Элоиза Джеймс - Покоренный ее красотой

– Я застала только последние недели выздоровления Гэвина, – сказала Линнет, – но, думаю, ему было здесь неплохо. У него славный характер.

– О да. – Миссис Уинг промокнула глаза. – Могу только сказать вам, что я сшила четыре лоскутных одеяла, пока его не было. Четыре! От лоскутов до последнего стежка.

Линнет не имела понятия, сколько нужно времени, чтобы сшить лоскутное одеяло, но могла представить, что это огромная работа.

– Конечно, мне помогали, – продолжила миссис Уинг. – Мы в Тидфиле, – она кивнула, видимо, в сторону деревни, – собираемся и шьем одеяла вместе. А если что-нибудь случается, как с Гэвином, мы собираемся чаще. Это отвлекает от тревожных мыслей.

Линнет посетила идея.

– Для этого не нужен станок, не так ли?

Миссис Уинг покачала головой.

– Вначале надо сшить все лоскуты вместе. Мы садимся в кружок и сшиваем их в одно полотнище, беседуя о том о сем. А потом я натягиваю его на раму и заканчиваю работу.

– Я тут подумала, не могли бы вы приходить сюда, в замок, миссис Уинг? – спросила Линнет. – Видите ли, в западном крыле есть палата, полная женщин, которые ужасно скучают. Например, там есть женщина, которая ждет двойню. Ей нельзя вставать с постели несколько месяцев. А у миссис Трасти больная нога, хотя она уже начинает ковылять понемногу.

– А экономка разрешит?

– Думаю, мы сможем организовать кружок по рукоделию, – сказала Линнет. – Здесь, в замке. У вас найдется время, чтобы проводить занятия раз в неделю, миссис Уинг?

– Конечно. Возможно, доктор несколько резковат, но он спас жизнь Гэвина. – Она кивнула. – Кроме того, это поможет людям, которые вынуждены лежать в больнице. Отвлечет их от недомоганий. Но не при родах. Никогда не видела роженицу, которая могла бы сделать ровный шов.

– Вижу, вы ухватили суть дела, миссис Уинг, – с улыбкой произнесла Линнет.

– Мне нравится быть полезной, – отозвалась та. – Если я вижу, что что-то нужно сделать, то просто делаю. К счастью, мой муж не обращает внимания на подобные мелочи. Если бы мы оба хватались за все, что нам кажется неправильным, мы бы передрались! – Она рассмеялась.

– Я поговорю с миссис Хэвлок, экономкой западного крыла, – сказала Линнет. – Надеюсь, вы сможете наведаться к нам через пару недель, когда Гэвин окрепнет.

Миссис Уинг кивнула:

– Обязательно. – Она посмотрела на Гэвина. – Наверное, ему не следует ползать по земле. Как бы это не повредило его ноге.

– Непохоже, чтобы это причиняло ему боль, – заметила Линнет. – Он такой милый мальчик.

– А вы такая милая леди, – сказала миссис Уинг, взяв ее за руку. – Нет слов, чтобы выразить, насколько мне стало легче. Я так рада, что вы были здесь, мисс, заботясь о Гэвине, и предоставили мне возможность отблагодарить доктора, помогая больным коротать время.

– Линнет, – порывисто отозвалась Линнет, сжав ее руку. – Зовите меня по имени.

Миссис Уинг хмыкнула.

– Диана, – сказала она. – Необычное имя для здешних мест, в честь какой-то богини, чье поведение оставляло желать лучшего. Как я понимаю, вы тоже собираетесь обучаться рукоделиям.

Улыбка Линнет увяла.

– Я здесь в гостях и вряд ли задержусь на две недели, чтобы посещать занятия.

– Жаль, – отозвалась Диана. – Очень жаль. Но если вы договоритесь с миссис Хэвлок и предупредите доктора, я справлюсь.

– Не позволяйте ему запугать вас, – сказала Линнет. – Он больше лает, чем кусается.

– Никто не сможет помешать мне помогать этим бедным женщинам, – заявила Диана и снова рассмеялась. – Гэвин, шалун ты этакий, вставай.

– Мне нужна трость, – сказал мальчик, потянувшись к палке и поднявшись на ноги с ее помощью. – Видите, мисс. Я совсем как доктор, правда?

Он стоял, опираясь на палку, расплывшись в улыбке, щурясь на солнце через волосы, падавшие ему на глаза. Линнет не могла не рассмеяться.

– Да, Гэвин. Ты вылитый доктор.

– Вот почему я решил стать доктором, – с удовлетворением отозвался мальчик. – Самым лучшим.

