Элоиза Джеймс - Покоренный ее красотой

Пирс застыл на месте. В курятнике не было окон, а дверь болталась на ременных петлях. Строение было сколочено из грубых досок и явно начало разваливаться, судя по деревянным заплатам, прибитым как попало.

– Чем это воняет? – спросил Буллер, понизив голос. Его рука на локте миссис Сордидо, видимо, сжалась, потому что она пискнула.

– Это куриный помет, – сказала она. – У нас не было времени очистить помещение.

Пирс очнулся от паралича и устремился со всей скоростью, на которую был способен, к двери курятника. Одна часть его мозга безмолвно вопила, охваченная паникой, а другая угрюмо сознавала, что он переживает наяву свой ночной кошмар, пытаясь добраться до Линнет… и не успевая.

Позади него раздавались протесты миссис Сордидо и ворчание Буллера. Он добрался до двери и распахнул ее настежь. Петли лопнули, и дверь с грохотом упала на землю.

Внутри было темно, и его глаза сразу начали слезиться из-за пропитанного миазмами воздуха. Он осторожно двинулся вперед, нащупывая путь тростью.

– Линнет, – тихо произнес он. Тихо, потому что в своем сердце он знал правду. Она мертва, и по его вине.

Он сделал еще один шаг вперед и замер, ожидая, пока его глаза привыкнут к темноте и затхлой атмосфере. Нигде не было кровати. Опустив взгляд, он обнаружил, что чуть не наступил на нее.

Женщина у его ног не имела никакого сходства с жизнерадостной красавицей Линнет. Но врач в нем взял верх, оттеснив горе. Уронив трость, он опустился на колени рядом с ней и взял ее запястье.

На мгновение его охватило отчаяние, но затем он почувствовал ее пульс. Прерывистый и слабый, он тем не менее бился.

– Линнет, – промолвил он, видя не воспаленную кожу и спутанные волосы, а овал дорогого лица, слегка повернутого набок, как она всегда делала во сне. Он знал, что любит ее. Так сильно, что его сердце разрывалось.

Ответа не последовало. Пирс пошевелился, и облако куриных миазмов поднялось вокруг его коленей. Она, конечно, горела. Он безмолвно перечислил симптомы, которые можно было разглядеть в полумраке, – и не смог заставить себя сделать очевидный вывод.

Вместо этого он потянулся за своей тростью, поднялся на ноги и вышел, пригнув голову перед низкой дверью.

– Мы ни в чем не виноваты! – взвизгнула миссис Сордидо, когда он появился снаружи. Буллер все еще держал ее за локоть.

– Как я понимаю, у вас нет постояльцев в гостинице? – сказал Пирс.

– Нет, – отозвалась та, встрепенувшись. – Пока нет, но…

– Я перенесу ее в гостиницу. Вам с мужем придется убраться оттуда.

– Где карета герцога? – вдруг спросил Буллер. – И я не вижу, куда поставили лошадей.

Последовала очередная пауза, затем Сордидо сказал:

– Мы отправили их к герцогу, в Лондон.

Буллер снова схватил миссис Сордидо за локоть. Но должно быть, в глазах Пирса мелькнуло что-то более пугающее, чем угроза насилия. Она струсила и призналась:

– За гостиницей, в сарае.

– Нет там ничего, – поспешно сказал ее муж, ощетинившись. – Мы…

– Вы украли карету, – констатировал Пирс. – И лошадей. И похоже, одежду моей жены.

– Она не говорила, что она ваша жена, – возразил Сордидо.

– Не важно. Вы украли ее одежду и деньги, которые были у них, и я почти уверен, что вы убили кучера герцога Уиндбэнка.

– Мы никого не убивали! – взвился Сордидо. – Мы не имеем никакого отношения к этому!

– Он умер от болезни, – подхватила его жена, и слова полились из нее потоком. – Они приехали поздно ночью, и он лег спать в помещении над конюшней, но на следующее утро у него начался жар, бред и кашель. Он так и не пришел в себя.

Пирс молча смотрел на нее.

– Мы не сделали ничего плохого, – визгливо продолжила она. – Он метался и бредил, но мы не могли целый день дежурить у его постели. К тому же нам надо было заботиться о ней, а также о кузнеце с женой, которые тоже слегли. Мы сбились с ног, пытаясь вызвать доктора из соседней деревни, а потом мимо нас проследовал священник, который сказал, что больных следует изолировать. – Она замолчала, выдохнувшись.

– Кучер умер, – добавил Сордидо. – Почти сразу. А она нет. Поэтому нам пришлось найти место, где ее положить.

