— Доктор скоро поговорит с Вами. Вы счастливица, — повторила она, улыбаясь и покидая комнату. Чувство дискомфорта охватило меня, когда я поняла, что осталась с ним наедине.

Он наклонил голову в сторону, улыбаясь мне, но это не было милой улыбкой. Он злился на меня. Возможно, мы поругались перед аварией или еще что-то.

— Тебя не спасет притворство о потери памяти.

— Что? Спасет от чего? — спросила я, нахмурив брови. Он щелкнул языком и отпил кофе. Его глаза пристально следили за мной сквозь пар, а ухмылка не покидала его лицо.

Пар все еще поднимался над стаканом, когда он поставил его на полку и повернулся ко мне. Я наблюдала, как он облизал губы и подошел ко мне. Затем перевела взгляд от холодного выражения лица на его пальцы. Я сжала плечи, когда два пальца прошлись по моей руке к кончикам пальцев. Комнату охватила тишина, если не считать писка аппаратов и моего громкого сердцебиения. Я молчала, уставившись на него, пока он держал в руке мою ладонь. Подушка под моей головой помешала мне отстраниться, когда он наклонился, приближая свои губы к моим.

— Продолжай. Я на самом деле наслаждаюсь этой фигней. Лишь мысль начать всё заново вызывает стояк, — произнес он мягко напротив моих губ.

Мои губы оставались сжатыми в тонкую, прямую линию, пока он целовал меня. Рычание вырвалось из моей груди, вызванное пронзившей меня болью, когда я попыталась пошевелиться. Что-то влекло меня к нему. Что-то кроме одеколона, и я без сомнения знала, что он был моим мужем. Боже милостивый! Я была разбита и глупа.

— Пожалуйста, скажи, что я не замужем за тобой, — произнесла я, пронзая его молящим взглядом и помогая себе сесть сломанной рукой. Мой так называемый муж просто стоял, даже не предлагая помощь. Я же изо всех сил пыталась дотянуться до пульта управления кроватью.

— О да. Я владею тобой, Габриэлла Пирс, — уверил он меня каким-то пугающим, властным тоном. Глубоким и хриплым. Что за черт?

— Подожди. Ты владеешь мной? Ты шутишь. Пожалуйста, скажи, что ты шутишь. Я даже имени твоего не знаю. — Невероятно. Если он хоть на секунду подумал, что я прогнусь под него, лучше ему подумать еще раз. Этому не бывать.

Он снова приблизился к моим губам, и я ему позволила. Инстинктивно, мой взгляд опустился на колени. Он поднял мой подбородок одним пальцем и снова поцеловал. Боль пронзила шею и позвоночник. И опять-таки я позволила ему мягко и тепло поцеловать меня. Огонь и лед сжигали мои губы.

— Я владею тобой, владею девочками и владею домом. Я плачу за все. Ты работаешь на меня. Я плачу тебе и… мое имя Пэкстон. Ты зовешь меня Пэкстон. Конечно, я уверен, ты это уже знаешь, но, эй, давай поиграем в эту игру, да?

Это не было реальной жизнью. Люди так себя не вели. Кем себя возомнил этот парень? В голове роились мысли, но ни одного воспоминания. Я не слышала о нем ничего от медсестер. Его рука ласкала мои хрупкие ребра, а губы снова встретились с моими. У меня перехватило дыхание, когда он принялся водить большим пальцем по моему воспаленному телу. По бедру и боку. Не знаю, сама ли я раскрыла губы или это сделал он, но я определенно почувствовала язык во рту.

— Здравствуйте, миссис Пирс. Как Вы себя чувствуете? — спросил доктор, которого я раньше не видела, прерывая наш поцелуй. Я была в замешательстве. В одно мгновение этот парень источал опасность, в другое — опьянял. Почему я просто не могла вспомнить? Пэкстон сделал шаг назад, оставляя поцелуй на моем лбу. Это тоже было больно. Все причиняло боль.

— Я бы сказала, что бывало и лучше, только не знаю так ли это.

— Да, мы говорили с доктором Мираж. К сожалению, я не невролог. Но я Ваш ортопед. Вы счастливица.

— Мне уже говорили. Как давно я здесь?

— Вы были в медикаментозной коме на протяжении девяти дней. У Вас разорвана селезенка, сломано несколько костей и серьезная травма головы. Сильный отек мозга. Поэтому мы поместили Вас в кому. Мозгу нужно было время на восстановление. Как я и сказал, Вам очень повезло. Все это заживет. Вы все еще живы, только это имеет значение, — сказал доктор, обводя жестом мое тело, указывая на то, что должно было зажить. На все.