На следующий день, вечером

– В восточное крыло поступили еще два пациента с этой горячкой, – сообщил Себастьян.

– С какой? – спросил Пирс.

– С той, которую ты считаешь сыпным тифом, а я нет. Я не мог найти тебя утром, чтобы ты осмотрел больных.

После завтрака Пирс втащил Линнет в пустую спальню и, когда она заснула, целый час лежал рядом с ней на постели, обессиленный и насытившийся, поглаживая ее плечи. Он слышал, что его зовут, но не стал откликаться.

Он думал о своем отце. А также о Линнет, Прафроке, своей матери и Себастьяне. А потом снова об отце. И Линнет.

– Я взгляну на них после еды, – пообещал он, когда они вошли в гостиную. Кибблс и Пендере расположились у серванта, где стоял поднос с напитками. Линнет сидела рядом с его матерью, а его отец расположился напротив, с уже ставшим привычным голодным выражением в глазах.

– Где Биттс?

– Он неважно выглядел и признался, что плохо себя чувствует. Я отправил его наверх.

Пирс встретился взглядом с Себастьяном.

– Заболел?

– Болит голова, но жара нет. – Себастьян пожал плечами. – Надеюсь, это не больничная горячка. Но лучше подержать его в западном крыле, пока мы не будем уверены. Подальше от твоей семьи.

Его семьи. Пирса бросило в дрожь.

– Я уже видел это выражение раньше, – насмешливо произнес Себастьян. – Да, пожалуй, я выпью, спасибо, Прафрок.

– Какое выражение? – поинтересовался Пирс.

– Сердитую гримасу, – ответил Себастьян, явно наслаждаясь, – словно ты не можешь придумать, как бы наказать себя побольнее, чтобы страдать как можно дольше. Я видел ее раньше и вижу сейчас.

– Ты возомнил, будто обрел вдруг способность ставить мне диагноз? С чего бы это? Ты не способен распознать даже простую горячку.

– Тебе хочется чувствовать себя несчастным, – невозмутимо продолжил Себастьян, поднеся бокал к губам. – Точнее, ты не чувствуешь себя по настоящему счастливым, если ты не несчастен. Простейший способ добиться этого – оттолкнуть людей, которым небезразлична твоя шкура. Например, меня, но поскольку это невозможно, ты, похоже, отказался от попыток. Твоих родителей. – Он повернулся, подняв свой бокал в сторону Линнет. – Твою на редкость красивую невесту.

– Красота – это еще не все, – буркнул Пирс.

– У Линнет есть и все остальное, чего мужчина может только пожелать, – возразил Себастьян, поставив свой бокал на сервант. – Мы с тобой всегда были заодно.

– И что это должно означать? Ты решил сбежать с молочницей?

– Нет, что ты.

Пирс проследил за его взглядом.

– О, ты решил сбежать с Линнет. – Каждый нерв в его теле напрягся. Она принадлежит ему. Ему и никому другому.

– Я бы сбежал, если бы она согласилась, – хмыкнул Себастьян, повернувшись к Пирсу. – Я всегда бегал быстрее тебя, Пирс. И я лучше оперирую. И лучший любовник, если уж на то пошло.

– Я никогда не утруждался подобной чепухой, – заявил Пирс.

Линнет смеялась, сверкая бриллиантовыми сережками. Она выглядела как сказочная принцесса.

– Верно. Ты никогда не утруждался. И не утруждаешься сейчас, не так ли? Пусть бы даже твой отец перевязал ее бантиком и преподнес тебе как подарок.

Пирс вздрогнул, и Себастьян усмехнулся:

– Так вот в чем дело. Ты не желаешь рассматривать Линнет как невесту, потому что ее выбрал твой отец. И ты слишком занят, ненавидя собственного отца за его прошлые грехи, чтобы признать, что он нашел для тебя подходящую женщину.

Пирс схватил кузена за галстук и притянул к себе.

– У меня дьявольски болит нога, – процедил он сквозь зубы.

Себастьян не шелохнулся, глядя ему в глаза.

– В таком случае пусть твоя нога составляет тебе компанию по ночам. И никаких женщин, учитывая твое увечье.

Пирс отпустил галстук кузена. Себастьян прав, несмотря на его сарказм.

Он должен перестать заниматься с ней любовью. Не откладывая. В его жизни нет места для Линнет. Особенно когда он знает, что будут дни, даже недели, когда он не сможет думать ни о чем, кроме мучительной боли в ноге.

В такие моменты достаточно было любого пустяка, чтобы он вспылил, набрасываясь на Прафрока и остальных слуг с криками и бранью. Когда боль в бедре распространялась до головы, он уединялся в затененной комнате, не желая никого ни видеть, ни слышать.