– Вы с мужем выметайтесь отсюда, – сказал Пирс. – Если вы задержитесь здесь еще хоть на час, я посажу вас обоих в подземелье в моем замке. Там существенно хуже, чем в том месте, куда вы положили мою жену.

У женщины отвисла челюсть.

– И не подумаем! – Резко повернувшись, она высвободила свою руку из хватки Буллера. – Вы не можете просто явиться сюда и делать, что пожелаете, с чужой собственностью. Это моя гостиница, моя и Сордидо. Мы честно купили ее и привели в порядок за пятьдесят фунтов. И мы никуда не пойдем… Сордидо!

– Если вы не уберетесь отсюда сейчас же, я свяжу вас и доставлю к судье.

– Вы этого не сделаете! – взвизгнула она. – Сордидо, скажи что-нибудь. Мы сделали для этой женщины больше, чем требовал наш долг. По доброте сердечной.

– У вас нет сердца, – заявил Пирс. – Что у вас есть, так это час, чтобы собрать пожитки и убраться отсюда. Я не желаю видеть вас на расстоянии десяти миль от замка. Я вообще не желаю видеть вас в Уэльсе. Если вы не уберетесь отсюда через час, я велю отправить вас в колонии.

Миссис Сордидо, явно игравшая первую скрипку в семье, воинственно подбоченилась.

– Вы не посмеете! – завопила она. – Это наша собственность, мы заплатили за нее своими кровными деньгами.

– Если вы вымететесь из гостиницы через час, я не стану вас преследовать. Если нет, к завтрашнему утру вы предстанете перед судьей.

– Мы не можем, – заныл Сордидо. – Приближается ночь, и что мы будем делать без денег? Я вложил в эту гостиницу все до последнего гроша.

Но Пирс закончил разговор.

– Буллер, мне понадобятся твои услуги, чтобы отнести мою… чтобы отнести Линнет в гостиницу. Один час! – резко бросил он, повернувшись к миссис Сордидо. – На тот случай, если вы сомневаетесь, что мое слово имеет вес в глазах судьи, сообщаю вам, что я только что спас его дочь от скарлатины.

– Я сделала все, что смогла, исключительно из христианского милосердия! – выкрикнула миссис Сордидо.

Пирс поднял руку.

– Она на грани смерти. Я предлагаю вам уехать исключительно из христианского милосердия. Потому что, если она умрет…

Миссис Сордидо попятилась, терзая свой фартук в руках.

– Сордидо! – крикнула она. – Быстрее!

– Отнеси Линнет в гостиницу, – велел Пирс, повернувшись к Буллеру. – Я пойду вперед и постараюсь найти приемлемую постель. А потом дашь этим болванам несколько гиней и чек на пятьдесят фунтов и отправляйся назад, в замок. Можешь поспать, а утром вернешься сюда со всем необходимым. Нам понадобится помощь.

Булл ер кивнул и скрылся в курятнике. Пирс повернулся и зашагал через двор к гостинице.

Сверху доносились крики миссис Сордидо, метавшейся по дому.

Он сразу направился в лучшую спальню.

– Это мои простыни, – заявила миссис Сордидо, появившись в дверях. – Вы сказали, что мы можем забрать свои вещи.

Она ловко поймала брошенную гинею.

– А как насчет кухни? – требовательно спросила она. – Думаю, вам понадобится пара другая горшков, и у меня полная кладовка припасов на зиму.

Пирс усомнился в этом, однако бросил ей еще пару монет.

– Убирайтесь! – рявкнул он.

Она шмыгнула прочь.

По крайней мере постельное белье было чистым, а перина достаточно мягкой. Пирс откинул покрывало, раздвинул занавески и распахнул окно, когда раздались шаги Буллера, медленно поднимавшегося по лестнице.

Вместе они уложили ее в постель.

– Милостивый Боже, – прошептал Буллер. – Что они с ней сделали? Я никогда не сталкивался с такой вонью. А ее лицо…

Пирс взглянул на ее изможденное лицо и покрытую струпьями кожу.

– Это скарлатина, а не курятник. Мне нужна вода, Буллер, много воды. Ведро сейчас, и поставь несколько кастрюль кипятиться. И принеси саквояж из кареты. Когда выпроводишь этих прохвостов из деревни, отправляйся в замок за помощью. С нами все будет в порядке.

– Вы уверены? – шепотом спросил Буллер, чей взгляд был прикован к Линнет. – Я бы не догадался, что это она. Никогда не видел ничего подобного. Чтобы такая красотка…

– Иди, – сказал Пирс, дернув головой. Он подождал, пока шаги кучера не стихли в коридоре, и сорвал с Линнет жалкое подобие ночной рубашки, которое было надето на ней. Очевидно, чета Сордидо забрала всю ее одежду, когда они решили перенести больную в курятник. Пирс швырнул ее в угол.

