Папа устал от беспрестанного нытья и жалоб жены, от ее полнейшего равнодушия к младшим детям. Любовь его, такая пылкая, такая искрящаяся в молодости, остыла, превратившись сначала в терпимость, затем в безразличие и, наконец, в презрение. Всю свою неуемную энергию отец обратил на то, чтобы сделать из Эшли-Гроув богатейшую плантацию Виргинии.

– Она была вам хорошей матерью? – негромко спросил Стивен.

Мэг воткнула иголку в плотную кожу рубахи.

– Квентин был. единственным из ее детей, которому мама уделяла хоть какое-то внимание. Но, на мой взгляд, для него же было бы лучше, если б она игнорировала его, так же как нас с Джошем, вместо того чтобы потакать во всем и баловать. Квентин очень рано сообразил, что мамочка исполнит любое его желание.

– По слухам, настоящей хозяйкой Эшли-Гроув считали тебя...

Она снова кивнула:

– Верно. Мне пришлось вести хозяйство с пятнадцати лет. Я рано повзрослела. – И к тому же унаследовала способности отца.

– Я вот чего не понимаю... – Стивен заерзал на неудобном табурете. – Почему отец оставил управление плантацией матери?

– Он этого и не делал. – Мэг застыла с иголкой в руке, подняла голову, устремив невидящий взгляд в сторону леса. – По завещанию папы, Эшли-Гроув отходил ко мне – с условием, что я буду заботиться о матери до конца ее дней и обеспечу будущее братьев.

– Тогда каким же, черт возьми, образом мать обошла условия завещания?!

– После первого удара папа долго болел. Чарльз начал обхаживать маму еще при жизни папы... и на следующий день после похорон она вышла за Галлоуэя замуж.

Мэг судорожно стиснула кулаки, так что ногти вонзились в кожаную рубаху.

– ... Ну, а уже через два дня они вдвоем отправились в суд с просьбой назначить Галлоуэя нашим опекуном.

– Дьявольщина! В качестве твоего опекуна Галлоуэй и получил контроль над Эшли-Гроув, верно?

– Да. – У Мэг перехватило горло. Слезы душили ее, застилали глаза. – И очень быстро все растранжирил. Конечно, я понимала, что происходит, но остановить Галлоуэя была не в силах. Он совершенно вскружил матери голову. Она не желала никого слушать, кроме него.

– О боже! Мне так жаль, Мэган.

– Мне тоже... – Мэг сморгнула слезы. – Знай папочка, что случилось с его любимым детищем, он бы в гробу перевернулся! Эшли-Гроув – и в руках Гирама Флинта! Папа его презирал. Ты себе представить не можешь, что это за отвратительный, жестокий, порочный тип!

– Могу, – с мрачной гримасой отозвался Стивен. Вскочив с табурета, он принялся мерить шагами утоптанную землю перед дверью. – Сколько тебе было лет, когда Галлоуэя назначили вашим опекуном?

– Двадцать три. Если бы я была мужчиной, никому бы и в голову не пришло, что мне необходим опекун. Ноя всего лишь женщина – беспомощная, незамужняя женщина, которой досталось в наследство громадное поместье. Судья заявил, что имущество необходимо оградить от последствий глупых поступков, которые я непременно совершу.

– Не слишком-то он хорошо тебя знал, а?

– О, нет! Он-то как раз прекрасно меня знал! – возмущенно воскликнула Мэг. – Но ведь, по общему мнению, женщина – существо слабоумное, неспособное заниматься мужскими делами. И кому какое дело, что я в течение восьми лет сама вела хозяйство и во всем была правой рукой отца!

– А опротестовать решение судьи ты не могла?

– Пыталась... но в Уильямсбурге суд отказался даже рассматривать мое прошение. Обращаться в Лондон, в высший королевский совет? – Мэг пожала плечами. – Я сильно сомневаюсь, чтобы там отнеслись к ситуации иначе, чем в Уильямсбурге.

Стивен продолжал вышагивать перед ней, заложив руки за спину.

– Нужно было выйти замуж за преподобного Барнаби – хотя бы для того, чтобы не допустить опекунства Галлоуэя.

– Ни за что! Это не причина для замужества. Впрочем, даже такой отчаянный шаг ровным счетом ничего бы не изменил. Судья, назначивший Галлоуэя опекуном, особым пунктом оградил меня и от охотников за состоянием. В том случае, если бы я вышла замуж без согласия Чарльза, контроль над поместьем остался бы у него в руках. Смешно, да? Под тем предлогом, что он стремится защитить Эшли-Гроув от алчных охотников за состоянием, судья вручил бразды правления поместьем в руки самого алчного из них!

Оба надолго умолкли, погруженные в свои мысли. Укрывшийся где-то в ветвях деревьев соловей завел вечернюю песню, и мелодичные трели лесного музыканта были единственными звуками в сгущавшихся сумерках.

– Ты сказала – судья прекрасно тебя знал. Что это значит, Мэган? Кто он такой?

– Натан Бейлис. Решением об опекунстве он просто-напросто отомстил мне.

– За что?

– Когда мне было восемнадцать, Натан Бейлис просил моей руки.

Глаза Стивена угрожающе сузились:

– А ему сколько тогда было?

