Ширли Басби - Покорность ей к лицу

Девон, Англия

Весна 1795 года

— Почему бы вам не отдать их мне?! — Изабел требовала ответа, уперев кулаки в узкие бедра — жест, не подобающий благовоспитанной девице. — Как будто это не мои деньги! Но они принадлежат мне! Вы не имеете права их откладывать!

Сквозь высокие узкие окна в библиотеку лился послеполуденный свет, и лучи его превращали ее рыжие волосы в огненный ореол. Маркус в который раз поразился тому, насколько его семнадцатилетняя подопечная напоминает пламя. Иногда она походит на веселый огонек, согревающий душу, но в другой раз — как сейчас, например, — несмотря на хрупкость фигурки, она похожа на столп пламени, которое вот-вот вырвется из-под контроля и опалит его до костей. Он чувствовал, что атмосфера уже накаляется, и сильно опасался, что сегодня большого пожара не избежать.

Беседа — если бы кто-то осмелился назвать происходившее беседой — имела место в уютной библиотеке Шербрук-Холла, родового поместья Маркуса в Девоне. Она началась минут десять назад, когда Изабел влетела в дом, требуя встречи с опекуном. Сейчас же!

Так как мисс Изабел буквально выросла в этом доме, дворецкий Томпсон с невозмутимым видом проводил юную леди в библиотеку и отправился на поиски хозяина дома. Стоило Маркусу переступить порог комнаты, как Изабел ринулась в атаку, и он без особого успеха пытался управиться со своенравной подопечной и предотвратить очередной взрыв.

— Отнюдь, у меня есть все права на это, — терпеливо ответил он. — Я ваш опекун, и мой долг — проследить, чтобы вы не промотали свое состояние, пока не вступите в брачный возраст.

Изабел топнула ножкой.

— Вам прекрасно известно, — выпалила она, — что у моего отца и в мыслях не было сделать вас моим опекуном! Им должен был стать дядя Джеймс, а не вы!

Что верно, то верно, подумал Маркус. Отец Изабел, сэр Джордж, накануне своего семидесятилетия потряс общественность, женившись на женщине, которая ему во внучки годилась, и вскоре стал отцом. К вящей радости сэра Джорджа, не прошло и десяти месяцев со дня свадьбы, как на свет появилась Изабел. В возрасте восьмидесяти лет — Изабел тогда исполнилось десять — он преставился, и это никого не удивило. Неожиданным потрясением для всех стала кончина отца Маркуса, который умер четыре года назад. В возрасте пятидесяти девяти лет мистер Шербрук-старший, пышущий отменным здоровьем, как-то вечером отправился спать, но так никогда больше и не проснулся.

Несколько недель спустя душеприказчик сообщил Маркусу, не помнившему себя от горя, что вместе с состоянием и поместьями отца он наследует также опекунство над единственной дочерью сэра Джорджа, тринадцатилетней Изабел. Маркуса это известие повергло в шок: как и все, он полагал, что опекуном Изабел станет младший брат сэра Джорджа Джеймс. Но не тут-то было. Когда сэр Джордж писал завещание, он не видел Джеймса, заядлого холостяка, живущего в Лондоне, в роли достойного опекуна своей возлюбленной дочери. Он решил, что гораздо лучше с этой ответственностью справится его сосед и близкий друг, мистер Шербрук. К сожалению, сэр Джордж не уточнил, кого он имел в виду: Шербрука-старшего или Шербрука-младшего, — и не мог предвидеть кончины мистера Шербрука-старшего. В итоге, хотя все знали, что сэр Джордж даже не думал о том, чтобы назначить опекуном дочери сына лучшего друга, дело обернулось именно так. Маркус до сих пор чувствовал недоумение по этому поводу. В то время ему было двадцать три. Что он мог знать о том, как опекать юную леди? «Надо признать, сейчас я знаю ненамного больше», — усмехнулся он про себя.

— И не притворяйтесь, что не понимаете, о чем я говорю! — воскликнула Изабел. Маркус молчал. — Не вы должны были стать моим опекуном.

— О да, тут вы, конечно, правы, — ответил он. — Но так как ваш отец не оставил перед смертью других распоряжений касательно вашего благополучия, а мой отец внезапно умер, боюсь, что мы… ммм… связаны друге другом.

Изабел пожала плечами.

— Все это мне известно, — нехотя признала Изабел, ее гнев немного утих, — вы не так уж плохи. Но я просто не понимаю, почему вы настолько упрямы в том, что касается этой конкретной вещи. Я ведь прошу не так уж много денег. Ваша новая двуколка и пара вороных стоят гораздо больше, чем я у вас прошу. — Ее глаза сузились. — И это мои деньги, а не ваши. — Маркус ничего не сказал, и Изабел пробормотала: — И никто не собирается их проматывать.

