Ей не составило труда оценить адекватность перевода, но ответ мистера Мустафы ее озадачил. Трудно представить себе большую бессмыслицу. Мустафа отвесил глубокий поклон и с важным видом произнес несколько строчек из забавной детской песенки. Софи постаралась не обнаружить удивления. То же самое, по-видимому, и месье Фуко. Потому что он с обворожительной улыбкой сообщил, что мистер Мустафа приветствует ее светлость с соответствующими комплиментами и так далее.

Софи опустилась в кресло, чувствуя себя не в своей тарелке. Надо же, как интересно! Месье Фуко принялся разглагольствовать о том, что носят сейчас во Франции, но ей через некоторое время удалось перевести разговор на Байрака Мустафу.

— Мне так жаль, что мистер Мустафа не может участвовать в нашем разговоре, — сказала она, мило улыбаясь месье Фуко. — Будьте добры, спросите его от моего имени, как ему кажутся наши английские города по сравнению с таким гигантом, как Константинополь?

Месье Фуко слегка порозовел, но блаженно улыбаться не перестал.

— Вы так добры, ваша светлость, — проворковал он, — уделяя свое драгоценное внимание моему спутнику, Мустафе, но дело в том, что мы уже достаточно злоупотребили вашим гостеприимством и должны…

— Пожалуйста, — прервала его Софи. Ее тон не допускал возражений. — Позвольте мне задержать вас еще на пару минут. Константинополь — это так интересно.

Фуко вежливо кивнул и повернулся к Мустафе. Софи внимательно слушала, изображая на лице равнодушие.

Вопрос Фуко перевел совершенно правильно, но в ответ Мустафа разразился бессмысленным набором слов, почему-то состоящим в основном из одних существительных. Видимо, с глаголами у этого «турка» были определенные трудности.

— Наш любезный Мустафа, — с улыбкой поведал месье Фуко, — считает столицу Англии более замечательной, чем великий город Константинополь. А теперь, ваша светлость, позвольте нам удалиться. Я… — он рванулся вперед и поцеловал руку Софи, — ваш покорный слуга. Надеюсь, его светлость найдет чернильницу забавной. — Он сделал секундную паузу. — И вынужден умолять вашу светлость, чтобы чернильница оставалась заклеенной. Иначе во время долгой дороги в Оттоманскую империю чернила могут пролиться. А это такая редкость.

Софи улыбнулась и тоже встала.

— Естественно, мы ее никоим образом не потревожим. И позвольте, сэр, выразить восхищение таким изящным подарком. У вас прекрасный вкус.

Фуко снова поклонился и быстро вывел Байрака Мустафу. Тот молча поклонился, видимо, решив с разговорами по-турецки больше не рисковать.

После их ухода Софи задумчиво поднялась к себе в гостиную, подошла к чернильнице и коснулась пальцем изящных башенок, украшенных драгоценными камнями. Очень странные эти месье Фуко и мистер Мустафа. Что-то с ними не так.

Но с Патриком после того злополучного бала у Коммонвиллов она почти не виделась. И что же сейчас, заводить разговор о каком-то месье Фуко? Пока Софи раздумывала, опять появился Клеменс с несколькими карточками на серебряном подносе. К герцогине Гизл пожаловали гости, так что о странном «турке» придется пока забыть.

Через несколько дней на людной улице Патрик неожиданно столкнулся с братом. Они настолько растерялись, что несколько секунд стояли, молча рассматривая друг друга.

— Вынужден тебе сказать, брат, что ты меня огорчаешь, — наконец произнес Алекс вместо приветствия.

— Разбирайся со своими огорчениями сам, — раздраженно отозвался Патрик, измученный бессонными ночами.

Алекс помрачнел.

— Не хочешь сам, так по крайней мере мог бы наказать лакею, чтобы он проследил за твоей женой. Вчера я совершенно случайно оказался рядом с каретой Софи. Вылезая, она чуть не упала.

Патрик понурился.

— Ты прав, лакеи совсем отбились от рук. Разумеется, мне самому следовало бы сопровождать жену в поездках. Она, кажется, уже на седьмом месяце.

— Кажется. — Алекс выругался. Он успел полюбить свою славную свояченицу, и замешательство в ее глазах говорило ему, что она понятия не имеет, почему муж ведет себя так странно.

— Ты объяснил Софи, почему так боишься родов? — резко спросил он.

Тело Патрика напряглось еще больше, если вообще такое было возможно.

— Моя боязнь, как ты это назвал, вполне разумная реакция на факт, что при родах умирает одна женщина из пяти. В отличие от тебя я не хотел подвергать свою жену такой жуткой бессмысленной опасности только ради продолжения рода.

