Наталия сразу почувствовала, что скачет на прекрасном жеребце. На таком коне она не ездила с тех пор, как покинула Польшу.

Проскакав галопом мили две, лорд остановил коня и обернулся. Увидев далеко позади длинную вереницу вьючных лошадей и всадников во главе с Хоукинсом, они, довольные, что так обогнали их, весело рассмеялись.

— Это было замечательно! — глубоко вздохнув, призналась Наталия. — Если бы вы знали, как я соскучилась по поездкам верхом, живя в горах, а до этого в Петербурге!

— Разве вы там не ездили верхом? — удивился лорд.

— Ездила, — насмешливо ответила графиня, — вернее сказать, вышагивала рядом с остальными фрейлинами, которые на самом деле с большим удовольствием прокатились бы в экипаже! — Она слегка улыбнулась. — В Петербурге принято, следуя примеру царя, ездить по городу или в открытом экипаже, или в санях, в зависимости от времени года. Беда в том, что я никогда не любила городов!

— Я тоже! — подхватил Этелстан.

— Вы сегодня отказались от эскорта, предложенного наместником. Почему? — спросила Наталия, глядя на обоз.

— Я решил, что мы уже порядком надоели друг другу. А кроме того, я начинаю нервничать всякий раз, когда вы забываете о своем индийском акценте или о том, что вы мальчик.

— Ну вот! А мне-то казалось, я безупречно играла свою роль, если не считать маленькой ошибки.

— Которая могла дорого вам обойтись, — серьезно добавил лорд.

— Я уже… извинилась.

Он глубоко вздохнул:

— Я чувствую себя, как на пороховой бочке!

Наталия засмеялась.

— Полагаю, я должна еще раз извиниться за то, что так вас напугала. Труднее всего мне было не выдать, что я и раньше была в этом дворце!

— Ну что ж, в целом вы сыграли свою роль очень убедительно!

— Благодарю вас, сэр, — озорно воскликнула Наталия. — Не ожидала услышать от вас слова похвалы!

— Вы что же, принимаете меня за мрачного мизантропа?

— А что еще я могла думать о вас? Вы же постоянно сердились на меня с тех пор, как мы познакомились!

— Но вы же провоцировали меня!

— Возможно, но я думала, что вы любите приключения! В конце концов, дипломат должен быть хоть немного авантюристом, иначе ему трудно будет добиться успеха!

— По-моему, вы опять пытаетесь поддеть меня! Вы очень настойчивы, юная леди, но, если хотите, я приложу все усилия, чтобы сделать ваше путешествие приятным, и будьте уверены, отныне вы хозяйка положения.

— Ну что ж, я с радостью принимаю ваши предложения.

— Тогда позвольте кое-что сообщить вам. Я распорядился, чтобы гонец доставил нам сведения о ходе обмена заложниками к моменту нашего прибытия в Константинополь. — И более серьезным тоном добавил: — Вам незачем приносить эту ужасную, неестественную жертву, если в том не будет нужды.

— Вы хотите сказать, если переговоры закончатся неудачей? — тихо спросила графиня. — Я переживу что угодно, но только не это!

— Послушайте, графиня, не смотрите на вещи так пессимистично!

— Не думаю, что княгиня Анна проживет долго. — Голос Наталии дрогнул. — Зимой был момент, когда мы боялись за ее жизнь. Она ужасно кашляла, у нее начали выпадать волосы, и она была так слаба, что нам приходилось все за нее делать.

— Представляю, что вам пришлось выстрадать, — тихо произнес лорд, вспомнив про неудобства, которые сам испытал в Большом Ауле, будучи на положении почетного гостя.

— Более того, знаете ли вы, что если после смерти пленного остается ребенок, то по закону он становится «собственностью Аллаха» и его воспитывают в мусульманской вере?

— Нет, этого я не знал.

— Детей княгини Анны в случае ее смерти ждет такая же участь! — Наталия вздохнула. — Княгиня Варвара часто говорила, что хотела бы умереть, чтобы соединиться с мужем, погибшим в сражении, но должна жить ради сына.

— Я знаю, что вам пришлось пережить, но уверен: заложников обменяют! А вот что касается вашего будущего, то оно мне видится в тумане…

В конце дня они остановились на ночлег в небольшой рощице.

