты должна мне повиноваться. У меня обо всем этом есть свое мнение, и не думай, что и дальше все будет сходить тебе с рук.

— У тебя свое мнение? — спросила она, намереваясь бросить ему вызов. — Ну, кажется, мне и сейчас придется ослушаться тебя, великий Эрик Дублинский. Я не предавала тебя, но проявила непослушание, убежав из поместья. И я ведь ничем не отличаюсь от Александра, потому что я — не больше чем твоя собственность! А как ты поступаешь с убежавшей лошадью или с непослушным рабом? Почему бы не повесить меня, милорд, или не снести мне голову с плеч и покончить со всем этим?

— Ну, это будет слишком, — весело сказал он. — Поверь мне, я серьезно подумываю о каком-нибудь физическом наказании для тебя, но я сделаю это сам, наедине. А теперь, жена моя, не пора ли нам?

Она бросила на него взгляд, полный ненависти, и поспешно повернулась.

— Какой-нибудь датский топор настигнет тебя! — бросила она.

— Но не тогда, когда этого захочется тебе, моя любимая жена, — ответил он, и в его тоне не было ничего, кроме вежливости.

Кажется, она опять проиграла это сражение. Высоко подняв голову, Рианон решила не сдаваться. Она не сказала ни слова, а просто поспешила к опушке леса, где Рауен, Патрик и Ролло поджидали их во главе войска. Патрик помог ей сесть на коня. Она смотрела, как Ролло подвел белого коня Эрику. Эрик улыбнулся, дружески здороваясь с животным, потрепал его по морде и прошептал приветственные слова, прежде чем вскочить в седло.

Он гораздо больше радуется коню, чем собственной жене, с горечью подумала она, удивляясь, что ей почему-то стало больно. Какое ей до него дело? Он завоевал ее землю, лишил ее всего. Даже гордости. Ее насмешки и сопротивление были показными, ее последней попыткой вести войну против него.

Они направились домой, Эрик во главе кавалькады, Рианон в конце, держась Патрика и Рауена.

Я не буду любить тебя! — поклялась она безмолвно, глядя Эрику в спину. Я не боюсь тебя!

Здесь, среди множества людей, никто не сможет обвинить ее с Рауеном в чем-то недозволенном, и она может свободно общаться с ним и с Патриком, который ей нравился все больше. Она улыбалась, весело болтала и слушала вместе с Рауеном, как Патрик прекрасно описывал свою родину и уверял их, что Святой Патрик, в честь которого он назван, действительно изгнал всех змей из Ирландии много-много лет назад.

— Жаль, что мы не можем повернуть назад и поразвлечься с датчанами, — сказал Ролло с воинственной ухмылкой, оглядываясь на них. Рианон довольно засмеялась, ее глаза блестели. Но потом улыбка медленно сползла с ее лица, потому что она заметила, что ее муж тоже оглянулся и смотрит на нее с удивлением. Она потупилась, а потом тряхнула головой, решив не обращать на него никакого внимания. Она попросила Патрика рассказать ей еще какую-нибудь легенду, и он начал повествование о маленьком народе, давным-давно жившем в скалах, расщелинах и в пещерах под землей.

Путь был приятным, и Рианон сама не заметила, как они добрались до дома. А когда стала надвигаться ночь, следовавшая, казалось, за ними по пятам, она почувствовала какую-то перемену в воздухе.

Тучи стали сгущаться, черные и бушующие, и с моря подул холодный ветер.

Приблизившись к стенам города, Эрик поднял руку, и всадники остановились. За мужскими спинами Рианон различила Мергвина, поджидающего их на дороге. Он стоял один, но казалось, что ему подчиняются природа, море и небо. Ветер развевал его белые волосы и играл с седой бородой. Его глаза были серыми и печальными, как нависшие над ним тучи.

— Что случилось? — резко спросил Эрик, слезая с коня. Он подошел к старику, и Мергвин протянул ему навстречу руку, а Рианон внезапно заметила, как беззащитен был старый друид, повелитель рун. Задержавшись на нем, ее взгляд упал на море.

На побережье снова были корабли викингов, огромные, с замысловато вырезанными на носах головами животных, драконов и змей.

Ее сердце бешено застучало. Это что, новое нашествие? Сколько можно сражаться с викингами? Король Альфред всю жизнь сражался с ними, так долго, что был вынужден призвать викингов на помощь против викингов.

Но Эрика, казалось, вовсе не встревожило появление кораблей. Его внимание было приковано к старику, который стоял у них на пути.

— Аэд Финнлайт! — сказал Мергвин.

— Дед, — выдохнул Эрик. Он пристально посмотрел на Мергвина. — Он умирает.