— Если бы ты не был моим братом, — угрюмо произнес Алеке, — то за такие слова я бы вызвал тебя на дуэль. Вот что я тебе скажу, братец: ты совершенно рехнулся и несешь бред. Изводишь себя из-за каких-то глупых детских страхов и, что гораздо хуже, делаешь несчастной свою ни в чем не повинную жену.

Патрик стиснул зубы.

— Ты считаешь, что шансы один к пяти — это глупые детские страхи?

— В статистику входят женщины всех сословий, которые рожают без докторов и даже повивальных бабок. Многие из них больны. А тебе известно, сколько аристократок умерли при родах?

— Тоже немало, — проговорил Патрик с тихой убежденностью. — Кстати, твоя жена тоже чуть не присоединилась к их числу.

Несколько секунд они молчали. Первым подал голос Алекс:

— Ты прекрасно знаешь, Патрик, как все было с Шарлоттой. Зачем же так жестоко говорить?

— Прости, не хотел тебя расстраивать. — Патрик некоторое время смотрел невидящим взглядом на проезжающие мимо экипажи. — Просто не знаю, что делать, хоть стреляйся.

— Не говори глупости. — Алекс заключил брата в объятия. — Так сколько все-таки осталось месяцев? Два? Три?

Патрик беспомощно посмотрел на брата:

— Честное слово, не знаю. Мы с Софи уже давно не разговариваем.

— Ты не сказал Софи о том, что она стала герцогиней. Черт возьми, о чем же ты думаешь, Патрик?

— Понимаешь, забыл. Просто забыл. — Он пожал плечами. — Ты же знаешь, как мало значат для меня титулы. Я думал, что Софи будет счастлива узнать, что стала герцогиней, но она почему-то пришла в бешенство, что я не сообщил ей об этом. После этого мы почти перестали общаться.

Алекс понимающе кивнул. Семейная жизнь брата была на грани развала.

— Софи, наверное, действительно на седьмом месяце. — В голосе Алекса не было и намека на осуждение. — Она сказала Шарлотте, что после завтрашнего бала у леди Гринлиф перестанет появляться в обществе.

— Завтра сопровождать ее буду я, — тихо сказал Патрик. Он знал, что в последнее время Софи на балах появляется с Шарлоттой и Алексом.

Алекс кивнул:

— Мне не следует тебе напоминать, что ты должен наконец поговорить со своей женой?

Патрик поморщился:

— Я попытаюсь, Алекс.

Вечером Клеменс постучал в дверь спальни Софи и сообщил Симоне, что герцог объявил о своем намерении ужинать дома. Он не делал этого уже две или три недели, и Клеменс подумал, что герцогине, наверное, следует знать, что сегодня она будет ужинать не одна, а с мужем.

Софи, которая в этот момент застегивала на запястье браслет, окаменела. Симона, встретившись взглядом с госпожой, тут же отвела глаза. Разумеется, все слуги в доме знали, что господа в ссоре.

К тому же Симона и Китинг, камердинер Патрика, отчаянно спорили относительно того, где герцог проводит ночи. Китинг утверждал, что где угодно, но только не с женщинами; Симона же поднимала его на смех и заявляла, что герцог, вне всяких сомнений, проводит время с любовницей и что Китингу должно быть стыдно. Почему должно быть стыдно Китингу, она не уточняла. Спор разгорелся не на шутку, так что Китинг был вынужден принести в помещение для слуг костюмы Патрика, чтобы продемонстрировать абсолютное отсутствие женских волос, пудры, а также запаха духов.

Софи с равнодушным видом закончила застегивать браслет. Затем надела свободное вечернее платье цвета морской волны, скроенное с дополнительной накладкой впереди.

На пару минут она задержалась перед зеркалом. «Может быть, вообще, не спускаться, а приказать подать ужин к себе в гостиную? Я ему и раньше-то была не нужна, а беременная и подавно».

Но Софи все-таки набралась смелости и вышла в коридор. По лестнице она спускалась очень медленно, величественно неся свой уже весьма солидный живот. Внизу ее встретил Патрик.

Софи ему вежливо улыбнулась, подала руку, и они направились в обеденный зал.

Сегодня опять был тушеный фазан. Софи с трудом заставила себя проглотить насколько кусочков сочного мяса.

— Странно, что Флоре второй раз на этой неделе готовит фазана, — сказал Патрик.

— Боюсь, что это по наущению моей мамы, — отозвалась Софи, удивляясь, откуда Патрику известно, что во вторник Флоре тоже готовил фазана. Ведь в этот день он вообще дома не ночевал. Она уже перестала ждать его возвращения и засыпана гораздо раньше. Сон для нее был сейчас важнее, чем подтверждение, что муж прибывает домой только на рассвете.

