Элоиза Джеймс - Покоренный ее красотой

– Я был бы рад дать вам другой ответ, моя дорогая.

– Все в порядке, – сказала Линнет. – Мы уже можем ехать?

Герцог медлил в нерешительности.

– Вы намерены остаться с герцогиней, – догадалась она. – Я хотела сказать, с леди Бернис.

– Я не могу покинуть ее, – тихо отозвался он. В его глазах светилась решимость, такая же, как у его сына. – И не могу бросить Пирса. При всех моих прегрешениях я всегда считал их своей семьей.

Линнет весьма неизящно шмыгнула носом.

– Я поступила бы также. Не беспокойтесь обо мне. Со мной все будет в порядке.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – сказал герцог. – Моя карета отвезет вас в деревню, где ожидают слуги и горничная. Вам нельзя задерживаться, потому что я распорядился, чтобы они продолжили путь, если вы не появитесь до вечера. Я хочу, чтобы все, у кого есть такая возможность, оказались как можно дальше от центра эпидемии.

– Я готова ехать, – сказала Линнет.

– Боюсь, это будет одинокое путешествие.

Она выдавила улыбку.

– Я привыкла к одиночеству.

– О… – Герцог, казалось, еще больше расстроился.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала Линнет, улыбнувшись сквозь слезы. – Мне просто жаль себя. Я умудрилась влюбиться в вашего невыносимого сына. Причем безнадежно. И теперь мне нужно приспособиться к жизни без него. Что я и сделаю, – сказала она, хотя и не представляла себе, каким образом. При одной только мысли об этом ее грудь разрывалась от боли.

– Это будет нелегко, – сказал герцог, подавшись к ней и похлопав ее по колену. – Но вы справитесь. Я справился в свое время.

– Возможно, когда мне стукнет шестьдесят, – отозвалась она с невеселым смешком, – я приеду в Уэльс и заставлю Пирса жить со мной в сторожке.

– Неплохая мысль, – произнес герцог. – Мне было бы спокойнее за него, если бы я мог вообразить, что когда-нибудь вы приедете и вытащите его из этого замка.

– Если вы скажете ему об этом, мне будет нечего ждать даже в шестидесятилетием возрасте, – заметила она с грустной иронией.

– О, я понимаю. И не скажу ему ни слова. Если бы я сознавал, насколько глубока его неприязнь ко мне, вы не страдали бы так сейчас. Я глубоко сожалею, что втянул вас в эту историю.

– Тогда бы я не встретила Пирса. – Она снова промокнула глаза. – Это стоит разбитого сердца.

Он снова протянул руку и сжал ее колено.

– Вы замечательная женщина, знаете ли.

Ее губы тронула улыбка, скорее застенчивая, чем фамильная.

– Спасибо. От всей души желаю вам удачи.

Брови герцога взлетели, в точности как у его сына.

– Спасибо. – Он сделал движение к дверце. – Я навещу вас, как только вернусь в Лондон.

– Думаю, вы будете не один, – сказала она.

Он помедлил на ступеньках кареты, прежде чем ступить на землю.

– Надеюсь, – промолвил он так тихо, что она едва расслышала.

Дверца захлопнулась, и карета тронулась с места, покатив по дороге. Прочь от замка, прочь от океана и бассейна, прочь от Кибблса, Пендерса, Биттса, Прафрока и пациентов. Прочь от Пирса.

Линнет позволила платку герцога упасть на пол. От слез у нее разболелась голова. Казалось невероятным, что день еще не закончился. Что она сидит в карете, а не лежит в постели. Невозможно было себе представить, что она так и будет ехать в этой карете день за днем, домой, в Лондон.

Спустя некоторое время она откинулась назад на мягком сиденье, уставившись в колеблющийся потолок кареты. Ей было трудно найти удобную позу. Должно быть, она перенапрягла шею и плечи, когда плавала.

Наконец она закрыла глаза и позволила мягкому покачиванию экипажа унести ее прочь от жестоких реалий мира Пирса, хотя они и отзывались в ее сновидениях.

– Он умирает, – сказал Пирс, ощутив укол досады и отчаяния, как всегда бывало в таких случаях.

Он стоял у постели больного, плотного мужчины лет шестидесяти.

– Каждый раз, когда я даю ему воды, она выливается у него изо рта, – сообщил санитар.

– Позаботьтесь о нем, насколько это возможно, – сказал Пирс, направившись к выходу. – Покраснение глаз, возможно, указывает на приближающуюся смерть.