После комы мой мозг работал прекрасно. Я помнила все вещи, которыми со слов Пэкстона он владел. Я резко повернула голову к нему и скривилась от боли. Ах. Хватит так делать. Темно-зеленые глаза смотрели в ответ на меня. В его взгляде ощущалась истинная злоба. Я не могла понять, была ли его улыбка самодовольной или подозрительной. Он словно хищник ждал, пока я оступлюсь, чтобы поймать меня.

— Ты сказал девочки. Какие девочки? — спросила я, изогнув резко брови.

Пэкстон скрестил руки.

— Наши дочери, Роуэн и Офелия.

— Здравствуйте, мы готовы отвезти Вас на сканирование, — сказал медбрат, заходя в палату с девушкой, в руках у которой была карта. Моя карта. Мои предписания.

— Поговорим позже, любимая. Иди лечись, чтобы мы могли отправиться домой, — произнес Пэкстон, подмигивая из-за края стакана с горячим кофе.

Я смотрела на него, пока вывозили мою кровать. Это было неправильно. Это казалось неправильным. Роуэн? Офелия?

— Я не знаю этого мужчину. Не думаю, что он мой муж, — прошептала я медбрату, возвышающемуся над моей головой.

Медбрат наклонился к моему уху, увозя меня дальше по коридору. Запах мужского одеколона достиг моего носа раньше, чем слова моих ушей.

— Давайте хорошенько посмотрим на Ваш мозг. Посмотрим, что там происходит.

Я затаила дыхание, когда поняла, что он не собирался встревать в это. Зачем? Он лишь хотел выполнить свои обязанности. Сделать работу и уйти домой. Я осталась одна, пока не пойму, что делать.

Пэкстона не было, когда я вернулась в палату. Слава Богу. Мне необходимо было время, чтобы разобраться. Понять, что делать. Куда идти. У меня явно где-то были родители.

Поездка на сканирование вымотала меня. После нее я чувствовала себя так, будто меня снова переехал грузовик. Я снова позволила темноте одержать верх, засыпая под монотонный писк. Во сне не было никаких картинок прошлого, ни одного воспоминания о том, кем я была и где жила. Ничего, кроме бессознательной темноты.

Когда я проснулась в следующий раз, за окнами было темно. Я чувствовала раздражение, но не понимала почему. Может из-за того, что невролог так и не пришел, как обещал. Может, потому что чувствовала боль. Болело все. Даже глаза. Может беспокойство появилось от его присутствия. Почему? Почему он был здесь? Почему не мог просто уйти? Наградив его злобным взглядом, я нажала кнопку вызова.

Пэкстон благородно подошел ко мне.

— Я могу помочь тебе. Что нужно?

Я отдернула свою руку от него. Собрав все силы в попытке двинуться. Но один только поворот на бок причинил мучительную боль. Боль, которую я никогда не испытывала в своей жизни. По крайней мере, я этого не помнила.

Я повысила голос, однако он все равно был слаб:

— Хочу выбраться из этой кровати, хочу знать, что со мной происходит, и хочу, чтобы ты ушел. Вот что мне нужно! — Вялые слова — это все, что я смогла выдавить. Мне было больно даже просто повышать голос. Мышцы не работали, а те, в которых была какая-то сила, болели слишком сильно, чтобы их напрягать.

— Серьезно? Слезы? Да ладно! — произнес Пэкстон высокомерным тоном.

Хотелось отшить его, сказать ему, чтобы он проваливал. Слова крутились на кончике языка, но произнести их я не могла. Боль не позволяла.

— Чем мы можем помочь Вам, Габриэлла? — спросила новая медсестра. Она обошла койку, проверяя жизненные показатели и капельницу.

— Мне нужно пописать и что-то от боли.

— У Вас стоит катетер, но я могу дать Вам обезболивающее. Скажите, насколько сильна боль по шкале от одного до десяти.

— Десять, больше десяти. О боже. Дайте мне что-то. Пожалуйста, — взмолилась я. Шея и плечи болели каждый раз, когда я шевелила головой, но я ничего не могла поделать. Боль была невыносима, и думать о чем-то еще я не могла. Хотела, чтобы она просто исчезла.

— Где болит, Габриэлла?

— Не знаю. Везде. Голова, шея, спина, ноги. Везде больно. И мне все еще нужно пописать.

— Я принесу Вам далуадид. Сейчас вернусь.

Я корчилась, как могла, ожидая облегчения, закрыв рукой лицо. Попытки выдавить боль из висков не сработали.

— Шшш, я с тобой. Расслабься, — раздался мягкий шепот, и теплое тело Пэкстона накрыло меня. Его руки блуждали по моему телу, прижимая близко к себе. — Перестань сопротивляться, Габриэлла. Ты делаешь только хуже. Ты в порядке. Я с тобой, — произнес он тихо, оставляя поцелуи на моей шее. Глупо, но казалось, будто это помогло, словно часть боли рассеялась.