— Ну, это как посмотреть…

Изабел нахмурилась, а он улыбнулся.

— Ну будет вам, — принялся увещевать Маркус. — Вы знаете, что как опекун я мало в чем вам отказываю. Однако с моей стороны было бы величайшей оплошностью позволить вам потратить целое состояние на лошадь. — Он покачал головой: — Тем более на эту лошадь.

Изабел снова вспыхнула, прищурила топазовые глаза:

— А чем, ради всего святого, не угодил вам Ураган?

— С ним все в порядке. Легетт просит за него немало, но и не заламывает заоблачную цену. И я согласен, что жеребец красив. У него безупречная родословная, и каждый, кто знает толк в лошадях, будет горд заполучить его.

Мрачное лицо Изабел в тот же миг осветилось ослепительной улыбкой.

— О, Маркус, он великолепен! Не правда ли?

Маркус кивнул, ошеломленный этой улыбкой:

— Да, это так. — И добавил: — Но он не для вас.

Улыбка исчезла, как солнце за набежавшей тучей.

— Это еще почему?

— Потому, — напрямик сказал он, — что сейчас вы не располагаете ни опытом, ни силой, которые позволили бы вам справиться с животным таких размеров и норова. — Он неуверенно улыбнулся. — Вы оба молоды, необъезженны и, вероятнее всего, убьете друг друга, не пройдет и недели.

Изабел ахнула от гнева.

Маркус предостерегающе поднял руку:

— Но есть и еще одна причина, по которой я не выдам денег на этот ваш каприз. Сколько раз вы выдумывали один невероятный план за другим, чтобы через две недели совершенно к нему охладеть? Помните, как вы собирались разводить коз? Или исполнились уверенности, что вам необходимо завести кур? Если мне не изменяет память, козы съели почти до основания розарий вашей тетушки Агаты, а что касается кур… Кажется, была какая-то история с петухом и палисандровыми перилами главной лестницы Данем-Мэнора? — Не обращая внимания на бурю, бушевавшую в глазах Изабел, он продолжил: — А теперь вы говорите, что собираетесь разводить лошадей, но что будет через месяц или через год? И вот еще что: какая судьба постигнет ваш конезавод и все планы, когда в следующем году вы отправитесь в Лондон на сезон? — Маркус покачал головой и улыбнулся. — Я знаю вас. К лету ваша головка будет забита лишь бальными платьями, всякой мишурой, обедами и балами, которые вы посетите следующей весной, и джентльменами, что упадут к вашим ногам. А когда вы выйдете замуж — а вы, несомненно, выйдете замуж, — у вас не останется времени заниматься лошадьми. И деньги, которые вы заплатите за Урагана, окажутся выброшенными на ветер.

Изабел вновь вспыхнула в мгновение ока и стиснула маленькие кулачки.

— Это нечестно! — отчаянно воспротивилась она. — Мне было всего одиннадцать, когда я взялась за кур. И я не виновата, что петух залетел в дом. Это старая папина собака Люси загнала его туда. — Она оборонялась как могла. — Да, козы съели розы тети Агаты прошлой осенью, это правда. Но это лишь пошло растениям на пользу! В этом году они цвели великолепно, никто и не скажет, что их объели козы. Даже тетя Агата подтвердила это. — Изабел бросила на Маркуса неприязненный взгляд. — И не все кусты пострадали, только некоторые…

Маркус, не обращая внимания на ее вспышку, сказал:

— Я считаю так: у вас не очень-то хороший опыт следования своим сумасбродным желаниям. Откуда мне знать, что Ураган и ваш план по разведению лошадей не то же самое, что козы в розовом саду и петухи в гостиной?

Изабел смотрела на него, гнев и боль теснились в ее груди. Ну как же он не поймет, что Ураган и огромный конезавод, который она уже рисовала в воображении, не имеют ничего общего с козами и петухами! Ее жалкий опекунишка прекрасно знает, что она обожает лошадей, что она обожала их всю жизнь и, с обидой подумала Изабел, прекрасно с ними ладит. Все так говорят. Даже Маркус признавал — когда не был так невыносимо упрям! — что у нее дар находить подход к лошадям. Жестоко и несправедливо с его стороны тыкать ее носом в неудачи с курами и козами. То были всего лишь детские забавы! Теперь она взрослая и принимает взрослые решения. Почему, ну почему он этого не понимает? Почему относится к ней как к ребенку? Ребенку, которого можно ласкать, баловать и отсылать прочь, когда захочется?