Линнет не шевелилась. Ее голова безвольно моталась, пока он убирал с ее лица грязные волосы и осматривал ее уши, горло, почерневший язык и кожу, объясняя ей, что он делает, медленным, размеренным тоном. Обнаружив на ее шее следы пиявок, он негромко выругался, прервав свой успокаивающий монолог.

На лестнице снова послышались тяжелые шаги Буллера, и Пирс подошел к двери.

– Мне нужно, чтобы ты привез из замка чистые матрасы, не меньше двух. Этот я испорчу, пока буду охлаждать ее водой и отмывать от грязи, и, думаю, здесь в каждой постели водятся паразиты.

Буллер кивнул.

– Кастрюли с водой на плите. Сордидо отбыли. Скрылись, воспользовавшись тем, что я занят. – Он помедлил, колеблясь.

– В чем дело?

– Я почти уверен, что они украли карету герцога. И его лошадей. Я не видел, как они уехали, но, судя по звуку, это была не телега. И они что-то говорили о служанке, но ее нигде не видно. Должно быть, девушка увидела, как обернулось дело, и сбежала.

Пирс пожал плечами:

– Они прихватили еще и вещи Линнет, так что позаботься о том, чтобы привезти ей какую-нибудь одежду. Возвращайся в замок и отдохни немного, Буллер. Жду тебя утром.

Кучер кивнул, но медлил с обеспокоенным видом.

– Она будет жить, – сказал Пирс с уверенностью, которой не испытывал.

Закрыв дверь спальни, он снял камзол и начал главную схватку в своей жизни.

За ее жизнь.

– Нам нужно привести тебя в порядок, милая, – сказал он Линнет. Она не шелохнулась. – Ты в коме и, к счастью, не представляешь себе, насколько ты грязная. – Он искренне надеялся на это. – Я собираюсь вымыть тебя, как сестра Матильда мыла Гэвина каждую неделю, и если ты собираешься извиваться и вопить, как он, пожалуйста, не стесняйся.

Молчание.

– Пока вода не согреется, я не буду мыть пораженные участки кожи, чтобы не занести туда заразу. – К сожалению, это относилось к большей части ее тела.

Боже, как она похудела. Как это могло произойти так быстро, всего за неделю? Из восхитительной женщины с округлыми формами она превратилась в подобие скелета, с волосами, как пакля, а ее кожа…

С макушки до кончиков она была покрыта слоем грязи и птичьим пометом, облепившим израненную кожу. Пирс начал со ступней, потому что они не шелушились, осторожно протирая влажной тканью каждый палец.

– Из чего бы ни состояла эта грязь, – сказал он ей, видя, что вода, в которой он полоскал тряпку, стала коричневой, – я напишу статью о ней после твоего выздоровления. Чудесные свойства куриного помета. Вряд ли он хуже, чем солодовое сусло, хотя запах определенно более пронзительный.

Он продолжал говорить, хотя Линнет не шевельнула даже пальцем в ответ. Он сообщил ей, что собирается сходить вниз, чтобы принести еще воды, и поприветствовал ее, когда вернулся.

– Извини, что так долго, – сказал он ей. – Приходится останавливаться на каждой ступеньке, поднимая вначале ведро, а потом поднимаясь самому. А теперь приступим к самому главному, дорогая. Нужно отмыть твою кожу от грязи. С мылом. Боюсь, будет больно, особенно там, где открытые волдыри.

К счастью, она, казалось, ничего не чувствовала, хотя для пациентов, находящихся в сознании, это было настоящей пыткой и они часто вскрикивали от одного лишь прикосновения. Пирс то и дело поглядывал на ее закрытые веки, проверяя, не дергаются ли они, указывая на неприятные ощущения. И постоянно прислушивался к тихому хрипу в ее груди, говорившему, что она дышит.

В какой-то момент, отчаявшись, он просто полил ее теплой водой, не решаясь тереть кожу, изъязвленную скарлатиной. Но это не сработало. Грязь въелась в тело, поддаваясь только мылу и воде.

Наступила ночь. Пирс зажег единственную лампу, которую он смог найти, не закрывая окон. Она столько дней пролежала в душном курятнике. Свежий воздух ей только на пользу.

– Ты уже не такая горячая, – сказал он. – Жар пошел на убыль, хотя что тому причиной: вся эта вода или течение болезни – я не знаю. Увы, как мы выяснили, лихорадка уходит и возвращается.