Слезы потекли из моих глаз, и он осушил их поцелуем, успокаивая меня нежными словами. Смешанные эмоции наполняли мое тело, пока я плакала в объятиях незнакомого мне мужчины. Я не знала, что сказать, что чувствовать, что делать — ничего. Я ничего не знала.

Пэкстон чмокнул меня в губы и отстранился. Он вытер большим пальцем слезу с моего глаза, когда я успокоилась, позволяя ему быть моей опорой. Что еще мне оставалось? Не похоже было, что кто-то еще придет мне на помощь.

— Так-то лучше. Разве я не всегда заботился о тебе? А? — спросил он, наклонив голову с улыбкой на лице. Он заботливо гладил мои волосы над повязкой на лбу. Мягкие слова соответствовали нежным прикосновениям.

Я передразнила его тихий тон.

— Это вопрос с подвохом?

Пэкстон фыркнул и отошел, подпуская медсестру.

Мгновенное облегчение наступило, когда она сняла с иглы колпачок и влила обезболивающее в капельницу. Буквально через минуту я словно опьянела, не чувствуя ни боли, ни чего-либо еще. Правда, если только я не шевелилась. Я парила в облаках выше птиц.

— Доктор Мираж сказал, что мы можем снять катетер. Ночью будем использовать утку, а утром попробуем поднять вас.

Тяжелые веки открылись, и я убедила ее, что этого не случится:

— Ни в коем случае. Оставьте его. Я не могу встать, — не было ни единого шанса, что я смогла бы стоять. Я бы упала и точно бы сломала оставшиеся кости.

Медсестра делала запись в карте, висящей в ногах моей кровати, пока говорила:

— Посмотрим на Ваше состояние завтра. Пока не будем об этом беспокоиться. Доктор Мираж не назначит вам ничего плохого. Он один из лучших.

Я слушала ее слова, но они были для меня загадкой. Каждое слово отражалось эхом в моих ушах. Она сказала мираж? Вот что это было. Мираж. Иллюзия. У меня были галлюцинации. Это было единственным логическим объяснением.

Я дернулась от боли, когда медсестра подняла мою ногу. На левом колене не было бандажа, но, тем не менее, оно чертовски болело, когда она пошевелила им. Казалось, будто бедренные кости рассыпались на кусочки. В одном кулаке я сжала простынь, во втором — руку Пэкстона. Я чувствовала, как из тела достали посторонний объект, после чего последовало небольшое облегчение.

Добрая медсестра похлопала меня по голой ноге, объясняя свой план:

— Подожди так секунду, милая. Попробуем положить тебя на утку. Сейчас вернусь, — она прикрыла мою наготу и оставила с Пэкстоном.

На секунду мне показалось, что у меня была самая нереальная из всех галлюцинаций. Пэкстон поднял мой больничный халат вверх по бедру и провел пальцами по животу. Это точно должна была быть галлюцинация. Другого объяснения не существовало. Это не могло происходить в реальности.

Пэкстон злорадно улыбнулся, расплываясь у меня перед глазами, говоря соблазнительным тоном:

— Девять дней без бритья это долго. Может, нам стоит позаботиться об этом, — я услышала животный рык, исходящий от него; этот похотливый звук раздался одновременно с тем, как его пальцы скользнули в меня. Серьезно?

Мне удалось заговорить, не двигаясь при этом.

— Что ты делаешь? Остановись! — я не могла пошевелиться. Во-первых, я парила выше воздушного змея, во-вторых, было больно даже пытаться. Я могла только лежать там и позволять Пэкстону трогать меня. Этот парень был психом. С его головой было что-то не в порядке.

— Это не единственная вещь, для чего девять дней долгий срок, — произнес он возле моих губ серьезным тоном. Он не двигал пальцами, но и не вытаскивал их, пока в палату не вошли две медсестры с уткой в руках. Не знаю, воспользовалась я ей или нет. Я снова отключилась. Провалилась в темноту, пытаясь заставить все исчезнуть. Это была не моя жизнь. Это не могло быть моей жизнью. Не с этим мужчиной. Не с Пэкстоном Пирсом. Не я.

Я смутно помню, как просила больше болеутоляющих ночью, и как Пэкстон заботился обо мне. Он лежал со мной на кровати, прижимая к себе, пока я корчилась от боли. Его губы оставляли поцелуи на моей голове, а рука ласкала ноющие ребра.

Солнце светило ярко, когда я в следующий раз проснулась. Отблеск на сияющем белом полу привлек мой взгляд, а потом он. Он все еще был там. Почему? Почему он не уходит?