Кэтрин Коултер - Полночная звезда

— Крикет, — выдавила она наконец, — скажи, пожалуйста, своему мужу, что я уже замужем. Скажи ему, что он должен вернуть меня моему мужу. Я не индианка. Я не знакома с вашими нравами и обычаями.

Та долго размышляла над ее словами, а потом повернулась к Чатке. Последовала жуткая семейная сцена, от которой у Чонси дух захватило. Крикет что-то дико орала и наступала на мужа с грозно поднятыми кулаками. Чатка лихо отбивался от жены, с трудом сдерживая натиск. Наконец ему удалось схватить ее за руки и швырнуть на пол.

— Немедленно прекрати, дикарь! — не своим голосом кричала Чонси. — Оставь ее в покое, недоносок! Ублюдок! Не смей ее трогать!

Чатка осклабился.

— Женщина-демон, — изрек он гортанным голосом и плотоядно посмотрел на нее. Чонси попятилась назад и огляделась вокруг в поисках подходящего оружия, но ничего не нашла.

— Нет! — закричала она, когда отступать было уже некуда — она уперлась спиной в липкую стену хижины.

— Женщина-демон, — еще раз прорычал Чатка, неумолимо приближаясь к ней.

Чонси издала крик отчаяния и ярости. Чатка схватил ее за руки и притянул к себе.

— Проклятый дикарь! — завопила она и что есть мочи ударила маленьким кулаком по его лицу. — Ну что, получил, мерзкий ублюдок?

Он смотрел на нее и смеялся. Смеялся! Чонси снова набросилась на него, вонзая в его шею свои острые ногти. Чатка еще сильнее прижал ее к себе и принялся елозить влажными губами по ее шее. Чонси чуть не стошнило от отвратительного запаха у него изо рта. Она извивалась всем телом, стараясь освободиться от его цепких рук.

Все было бесполезно.

Он сорвал с нее блузку и юбку и бросил на пол. Чонси громко всхлипывала, выкрикивая сквозь слезы все ругательства, которые когда-либо слышала. Чатка сделал шаг назад и с гнусной ухмылкой оглядел ее.

Чонси замерла, слегка поеживаясь от страха и наготы. На ней остались лишь тонкое нижнее белье да высокие ботинки.

Он медленно оглядывал ее с ног до головы и неожиданно нахмурился. Затем попятился назад и что-то крикнул гортанным голосом. Когда к нему подбежала Крикет, он снова что-то сказал и кивнул в сторону Чонси.

Крикет ответила мужу, а потом пожала плечами. Чатка начал громко орать и размахивать руками. Затем неожиданно замолк и изобразил на лице невыразимый гнев и… отвращение. Отвращение! Грязный дикарь, от которого воняло хуже, чем от животного, выразил ей свое отвращение!

Чатка еще раз посмотрел на нее и вихрем выкатился из лачуги.

Чонси стояла неподвижно, совершенно не понимая, что произошло.

— Крикет, я…

— Ваша кровь, — спокойным голосом пояснила та. — Нехорошо для мужчин. Нечисто.

Кровь? Чонси опустила голову и увидела, что рубашка запачкана кровью. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Дикарь оставил ее, потому что у нее начались месячные!

— О Господи, — тихо прошептала она и опустилась на колени. — Я этого не вынесу.

— Нет плакать, женщина-демон, — попыталась успокоить ее Крикет. — Я принести тряпку, чтобы остановить кровь. Чатка не делать вас женой, пока вы не стать снова чистой.

Сидя на полу, Чонси почувствовала разочарование — значит, она не забеременела от Делани. Она прошептала его имя, уже ни на что не надеясь.

— Крикет, пожалуйста, позволь мне хоть немного помыться! Ведь никто не будет возражать!

— Вода холодная и нехорошая. У вас все еще кровь.

— Но я такая грязная! — Чонси схватила рукой прядь слипшихся волос и потрясла ими перед индианкой. — Я не могу больше выносить этого. Что же касается… всего остального, — добавила она, несколько смутившись, — то мне абсолютно безразлично. Это не имеет никакого значения.

— Я спросить Чатку завтра, — спокойно ответила Крикет и уселась на пол, скрестив ноги.

Два дня. Две ночи. Целая вечность. Чонси каждой клеткой своего тела ощущала грязь на покрытом шкурами полу. Ей даже казалось иногда, что она перестает быть человеческим существом и превращается в животное. Все это время она безвылазно находилась в хижине, выходя наружу несколько раз только по нужде.

— Крикет, — обратилась она к индианке, — поговори со мной. Мне кажется, что я схожу с ума.

— Чатка сказать мне не говорить, а только смотреть на вас.

