Триш Кук - Полночное солнце

© М. Николенко, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

В диснеевских мультиках героиня всегда преодолевает серьезные препятствия, прежде чем находит своего принца, а потом они «живут долго и счастливо». Например, Рапунцель в «Запутанной истории», помните? Ее похищают и запирают в башне, а как сбежишь, если за тобой тянется коса длиной в семьдесят футов? Или возьмем Анну из «Холодного сердца». Ее родители погибли, и некому было помочь ей справиться с магической снежной силой. А русалочка Ариэль? Она мечтает превратиться в земную девушку, и мечта ее сбывается, но за пару ножек Ариэль расплачивается своим прекрасным голосом, а значит, не может ни поговорить с парнем, в которого влюблена, ни заворожить его песней. Плюс ко всему у нее проблемы с отцом: у того страшно испортился характер, с тех пор как маму убил пират.

Ну и у меня то же самое. Не совсем, конечно, но вроде того. Я нарочно вспомнила героинь мультиков, чтобы вам легче было представить мою ситуацию. Провела культурную аналогию. Думаете, я ботаник? Да, я люблю занятия по английскому, и вообще мне нравится учиться. А беда моя в том, что у меня редкое генетическое отклонение – пигментная ксеродерма, или ПК. Мой организм, по сути, не справляется с ущербом, который наносят ему ультрафиолетовые лучи. Если я выйду на солнце, это может обернуться раком кожи, потерей слуха или умственных способностей. Мне станет трудно глотать, ходить и вообще двигаться. Я могу потерять дар речи, забиться в припадке и даже умереть. Поэтому в светлое время суток я сижу дома, как Рапунцель в башне под тяжестью длиннющих волос. Рапунцель в конце концов становится невмоготу, и она сбегает с каким-то типом. Прекрасно ее понимаю.

К тому же я сирота, как и многие сказочные героини. Правда, отец, слава богу, жив. А мамы нет. Она погибла в автокатастрофе, когда мне было семь лет. Папа изо всех сил старается заменить мне ее. Не знаю, что бы я без него делала. Если бы у меня были сверхспособности, остудила бы солнце и стала бы свободно передвигаться по миру. Думаю, я похожа на тебя, Анна.

Хотя нет, погодите-ка. Как и Ариэль, я люблю петь, но обстоятельства не позволяют мне делать это тогда, когда больше всего нужно или просит душа. По очевидной причине я не хожу в обычную школу, не могу записаться в хор или акапельную группу, не могу участвовать в ежегодных постановках мюзиклов. Сама я считаю, что у меня хороший голос. И папа тоже так думает. Но его послушать, так я все делаю просто потрясающе, лучше всех на свете. Он, конечно, необъективный критик, а за объективной оценкой мне обратиться не к кому. Правда, иногда я играю и пою на нашей маленькой железнодорожной станции, но в то время, когда мне можно выходить, там бывает пусто и темно, как в мертвом сердце морской ведьмы Урсулы. Поэтому я сама себе аккомпаниатор и сама себе слушатель. Откуда мне знать, есть у меня настоящий талант или нет?

В общем, я хочу сказать вот что. У меня, как и у сказочных принцесс, проблем хватает. Но я, как и они, буду верить и бороться. Тогда для меня тоже наступит счастливый финал. Может, моя жизнь окажется короче, чем у других, но это не значит, что она будет менее яркой.

Ну вот. Опять меня понесло. Из-за этой своей болтливости я порой попадаю в неприятные истории. Скоро сами увидите. Но расскажу все по порядку. Итак, привет! Меня зовут Кэти. Если бы вы заглянули снаружи ко мне в комнату… хотя на самом деле этого сделать нельзя, потому что у нас на всех стеклах специальное солнцезащитное покрытие, не пропускающее в дом ни капли ультрафиолета. Так вот, если бы вы могли ко мне заглянуть, я бы, наверное, показалась вам бедненькой больной девочкой, которая все время пялится в окно. Смотрит, как жизнь проходит мимо. Но я такая же, как другие люди. Просто на солнце выходить не могу.

Я играю на гитаре, пишу стихи, сочиняю музыку и сама балдею от того, как хорошо у меня получается петь в ванной. Интересуюсь астрономией, мечтаю стать астрофизиком. Терпеть не могу брюссельской капусты, люблю китайскую кухню, обожаю мопсов: по-моему, они самые милые собачки в мире! Ужасно боюсь пауков. Мою лучшую подругу… Ладно, мою единственную подругу зовут Морган. Кроме нее и отца, я ни с кем по-настоящему не общаюсь. Она круче всех! Если не согласитесь с этим, ждите от нее пинка под зад.