– Он похож на хорька, – заметил Себастьян, который поджидал его в коридоре, прислонившись к стене.

– Иди приляг, – сказал Пирс. – Ты провел на ногах всю ночь. От тебя не будет толка, если ты продолжишь в том же духе. К тому же новых пациентов не было по крайней мере в последние два часа.

Словно в ответ раздался громкий стук в парадную дверь.

Себастьян невесело рассмеялся.

– Как Биттс?

– Пульс еще частит, но жар прошел. Я велел его слуге начать кормить его куриным бульоном.

Себастьян оттолкнулся от стены.

– Мне казалось, что эпидемия пошла на убыль.

– Вполне возможно, – отозвался Пирс. – Мы оповестили всех окрестных жителей, что больные должны быть изолированы от остальных. Слава Богу, что площадь заражения ограничена маршрутом мельника.

– Пойду лягу, – сказал его кузен, затем помедлил. – Ты знаешь, что твой отец все еще здесь?

Пирс вскинул голову.

– Что?

– Живет в сторожке с твоей матерью. Я вышел вчера подышать воздухом. Они сидели в саду. Я помахал им рукой. Издалека, разумеется.

– В саду? – Пирс так устал, что стал плохо соображать. – Они живут вместе? В сторожке? – Сама мысль о сторожке отозвалась в его сердце невыносимой болью.

– Полагаю, мы скоро обзаведемся новой герцогиней, – бодро сказал Себастьян. – Он обнимал ее за талию. Очень романтично.

– Постой! Это означает, что он отправил Линнет домой без сопровождения! – резко произнес Пирс, ощутив вспышку ярости. – Он отправил ее в Лондон совсем одну.

Себастьян нахмурился.

– Не считая целой команды лакеев, горничных и грумов. Три кареты, чтобы вместить всю компанию. Ради Бога, Пирс, ты выставил ее отсюда. Выбрось ее из головы. Она в полной безопасности. Вспомни, твоя мать приехала сюда одна, проделав весь путь из Андалузии.

Линнет подвергается куда большему риску, чем его мать, чуть не сказал Пирс, но вовремя спохватился.

На лестнице показался Кибблс.

– Один из вновь прибывших пациентов очень плох. Деревенский доктор лечил его пиявками.

– Возьми себя в руки, – произнес Себастьян ворчливым от усталости тоном. – Линнет уехала. Переверни эту страницу.

– Иди спать! – огрызнулся Пирс, нетерпеливо махнув рукой, и повернулся к Кибблсу. – Мне казалось, что мы оповестили всех окрестных жителей о методах лечения этой болезни.

– Его жена говорит, что они слышали об изоляции больных, но ничего о лечении.

– Из какой они деревни?

– Из Лленддаула.

– У нас уже три пациента из этой деревни. Отправь туда Нейтена верхом. Кажется, он неплохо справляется с подобными делами, к тому же он местный. Скажи ему, пусть вобьет немного смысла в доктора. А если это не сработает, пусть стукнет его по голове и притащит сюда. Мы посадим его в подземелье.

Кибблс покачал головой:

– Нейтен слег. Кажется, в легкой форме. Он в западном крыле. Если так пойдет дальше, у Прафрока начнутся проблемы со штатом.

– Тогда нам придется обходиться тем, что есть, – устало произнес Пирс. – Проводи меня к этому пациенту.

– У мистера Конна сильный жар и слабый пульс, – сообщил Кибблс чуть погодя, стоя у постели больного.

– А горло?

– Багровое, покрытое язвами. И, – Кибблс перевернул руку пациента, – повреждение кожи, такое сильное, что он лишился ногтей.

Пирс посмотрел на пациента. Его глаза были закрыты, дыхание клокотало в груди.

– Сколько дней он уже болеет? – спросил Пирс у его жены.

– Шестой день, – отозвалась та. Она стояла у постели, заламывая руки. – Это случилось внезапно, мы положили его в отдельную комнату, как велел священник, и я отослала детей из дома.

– И возможно, спасли им жизнь, – сказал Пирс.

– А мой муж? Мой Баррис, что с ним?

Он решил, что лучше сказать правду.

– Не думаю, что он выживет. Хотя, конечно, остается шанс. Ваш муж выглядит крепким мужчиной, и мы будем бороться за него. Завтра все станет ясно.

Ее руки, вцепившиеся в спинку кровати, сжались.

– А если бы я привезла его, как только началась горячка, он бы выжил? Скажите мне.

– Не думаю, – сказал Пирс, глядя ей в глаза. – Протекание болезни осталось бы тем же. Мы не можем сказать, кто выживет, а кто умрет.