Софи съела еще кусочек.

— Если не возражаешь, то на бал леди Гринлиф завтра сопровождать тебя буду я, — тихо сказал Патрик. — Надеюсь, там соберется интересное общество.

Софи кивнула. Что-то происходит. Муж ужинает дома, одно это уже необычно, а тут еще собрался идти с ней на бал.

— Знаешь, что интересно, — неестественно оживился Патрик, в то время как Софи хранила гробовое молчание, — во многих клубах заключили пари, объявит ли Брэддон о своей помолвке с твоей приятельницей Мадлен. Вероятный срок — на следующей неделе.

Софи не отозвалась. Патрик про себя выругался. Что я делаю? Женитьба Брэддона ее, наверное, вовсе не радует.

— А не устроить ли нам на этот уик-энд пикник за городом? — произнес он, внезапно вдохновившись. — Если, конечно, погода позволит.

Софи опять промолчала, и Патрик окончательно скис. И без того разговор не клеится, а тут еще эти два лакея торчат по бокам. Неожиданно Софи резко вскинула голову:

— Объясни мне наконец, что случилось? Целый месяц ты делал вид, что меня вообще не существует, и вдруг как ни в чем не бывало приглашаешь на пикник.

Патрик посмотрел на нее и кивнул Клеменсу, который немедленно взмахом руки удалил лакеев, а затем сам тихо последовал за ними.

— Не понимаю, почему это тебя удивляет? — Перед ним сейчас сидела новая Софи. Такой он ее еще никогда не видел.

Софи встала и швырнула на стол салфетку.

— Ты каждый вечер уходил к своим любовницам, но у меня не было претензий. Я никогда тебя ни чем не упрекала. Никогда. Хочешь развлекаться таким образом? Пожалуйста. Но тогда не возвращайся ко мне, как к вещи, которую можно достать из ящика в любой момент, когда заблагорассудится. Наверное, ты ожидал, что я запрыгаю от радости. Еще бы, наконец-то супруг сподобился уделить мне немножко своего драгоценного времени.

Патрик с невозмутимым видом внимательно смотрел на жену.

— Я пойду к себе, — отрывисто сообщила Софи. — Предложение сопровождать меня завтра на бал принимаю, но любезное приглашение на пикник вынуждена отклонить. У меня, разумеется, есть недостатки, но шлюхой я себя никогда не ощущала и убеждена, что по этой причине ты будешь в моем обществе себя чувствовать не вполне уютно.

Закончив тираду, она вышла из комнаты и начала подниматься по лестнице настолько быстро, насколько позволяло состояние.

Ночью герцог и герцогиня Гизл долго не могли заснуть. Они лежали в своих спальнях и смотрели в потолок. Если бы ангелу случилось взглянуть через крышу этого особняка, он бы увидел двух несчастных. Причем Патрик сейчас, наверное, был в большем отчаянии, потому что Софи удалось немного отвести душу.

Если бы тот же ангел на следующий вечер потрудился заглянуть сквозь элегантную, отделанную шелком крышу кареты Гизлов по пути следования к особняку леди Гринлиф на Ганновер-сквер, он бы снова увидел тех же несчастных. Но сейчас Софи внимательно рассматривала стенку, а Патрик — жену.

На ней было бальное платье, оттеняющее пополневшую фигуру. Бледно-голубой, очень светлый легкий прозрачный шелк изящно обрисовывал корсаж.

Карета остановилась у парадного входа. Не замечая пристального взгляда Патрика, Софи поправила кашемировую накидку, и ему показалось, что груди выскочат наружу.

Патрик подумал, что если бы ему сейчас предложили быструю смерть, он бы с радостью согласился.

Он выскочил из кареты и протянул руку. Неподалеку толпились простые лондонцы, собравшиеся поглазеть на господ, съезжающихся на светский раут.

Если бы… если бы только Софи вдруг бросила на него смеющийся взгляд, как в прежние добрые времена, или случайно чуть погладила ему руку. Если бы только она упала из кареты в его объятия, а не вырвала руку сразу же, едва ее ноги коснулись тротуара!.. Но похоже, на возвращение старого надежды мало. На мгновение сердце Патрика сжалось от нестерпимой боли. Уж лучше бродить по улицам Лондона, чем находиться рядом с такой прекрасной, такой желанной и такой безразличной женой.

На балу Софи сразу же окружила стайка джентльменов, которые оспаривали друг у друга привилегию на танец с прекрасной молодой герцогиней. Патрик некоторое время стоял молча, но затем, довольно грубо прервав нахального молодого щенка, заявил о своем праве на танец перед ужином.