Да! Еще я со страшной силой влюбилась в парня по имени Чарли. Он ходит в бассейн мимо моего окна, и я каждый день смотрю на него с тех самых пор, как мне поставили диагноз и заперли дома, – это случилось в первом классе. Чарли рос на моих глазах и с каждым годом становился все симпатичнее. Сейчас он заканчивает школу. Высокий, худощавый. У него чудесные волосы, он так небрежно встряхивает ими, а глаза… Глаза могут растопить айсберг быстрее глобального потепления. Только одно мне в нем не нравится: он не подозревает о моем существовании. Должно быть, это звучит слегка сопливо. Ну и пусть. Что тут поделаешь? У меня редкое заболевание, которое дико осложняет жизнь. Я не могу выйти утром на улицу и как бы случайно встретиться с Чарли, потому что тогда солнце зажарит меня до смерти. Мне позволительно немножко распустить нюни.

Кстати, сегодня я, может быть, сделаю то, о чем раньше и подумать не могла. Правда, пока не знаю как. Допустим, постучу в стекло, когда увижу Чарли, – главное, чтобы папа в этот момент на меня не смотрел. Предложу подняться в мою комнату – только бы папа не пошел следом. Ха! Мечтать не вредно… А потом я проведу рукой по чу́дным волосам Чарли. И поцелую его.

Ну да, да! Этого никогда не произойдет. Знаю. Но я, по крайней мере, могу смотреть ему вслед, пока он не скроется за деревом, которое выросло в таком неудачном месте. А когда появятся звезды, я попрошу у них всего самого хорошего для Чарли. Пусть он благополучно окончит школу и начнет новую увлекательную жизнь. Пусть исполнятся все его желания. Он этого заслуживает. Все мы этого заслуживаем. Я, увы, не получу того, чего хочу больше всего… то есть нормальной жизни у меня никогда не будет, и с этим придется смириться… но Чарли во всем должно повезти. Очень надеюсь.

Открываю ноутбук и включаю трансляцию выпускного, который мог быть моим, если бы все эти годы я не просидела на домашнем обучении. Школьный уровень я, конечно, уже переросла и даже успела набрать зачетных баллов не меньше, чем у студентки второго курса. Мне нравится учиться. К тому же в моем распоряжении гораздо больше времени, чем у других. И все-таки выпускной есть выпускной. Переломный момент в жизни большинства людей. Последнее ура перед новым этапом. Ну а для меня перемен не предвидится. Все останется по-старому. Я, как и раньше, буду брать уроки онлайн и всячески избегать солнца, вместо того чтобы поехать в какой-нибудь сказочный университет, где должна была бы учиться. И все-таки я вздыхаю, прощаясь со школьными годами.

Директор называет имена, и ребята один за другим выходят на сцену, чтобы пожать ему руку. В другой руке у них новенькие аттестаты. Вот и Морган получила свой. Вместо того чтобы спуститься, она подходит к камере, встает в позу и одними губами произносит: «Видали, суки?!» Ее быстро возвращают в строй, но я уже успела расхохотаться до икоты.

С нетерпением жду, когда дойдут до буквы «Р». Ра… Ре… Рид! Наконец-то названо имя Чарли! Я уже предвкушаю, как вот-вот увижу его в мантии, красивого и торжественного. Представляю себе, как чудесные глаза посмотрят в объектив из-под четырехугольной шапочки. Но в эту самую секунду в комнату врывается мой отец.

– Кэти Прайс! – грохочет он.

На лице у него дурацкая улыбка, а в руке свернутый в трубочку лист. «Уф! Давай не сейчас, ладно?» – фыркнула бы на моем месте другая девчонка, но я только смеюсь. Ведь я понимаю: папа пытается сделать так, чтобы мне было весело и я не чувствовала себя отрезанной от сверстников. Как водится, он перестарался, но огорчать его мне не хочется. Не он же виноват, что я сижу на кровати, а не стою на сцене вместе с одноклассниками.

Хотя нет. В некотором смысле он виноват. И мама тоже. У них обоих был рецессивный мутировавший ген, из-за которого развилась моя болезнь. Но они не нарочно передали его мне.

– Чего это ты вырядился?

– Так положено всем преподавателям и выпускникам, – отвечает папа, подавая мне шляпу.

Я беру ее и надеваю. Отец протягивает мне от руки заполненный аттестат. Теперь я выпускница средней школы, прошедшая курс обучения на дому. В сноске даже указано, что мною набрано двадцать четыре вузовских зачетных балла. Я улыбаюсь папе и жму его руку. В такие минуты я особенно ценю то, как хорошо он меня знает. Он понимает, насколько для меня важны успехи в учебе. Ведь приобретение знаний – это то немногое, в чем солнце не может мне помешать. И я хотела бы выделяться среди других умом, а не только болезнью, которая поражает одного человека из миллиона. Папе не нужно этого объяснять.