— Пожалуйста, Крикет. Это невыносимо. Ну, скажи мне хотя бы, сколько вас в этом лагере.

— Восемь. Нет детей. Три женщины.

— А где же все остальные ваши люди? Из какого вы племени?

Крикет недоуменно смотрела на Чонси, явно удивляясь ее глупости.

— Другие индейцы копать золото для белых людей. Многие умереть. Чатка разозлиться и сбежать сюда, чтобы жить свободно. — В ее черных глазах блеснуло нечто, напоминающее гордость за мужа. — Мы, нисенаны, происходить от Уэма, великого вождя племени майду. Белый человек украсть наши земли, убить наших животных, уничтожить наши реки своим… — Она на минуту задумалась, вспоминая нужное слово.

— Шахтным оборудованием, — помогла ей Чонси.

— Сейчас здесь больше желтых людей, чем индейцев, — посетовала Крикет. — Уэма сдаться большому белому вождю, а Чатка спасать нас.

— Крикет, как Чатке удалось найти нас? Почему он привез меня сюда?

Та пожала плечами.

— Не иметь значения. Айвен очень сердится, но Чатка хотеть вас. Тамба очень злится. — Крикет стала вытаскивать из своих густых волос вшей и давить их ногтями.

Чонси опустила голову на руки и вспомнила Делани. Может быть, он когда-нибудь убил какого-то индейца? Ее глаза наполнились слезами. Английская леди сидит в грязной и вонючей лачуге в окружении дикарей! Можно себе представить, что сказала бы тетя Августа, если бы увидела ее в эту минуту.

Делани. Нет, он не умер. Она чувствовала, что ее муж жив. Но где же он? А может быть, она просто не хочет смотреть правде в глаза? Что, если Чатка убил его? Неужели ей придется остаться здесь навсегда и подвергаться насилию со стороны этого дикаря?

— Я сказать женщине-демону не плакать. Чатка не нравится это.

Чонси резко вскинула голову.

— Можешь передать своему Чатке, чтобы он катился ко всем чертям!

— Так лучше, — примирительным тоном сказала Крикет и снова принялась ловить вшей.

Вскоре Чонси утратила ощущение времени. Она ела, спала, просыпалась, снова ела и снова спала, все чаще видя во сне свое счастливое детство. А когда не спала, неутомимо разрабатывала план бегства. Но как она могла осуществить его?

— Крикет, — твердо заявила она индианке через день, — мне нужно помыться. Я уже не могу выносить своего собственного запаха.

— Мыться не есть хорошо, — решительно ответила та.

— Тогда я заболею и… умру.

Это произвело на индианку нужное впечатление.

— Вы не умирать, — сказала она. — Чатка не любить это.

— Я непременно умру, если ты не позволишь мне хорошенько помыться и не будешь выпускать меня хотя бы изредка на свежий воздух. Понимаешь, я обязательно умру, если ты не предоставишь мне некоторой свободы.

— Вы не умирать, — упрямо повторила та и тут же вышла из хижины.

«Наверное, я действительно выгляжу так, словно мне пора умирать», — с горечью подумала Чонси. Она была рада, что в этой халупе не было зеркала, иначе она умерла бы не от заточения, а от собственного отражения.

Когда Крикет вернулась через несколько минут, Чонси сразу же догадалась, что Чатка, по всей видимости, одобрил ее требования.

— Вы выходите во двор. Я с вами. Там солнечный свет и свобода.

— А как насчет помыться?

— Чатка говорить завтра.

Крикет связала ей руки какой-то веревкой и вывела из лачуги. Чонси глубоко вдохнула свежий воздух и увидела перед собой Тамбу. Та стояла, уперев руки в толстые бедра, и пожирала ее завистливым взглядом.

В центре небольшой площадки сидели три индейца, расположившись на земле вокруг костра. До нее донесся запах гнилого мяса, исходивший от большой туши забитого оленя.

Ее чуть не стошнило.

— Вы дышать свежий воздух, — своевременно подсказала ей Крикет.

Трое мужчин посмотрели на Чонси примерно с таким же интересом, с каким до этого смотрели на смердящую тушу оленя. Тамба что-то прорычала своей сопернице, но осталась на месте.

«Боже мой, — подумала Чонси. — Какой ужас! Надо осмотреться и попытаться любой ценой убежать отсюда». Сейчас она уже знала, когда именно можно предпринять такую попытку. Завтра, когда Крикет поведет ее купаться к реке. Будь что будет! Лучше умереть, чем остаться здесь, среди вонючих дикарей! В другом конце лагеря она увидела несколько привязанных к дереву лошадей. К ее величайшей радости, среди них была и ее Долорес. Кобыла понуро опустила голову и пребывала, судя по всему, в таком же отчаянном положении, что и ее хозяйка. Чонси с любовью посмотрела на свою лошадь. Сейчас она могла надеяться только на помощь этого животного. Она огляделась по сторонам. Где же Чатка?