После превосходного ужина, приготовленного Хоукинсом, слуга поднял полог палатки лорда. Вечер был теплый, и Этелстан с Наталией сидели, словно на террасе, глядя в темное ночное небо, усыпанное яркими звездами.

Рядом располагались палатки для слуг, которые сейчас сидели вокруг яркого костра. Расседланные лошади мирно пощипывали траву. Все кругом дышало спокойствием и тишиной. Неожиданно Наталия обратилась к лорду:

— Расскажите мне о дворце султана в Константинополе. Вы, наверное, там бывали не раз!

— Да, я был принят султаном. Вы действительно хотите знать, что вас ожидает?

— Лучше уж знать все заранее, чем оказаться застигнутой врасплох… — серьезно ответила девушка.

Лорду Этелстану не хотелось нарушать очарование вечера разговорами, но графиня попросила его, и он начал свой рассказ:

— Константинополь — ворота на Восток, столица Оттоманской империи и дом султана Абдул-Азиза, халифа правоверных, или, как его еще называют, тени Аллаха на земле.

Наталия содрогнулась.

— Сераль, или гарем, всегда связан с тайнами и легендами. Слово это происходит от арабского «харам», что значит «запрещенный, незаконный». Когда султан выезжает за пределы столицы, его сопровождают охранники со знаменами и усыпанными жемчугом зонтами. Они размахивают страусовыми веерами, чтобы защитить его от любопытных глаз.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, лорд продолжал:

— Иностранным гостям, таким, например, как я, дают великолепный халат, в котором они могут приблизиться к султану. Меня он принимал, сидя на широкой постели с балдахином, укрепленным на четырех столбиках из золота и серебра, украшенных драгоценными камнями.

Наталия невольно засмеялась:

— На вас это произвело большое впечатление?

— Ну, разумеется! Иначе я не был бы дипломатом!

— Продолжайте! — попросила Наталия.

— Вообще-то я мало что видел, кроме приемных, но чернокожих евнухов видел. — Ему показалось, что графиня вздрогнула, но он безжалостно продолжил: — Главный чернокожий евнух — фигура того же ранга, что и великий визирь. Он пользуется огромной властью и имеет право обращаться прямо к султану. Ему-то вы и будете подчиняться, и судьбу вашу будет решать он.

— Понятно, — тихо произнесла Наталия.

— Мне всегда говорили, что сераль — это что-то вроде женского монастыря, где религия — грех, а Бог — султан. Но кто считает, что там царит необузданная распущенность, — сильно заблуждается. Так обычно изображают гарем в бульварных романах. По-моему, самое страшное зло гарема — скука.

— Мне тоже так всегда казалось, — поддержала лорда Наталия. — Всех этих женщин, запертых в одном гареме, связывает в конечном счете лишь взаимная вражда, злоба и ревность.

— Что касается евнухов, то их тоже нельзя назвать образцами добродетели. Их иронически называют «хранителями розы» или «хранителями восторгов», но это не мешает им пользоваться кнутами из шкуры гиппопотама, — говорил лорд, глядя на Наталию, чей взор был неподвижно устремлен в темноту.

«Как прекрасен ее профиль!» — неожиданно подумал он.

Все в ней говорило о гордом характере: аристократический маленький нос, изгиб губ, брови вразлет и огромные темные глаза, в которых сейчас застыл ужас.

— Подумайте, графиня, — горячо заговорил Этелстан, — вы будете заперты в четырех стенах и так проведете не день, не месяц, а годы!

— Я готова умереть!

— Но чего вы этим добьетесь? Вероятнее всего, вы вернетесь и снова начнете жить той жизнью, которой так беспечно распорядились, прежде чем оплатить долги, накопившиеся за время вашего последнего существования!

Девушка повернулась к нему.

— Вы говорите о переселении душ? — воскликнула она. — Вы стали интересоваться этим в Индии?

— Восточные религии я изучал в Оксфорде.

— У моего отца было несколько книг на эту тему. Я их прочитала, но мне хотелось бы знать об этом побольше!

— «Все, что у меня есть, — ваше». — Лорд Этелстан сделал широкий жест рукой.

Наталия пришла в восторг и рассмеялась.

— Расскажите мне все, что знаете!

— Невозможно! Проговорив только о буддизме весь день и всю ночь, я затрону лишь вершину айсберга!

Графиня положила локти на стол, подперла ладонями подбородок и посмотрела на лорда загоревшимися глазами.

— Если бы вы знали, как я мечтала встретить человека, искренне интересующегося Востоком!