– Как лучшая ученица выпуска, вы, вероятно, подготовили прощальную речь? – спрашивает он.

Я поправляю на голове шляпу и думаю, что бы сказать по случаю этого дня, который, если честно, не такой уж и особенный.

– В первую очередь я бы хотела выразить признательность директору школы, – начинаю я.

– Не стоит благодарности, – говорит папа, и глаза его весело поблескивают.

– Спасибо преподавателю испанского языка…

– De nada[1]. – Отец дотрагивается до полей воображаемой шляпы.

– И преподавателю английского языка…

Папа делает легкий поклон:

– Учить вас было одно удовольствие!

– А еще я официально заявляю: учитель гимнастики не ведал, что творил.

Отец прижимает руку к сердцу:

– Нечестный ход! Я собирался вручить тебе это, но теперь…

Он машет у меня перед носом открыткой, а когда я пытаюсь ее схватить, отдергивает руку. Я пожимаю плечами, как будто мне ничуточки не интересно. Он признает поражение и, бросив конверт мне на колени, плюхается рядом со мной на кровать. Я достаю огромную открытку с банальной мультяшной звездочкой в шляпе выпускника. Цветистая надпись, сделанная тем шрифтом, который используют в комиксах, гласит: «На STARт взрослой жизни!» Я закатываю глаза:

– Никогда не видела более дурацкой открытки!

– Знаю, – кивает отец без улыбки. – Три магазина обошел, чтобы найти такую. Готова получить подарок?

Это неожиданность! Я хлопаю себя ладонью по рту и, не убирая пальцев, спрашиваю:

– Какой?

Отец вскакивает и выбегает в коридор, а через секунду возвращается с потертым гитарным футляром, к которому прилеплен красный бантик. Внутри самый замечательный инструмент из всех, какие я когда-нибудь видела. Корпус, темный по краям и светлый в центре, украшен перламутровым орнаментом. Я беру гитару и легко провожу рукой по гладкой поверхности, пока пальцы не натыкаются на маленькую неровность. Оказывается, это инициалы: «Т. Дж. П.».

– Мамина? – спрашиваю я, расширив глаза.

Папа кивает:

– Та, детская, уже маловата для тебя. – Он показывает в угол, где висит гитарка, на которой я играю, сколько себя помню. – Но эта, конечно, старая. Если хочешь поновее…

Я покачала головой, не дав ему закончить. Чушь какая-то. Мамина гитара – все равно что частичка ее самой, которая теперь всегда будет со мной. Мне показалось, что брешь, оставленная маминой смертью в моем сердце, стала чуть-чуть меньше. Хотя полностью она, наверное, никогда не зарастет.

– Какая красивая… Спасибо!

Папа обнимает меня, я обнимаю его. Несколько секунд мы сидим, прижавшись друг к другу, и оба чуть не плачем. Наконец я высвобождаюсь. Воцаряется неловкое молчание.

– Ну ладно… Постарайся уснуть, – говорит отец, целуя меня в лоб. – Я горжусь тобой, Орешек.

Еще совсем светло, но тому, кто может выходить на улицу только ночью, имеет смысл спать днем. Я не жалуюсь: большинство моих ровесников мечтают о таком распорядке. Я это точно знаю, ведь очень многие подростки выходят в Интернет именно в ночные часы, и совсем не потому, что у них такая же проблема, как у меня.

Гуляя в «Фейсбуке», «Снэпчате», «Инстаграме» и блогах, я вижу: ребята моего возраста стараются жить так, чтобы ничего не пропускать. Они боятся оказаться в стороне. Ну а я иногда думаю, что можно бы познакомиться с кем-нибудь, если у нас на первый взгляд много общего. Иногда добавляю комментарии. Но сама никогда ничего не выкладываю и никому не посылаю личных сообщений. Будет ужасно неловко и обидно, если человек, с которым я связалась, отреагирует на мою болезнь так же, как дети в начальной школе.

Хуже всех была девочка по имени Зои Кармайкл. Когда мне поставили диагноз, она пустила слух, что я вампир. Ну и началось. Меня все стали бояться, приклеили мне кличку Кровопийца. Никто, кроме лучшей подруги Морган, больше не разговаривал со мной. Потом мы с папой начали выезжать в соседние города, чтобы посмотреть кино и поесть мороженого. Там не нужно было терпеть таких, как Зои, которая показывала на меня пальцем, если вечером мы отваживались выйти на прогулку. Эта традиция сохранилась до сих пор, так что можете представить, какие неизгладимые впечатления я тогда получила.