Изабел с горечью подумала, что для того чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть в псише[1] в ее комнате. Она до сих пор выглядела как ребенок: неполных пяти футов росту, тоненькая, хрупкая, как фея, и — к величайшему ее сожалению! — без намека на грудь… Похоже, пройдут десятки лет, прежде чем ее семья и друзья перестанут воспринимать ее как ребенка. К тому же природа наделила ее пышной копной непослушных рыжих волос и — о ужас! — россыпью веснушек у носа, против которых бессильны и пахта, и огурцы. Нет, сам по себе нос ничего, она пришла к этому мнению несколько месяцев назад, красивый, слегка вздернутый носик. Никто не посмел бы спорить: ее огромные сияющие глаза, обрамленные темными ресницами дивной густоты и длины, — ее главное украшение. Но красивые у нее глаза или нет, а ничто, даже то, что она уже несколько месяцев назад оставила классную комнату, — ничто не могло заставить других смотреть на нее иначе, пока у нее рост и формы десятилетнего мальчишки! Особенно Маркуса Шербрука. Сердце ее сжалось от боли. Изабел осознала, что ей страстно хотелось, чтобы он разглядел в ней молодую женщину. Он не сможет — по крайней мере пока она заперта в этом детском, мальчишеском теле. В душе поднялась волна горя. Ей никогда не стать высокой, статной красавицей, она обречена всю жизнь прожить маленькой, плоскогрудой и с веснушками! Это так нечестно!

Изабел подавила в себе желание разреветься — вздернула подбородок и с достоинством произнесла:

— У вас есть все основания считать, что Ураган — всего лишь очередная моя прихоть. Однако если, как вы сами сказали, это животное, которое каждый будет рад заполучить, тогда почему бы мне его не купить? Если все случится так, как вы говорите, то есть через несколько месяцев он мне наскучит, я смогу без труда продать его по той же цене, по какой купила. Денег я не потеряю.

Маркус некоторое время пристально на нее смотрел и молчал. Он всегда лишь с большим трудом мог устоять перед ней. Годы шли, она превращалась в очаровательную женщину, и Маркусу становилось все сложнее и сложнее держать себя в руках — чтобы не исполнять все ее капризы. Будь проклято это окаянное опекунство, из-за которого они так часто на ножах! Но так было не всегда. Когда-то она, как большой котенок, беззаботно резвилась у его ног, и он несказанно радовался этому.

Хотя Изабел родилась в богатой и знатной семье, Маркус знал, что ее жизненный путь нелегок. Еще до ее второго дня рождения мать трагически погибла, и пусть отец слепо любил ее — трудно девочке расти без матери. Изабел обожала отца, они, ко всеобщему удивлению, жили в Данем-Мэноре вполне счастливо, полностью довольные компанией друг друга. Его смерть стала для нее тяжелым ударом. Нельзя сказать, что дядя Изабел, сэр Джеймс, не был добр к ней, но он не мог заменить ей сэра Джорджа, а уж его жена Агата… Маркус скрипнул зубами. История повторяется! Сэр Джеймс повторил судьбу брата. Два года назад он тоже потряс округу, расставшись с холостой жизнью и женившись на женщине в два раза моложе себя — на Агате Пейли, гувернантке Изабел!

Маркусу она никогда не нравилась, хотя мать убеждала его, что она именно то, что нужно Изабел. Когда ее наняли, Маркус подумал, что это слишком строгая, слишком холодная и бесчувственная воспитательница для девочки вроде Изабел, но мать не приняла во внимание его возражений и настояла на своем, о чем ему потом пришлось жалеть. Изабел, живая и пылкая, и мисс Пейли, холодная и жесткая, совершенно не подходили друг другу. Он знал, что Изабел страшно несчастна, но он не успел вмешаться и изменить положение вещей: мисс Пейли опередила его и вышла замуж за сэра Джеймса. Маркус до сих пор не мог взять в толк, как ей это удалось, но факт оставался фактом: мисс Пейли стала леди Агатой, тетей Изабел. Она вела себя так, чтобы все знали: это она правит в Данем-Мэноре.

Взгляд Маркуса смягчился, когда он взглянул на лицо Изабел. Бедная малышка. Нелегко ей живется с Агатой.

Он поморщился. Кто он такой, чтобы отказывать Изабел в чем-то? Что может сделать ее счастливой? Как она сама сказала, если жеребец ей надоест, его можно будет продать. Маркус тем не менее подумал об опасности, связанной с ним. Ураган не зря получил свое имя — огромный, мощный двухлетний жеребец. Маркус это знал. Он видел его.