– Ты прав, – сказал он. – Конечно, ты прав.

Себастьян, все еще злясь, прищурился.

– Сдаваться не в твоем духе. Если ты понимаешь, как глупо отвергать Линнет, почему бы тебе не подойти к ней и не начать ухаживать?

– Мне казалось, что ты сам не прочь поухаживать за ней.

Себастьян крякнул.

– Ты не ошибся.

– В таком случае действуй, – устало произнес Пирс. Пожалуй, сегодня вечером он выпьет два стаканчика бренди вместо одного.

– Нет смысла.

– Только потому, что мой отец привез ее сюда из Англии для меня? Чепуха! Ей нужно выйти замуж, а из тебя получится неплохой муж. – При мысли о Линнет замужем его внутренности мучительно сжались. Другой мужчина. Себастьян? Невероятно. – Впрочем, ты не можешь жить здесь.

Себастьян откинулся на подлокотник дивана, подняв бокал с бренди к свету.

– Почему? Мне здесь удобно. Видит Бог, замок достаточно велик. И потом, нравится тебе это или нет, ты нуждаешься в моих хирургических талантах.

Пирс бросил на него свирепый взгляд.

– Я не женюсь на ней, – сказал он таким тоном, чтобы даже его романтически настроенный кузен мог понять. – Она свободна… И пока ты не начал скулить насчет моего отца, – продолжил он, – ты ошибаешься. Я понял – не без помощи Линнет, – что веду себя как осел по отношению к нему. Прафрок – король дворецких, а Линнет…

– Королева женщин, – тихо произнес Себастьян.

– Но я слишком изранен для такой женщины, как она. Да и для любой другой. Во мне слишком много от зверя. Ты это знаешь не хуже меня.

Себастьян пожал плечами:

– Мне лично ты нравишься, даже когда выходишь из себя.

– Ты вырос вместе со мной. Я не могу притворяться перед самим собой, что я не такой законченный ублюдок, каким являюсь. Будь я другим, будь у меня лучший характер, если бы…

– Если бы ты не позволял себе срываться по любому поводу, – сухо сказал Себастьян.

– Ты не понимаешь. – Словно в подтверждение, его изувеченная мышца сократилась, отозвавшись мучительной болью в ноге.

– Ни один мужчина в здравом уме, – сказал Себастьян, – не поймет. Будь у меня шанс получить Линнет, я бы не стал предаваться мыслям о том, что и как у меня болит. Я бы схватил ее и надел кольцо ей на палец, отложив все сомнения на потом.

– Вот почему ты слабоват в диагностике, – отозвался Пирс, вытянув ногу в попытке расслабить мышцу.

– Почему?

– Ты не способен сопоставить симптомы и сделать выводы. С одной стороны, терзаемый болью калека с язвительным языком…

Он поднял руку, когда Себастьян открыл рот, явно собираясь возразить.

– Ты очень точно описал меня, и тебе это хорошо известно. В любом случае кто-нибудь, подобный мне, рядом с женщиной, подобной Линнет, в сумме дает только одно.

– Что?

– Несчастье, – решительно произнес Пирс, поставив ногу на пол.

– Совсем необязательно…

– Несчастье для нее. – Пирс глотнул бренди.

Себастьян выдержал паузу.

– Разве это не в твоей власти?

– Я тот, кто я есть. Я не хочу видеть, как она увядает, когда я буду сходить с ума от боли. Или боится меня, как это случилось с моей матерью, если я стану прибегать к лаудануму, чтобы облегчить страдания.

– Проклятие, да ты влюблен в нее, – заметил Себастьян.

На другом конце комнаты Линнет хмыкнула, постучав Пендерса по плечу сложенным веером. Тот чуть ли не ползал у ее ног.

– А кто бы не влюбился? – сказал Пирс.

В комнату вошел Прафрок и быстро направился к ним двоим.

– Санитару в восточном крыле показалось, что пациенту с горячкой, поступившему вчера, стало хуже.

– Пойду посмотрю, – сказал Пирс, поставив свой бокал так, что тот звякнул. – Все равно мне здесь нечего делать.

– Тебе… – начал Себастьян, но Пирс уже направился к двери, стуча тростью. Дверь захлопнулась за ним.

Оказавшись в коридоре, он устало помедлил, глядя на лестницу. Позади него оставался мир изящных женщин и золотистого бренди. Но наверху располагался его настоящий мир. Мир умирающих пациентов, с напряженными лицами и испуганными глазами.

Он стал подниматься по лестнице.

На лестничной площадке его поджидал санитар.