Лагерь представлял собой узкую полоску голой земли с бедной растительностью. Со всех сторон он был окружент густым лесом, а за ним виднелись вершины невысоких холмов. Если ей позволяют помыться, то, стало быть, где-то неподалеку находится ручей.

— Крикет, — обратилась она к своей охраннице, — а где же речка?

— Юба вон там, — невозмутимо ответила та, показывая рукой куда-то влево от Чонси.

— Значит, Даунвиль находится там? — небрежно спросила Чонси.

Крикет молча кивнула и осуждающе сдвинула брови.

— Вы не задавать вопросы.

Чонси согласилась, подумав при этом, что самое главное она уже для себя выяснила.

К ним подошел Чатка. Он посмотрел на Чонси, как на свою любимую лошадь, а потом протянул ей охапку какой-то одежды. Чонси развернула ее и с радостью увидела, что там были юбка из хлопка и белая блузка. В данный момент это показалось ей более ценным, чем самое дорогое платье.

— Чатка менять ваши ботинки на одежду, — объяснила ей Крикет.

Значит, где-то поблизости должны быть белые женщины! Это была самая приятная новость за последние дни. Есть надежда, что она в конце концов выйдет на них.

— Скажи Чатке, что я очень благодарна ему.

Пока Крикет разговаривала со своим мужем, Чонси вдруг почувствовала, что кто-то схватил ее за волосы. Резко повернувшись, она увидела прямо перед собой налитые ненавистью глаза Тамбы. Та сильно дернула вниз, и Чонси завопила не своим голосом. Чатка бросился к толстухе, что-то грозно рявкнул ей, а потом толкнул в жидкую грязь. Все мужчины у костра весело рассмеялись. Поды грывая им, Чатка пнул свою вторую жену, и она неуклюже поползла на четвереньках к хижине.

— Она злится, потому что вы получать новую одежду, — прокомментировала Крикет.

— Господи! — в ужасе прошептала Чонси.

— Чатка хотеть, чтобы вы носить эту одежду, — продолжала между тем Крикет. — Одежду белой женщины.

Чонси глубоко вздохнула.

— Крикет, скажи, пожалуйста, своему мужу, что я никогда не надеваю новую одежду на грязное тело. Сперва мне нужно смыть с себя грязь. И еще скажи ему, что мне понадобится кусок мыла.

В какой-то момент Чонси показалось, что она перегнула палку. Глаза Чатки гневно блеснули, а лицо покраснело, когда Крикет сообщила ему о просьбе пленницы. Несмотря на жуткий страх, Чонси все-таки выдержала пронзительный взгляд его черных глаз и даже гордо расправила плечи.

— У него есть мыло, — сказала Крикет. — Вы надеть одежду завтра, тогда он сделать вас его женщиной.

«Боже мой, — ужаснулась Чонси. — Неужели он считает дни?»

На следующее утро Чонси вышла из хижины со связанными руками и в сопровождении Крикет отправилась на речку. Все небо было затянуто тучами, и дул довольно прохладный ветерок. Но Чонси старалась не обращать на это внимания. Она внимательно осмотрела лагерь. Тамба с другими женщинами возилась у костра, мужчины куда-то ушли, а Долорес по-прежнему пощипывала траву на дальнем конце лагеря.

— Я смотреть за вами, — твердо заявила Крикет, когда они подошли к речке.

— Прекрасно, — согласилась Чонси и протянула ей связанные руки.

Крикет долго смотрела на них, не решаясь развязать узел.

— Я же не могу мыться со связанными руками, — убеждала ее Чонси.

После некоторых колебаний та все же развязала веревку.

Чонси огляделась вокруг, опасаясь, что где-нибудь неподалеку может оказаться Чатка. Затем решительно сбросила с себя грязную одежду и смело вошла в прохладную воду. Речушка была очень мелкой. Даже на середине вода доходила ей лишь до колен. Чонси глубоко вдохнула и присела в воду, стуча от холода зубами.

Намылив голову, она слегка повернулась к берегу и посмотрела на Крикет, повторяя про себя, что непременно должна справиться с ней.

После недолгого мытья Чонси вышла из воды и взяла из рук Крикет большой кусок какой-то ткани, чтобы вытереть мокрое тело. Вскоре она надела на себя чистую одежду и уселась на камень, чтобы причесать волосы.

— Вы пойти назад, — сказала Крикет, не спуская с нее глаз.