— Почему именно Востоком?

— Мне всегда хотелось бывать в Индии, но жить в Англии.

— И одно, конечно, противоречит другому?

— Не совсем. Я верю, что Восток может дать утешение душе, а Запад, который для меня олицетворяет Англия, — возможность думать и говорить свободно.

— По-моему, прежде чем мы углубимся в теоретические рассуждения о переселении душ, вы должны рассказать мне о себе. Я очень мало о вас знаю.

— А мне почти нечего рассказывать!

— Потому что вы очень молоды?

— Нет, потому что я очень мало сделала в этой жизни! — На последних словах Наталия сделала ударение.

— Вы, и правда, верите, что жили раньше?

— Конечно, верю! И я, и вы, и любой другой проницательный, умный и чуткий человек, — все мы уже посещали этот мир в нашей прошлой жизни…

— Как знать, может быть, вы и правы.

Они все еще беседовали, когда лорд обнаружил, что лагерь уже спит. Костер потух, люди разбрелись по своим палаткам или спали под открытым небом, завернувшись в одеяла и положив седла под головы.

Они с Наталией так увлеклись разговором, что не заметили, как пролетело время.

— Пора спать, — почти с сожалением произнес лорд. — Завтра нам предстоит трудный переход, и я хочу, чтобы вы отдохнули.

— Я не устала, милорд! Наш разговор придал мне новые силы!

Он, улыбаясь, посмотрел на нее. Девушка говорила правду: она выглядела оживленной и вся сияла, чего раньше он не замечал.

— Все равно вам нужно выспаться, — сказал он, а сам подумал, что в гареме султана у нее будет время выспаться! Под охраной чернокожих евнухов, за двумя деревянными и двумя чугунными дверями, закрывающимися на огромные замки…

— Доброй ночи, милорд, — сказала Наталия, вставая.

Ее болезненная худоба заставила его сердце сжаться, и, поддавшись какому-то странному порыву, он быстро произнес:

— Наталия! Не делайте этого! Если Шамиль будет держать в плену вашего брата, я поведу переговоры о его освобождении! Дело только за деньгами! Сколько бы он ни запросил — я заплачу!

Не веря своим ушам, Наталия посмотрела на него.

— Вы, милорд? Но вам-то зачем это делать?

— Мне ненавистна мысль, что христианка попадет в гарем к султану. Вы себе даже представить не можете, каким унижениям подвергают женщину, которой суждено стать женой или наложницей султана! — Он замолчал. — Прежде чем ей предстать перед ним, ее учат искусству любви. Но это не то искусство, которое известно на Западе и которое может постичь такая девушка, как вы.

Наталия молчала.

— В гареме султана целые орды женщин, и, прежде чем выбор падет на вас, могут пройти годы. Но то, что вам придется узнать за это время, потрясет вашу душу. Ни о чем подобном вы не читали и не думали.

Он опять замолчал.

— Наложница или жена приближается к султану на коленях и ласкает его, начиная с ног! — Его голос зазвучал резче: — Вы понимаете, что это значит?

— Я уже сказала вам, что убью себя.

— А вдруг у вас не хватит мужества для этого? Только пуля приносит мгновенную смерть. Хватит ли у вас решимости и силы вонзить кинжал так, чтобы смерть наступила сразу? Это не так-то легко!

— Я знаю, — резко ответила Наталия.

— Если у вас не получится, — не успокаивался лорд, — вас живьем зашьют в мешок и утопят — эту процедуру выполняют бистанужи-лодочники в присутствии евнухов.

Увидев, что девушка трепещет от ужаса, он безжалостно продолжал:

— Русские дешево ценят жизнь, но кто знает, какую истинную ценность представляет каждый из нас? Новорожденный младенец, такой слабый, что еще не может дышать, уже борется за свою жизнь! Наталия, я прошу вас, живите и боритесь за свою жизнь!

— Но я не могу нарушить слово!

— Слово, данное человеку, который оказался обманщиком, когда дело дошло до обмена заложниками? — повысил голос лорд Этелстан.

Наталия молчала, а он продолжал бушевать:

— Прекрасно! Вы приняли решение, и я не имею права вмешиваться! Но давайте договоримся об одном: если к моменту нашего прибытия в Константинополь обмен не состоится, я не позволю вам принести эту бессмысленную жертву!

Наталия смотрела на него с изумлением.