– Это не из-за тех пиявок? Я не хотела, чтобы их ставили, но доктор настаивал. Он прошел весь путь из соседней деревни, и получалось, что мы зря потратили его время, если я не соглашусь. Он приложил их к его горлу, туда, где язвы, чтобы отсосать отравленную кровь, как он сказал.

– Вы все равно ничего не могли сделать, что изменило бы ситуацию. Один Бог знает, когда приходит время умирать.

– Бог, – повторила она, тихо ахнув. – Конечно. Баррис каждое воскресенье посещал церковь и всегда делал что-нибудь для бедных. Если он умрет… – Она судорожно сглотнула.

Пирс подождал, пока она возьмет себя в руки.

– Если он умрет, Бог знает, что он прожил славную жизнь. Он любил детей. И меня. Он так и сказал, когда мы поняли, что он заболел. Мы прожили вместе двенадцать лет.

– И много вы видели счастья за эти годы? – поинтересовался Пирс.

– Трудностей тоже хватало, но мы были счастливы, – сказала женщина, роняя слезы. – Он хороший человек, мой Баррис.

– В таком случае вам есть чем гордиться, – сказал Пирс. – И вашим детям тоже.

Оказавшись в коридоре, он устало вздохнул.

– Скажите санитару, чтобы давал ему пить как можно больше. Пусть жена ухаживает за ним. Нужно охладить его, насколько это возможно. Попробуйте мокрые простыни. От солодовой пены больше вони, чем пользы, так что не применяйте ее больше.

– Почему вы сказали ей, что другое лечение ничего бы не изменило? – спросил Кибблс. – Мы не потеряли ни одного пациента из тех, кто поступил сюда вовремя. Нам следовало объяснить людям, что скарлатина может быть побеждена. – Несмотря на усталость, в его голосе слышалась гордость.

– Ей надо жить дальше, – сказал Пирс, двинувшись вперед. – Не упрекая себя в том, в чем она не виновата.

– А почему вы сказали ей о Боге? – спросил Кибблс, спеша за ним. – Я никогда не слышал, чтобы вы говорили подобные вещи.

– Надо быть наблюдательнее, болван! – резко отозвался Пирс. – Я постоянно твержу вам это. У нее на шее был крест.

– Два других пациента не такие тяжелые. Думаю, вам тоже следует лечь в постель.

– Я только что отправил спать маркиза.

– Мы с Пендерсом хорошо отдохнули, проспав пять часов, – сказал Кибблс. – И знаем теперь, что нужно делать. Мы справимся. Идите спать.

– Пожалуй, ты лучший из всей компании, – заметил Пирс, глядя на него. – Ты умеешь слушать.

– Так доверьтесь мне. Идите спать.

– Только проведаю Нейтена, – сказал Пирс. – Есть еще больные среди слуг?

– Нет, не считая тех горничных, которые заболели два дня назад, – отозвался Кибблс. – Думаю, мытье рук дало свои результаты.

Нейтен спал, поэтому Пирс не стал входить в комнату. От двери он мог видеть, что у лакея легкая форма болезни, его лицо и руки приобрели равномерный красноватый оттенок, что предполагало скорое выздоровление.

Затем он направился к собственной постели, покачиваясь от усталости и опираясь на трость, словно это была его третья нога.

Там явно уже побывал его камердинер. Постель была разобрана, а на столе остывал ужин. Пирс помедлил только для того, чтобы стянуть сапоги, прежде чем забраться в постель.

Ему приснился сон, который он видел каждую ночь после ее отъезда.

Линнет смеялась, стягивая с себя сорочку, как она это проделала в их последнее утро вместе. Она стояла на скале, нависавшей над бассейном, ее глаза сияли, ее прекрасная, с женственными изгибами фигура была освещена солнцем, придавая ей поистине ангельский вид.

Он помахал ей рукой, спускаясь по тропе, с намерением скинуть одежду и присоединиться к ней…

И тут он увидел в бассейне блеск зубов.

В воде была опасность.

Что-то проникло в его бассейн и поджидало ее, голодное и беспощадное.

Пирс попытался кричать, а затем припустил бегом вниз по тропинке. Боль пронзила его ногу, но он продолжал бежать, яростно выбрасывая вперед трость и отрывая себя от земли в отчаянной попытке добраться до нее.

Линнет помахала ему в ответ и прыгнула в воду со свойственным ей восторженным бесстрашием, которое подвигло ее нырнуть в ледяную воду в тот первый день, когда она еще не умела плавать.