– Под пятьдесят. Мама очень настаивала, чтобы я приняла предложение, но папе, к счастью, он был так же противен, как и мне. Папа поддержал мой отказ.

– И Бейлис покорно его принял? – Стивен, наконец, замедлил шаг, остановился – и снова присел на табурет.

– Не совсем. – Мэг не могла без содрогания вспоминать тот вечер, когда Бейлис застал ее в одиночестве в отцовской библиотеке. – Он никак не желал смириться с отказом. Пришлось дать отпор... в категоричной форме.

– Влепила пощечину? – ухмыльнулся Стивен.

– Нет. Направила на него папин револьвер и пообещала нажать на курок, если он не оставит меня в покое.

Потрясенный Стивен так и впился в нее недоверчивым взглядом.

– Не веришь? А я тебе говорю – убила бы, если б только шаг сделал.

– Нисколько не сомневаюсь. – Несмотря на торжественность тона, глаза Стивена искрились весельем. – Но уж после этого он тебя точно оставил в покое.

– Ты надо мной смеешься! – с обидой закусила губу Мэган.

– Рукоплещу, Мэган! – Улыбка Стивена затронула, казалось, самые тайные струнки в ее душе, и они зазвучали аккомпанементом к соловьиным трелям. – Жаль только, что ты не исполнила угрозу и не застрелила мерзавца. Мир от этого только выиграл бы.


Чуть позже, уже в постели, Стивен размышлял над тем, не довериться ли ему Мэган и не рассказать ли ей правду о себе и Флинте. Уж кому, как не Мэган, в конце концов, знать, что это за гнусный тип.

Прикинув и так и эдак, Стивен все же решил промолчать. Вряд ли Мэган поверит в невероятную историю о том, как невинного человека намеренно объявили убийцей и насильником. Да ни за что не поверит! И тогда даже те крохотные ростки симпатии, которые только-только начали пробиваться в их отношениях, наверняка погибнут. А рисковать доверием Мэган он никак не мог.

Если раньше Стивен лишь подозревал нечистоплотность сделки Флинта, в результате которой Эшли Гроув оказался в его руках, то теперь, после рассказа Мэган, подозрения переросли в уверенность. Теперь Стивен нисколько не сомневался, что Флинт использовал Бейлиса и Галлоуэя в качестве орудия для достижения своей подлой цели. Вот только как это доказать? Стивен вспомнил о пачке писем и документов, перевязанной сиреневой ленточкой, – той самой пачке, которую он случайно заметил среди вещей Галлоуэя. Может, в этих документах найдутся необходимые доказательства?

Его внимание привлек шорох в правом углу хижины. Стивен вздохнул. Вот оно. Пришло время его вечерних мучений.

Повернув на подушке голову, он устремил взгляд в сторону кровати Мэган. Кровати, полностью скрытой от чьих-либо глаз задернутыми плотными шторами.

Я придумала, а Вильгельм сделал.

Будь он проклят, этот всесильный Вильгельм. Занимался бы своими делами и не совал нос в чужие!

Если шторы и скрывали Мэган от взгляда Стивена, то со звуками, раздававшимися всякий раз, когда Мэган переодевалась, тонкие импровизированные стены ничего поделать не могли.

Прислушиваясь к соблазнительному шороху одежды, Стивен мысленно представлял себе то, что видел бы наяву, не будь этой злосчастной преграды... И с каждым мгновением все сильнее распалялся.

Вот она снимает чулки... сначала с одной стройной ножки, потом с другой. Затем платье... открывая формы, о которых ее уродливый балахон позволял только догадываться. Наконец, исчезает нижняя сорочка, и на Мэган... ничего нет.

Воображение рисовало Стивену, как она распускает косу... как роскошные волосы цвета меда накрывают спину до самой талии... ложатся на плечи и грудь... и сквозь янтарные струи проглядывают перламутрово-розовые бутоны...

Жар в паху становился нестерпимым. Стиснув зубы, Стивен неловко заерзал на кровати. Вот черт, так и с ума сойти недолго! Нужно подумать о чем-нибудь другом...

Он пытался. Изо всех сил.

Ни черта не вышло.

Скрип кровати подсказал, что Мэган, наконец, улеглась. Стивен зажмурился от желания сейчас же, сию же секунду оказаться в постели вместе с ней.

Да что в ней такого особенного, в этой девушке? Почему рядом с ней все его самообладание летит к черту и он превращается в огромный трепещущий! факел страсти?!


На следующее утро, не дожидаясь завтрака, Стивен взял топор и заявил, что пойдет колоть дрова.

Мэган в ответ лишь недоверчиво покачала головой.

Дьявольщина, что же он, по ее мнению, вообще ни на что не годится?! Уж дрова-то нарубить любой мужчина в состоянии!

– Мы отвели для этого специальное место во дворе. Пойдем, покажу. – Мэган направилась во двор, к поленнице. Вернее, к тому, что от поленницы осталось – сейчас здесь валялись лишь щепки да несколько веток, годившихся только на растопку.

Ствол некогда могучего раздвоенного дерева – теперь уже иссохшего, с треснувшей от солнца и дождя корой – лежал рядом на земле. А в полушаге от него Стивен обнаружил аккуратные длинные чурбаки распиленного вяза. По-видимому, их-то и предполагал колоть на дрова Джош. Один из чурбаков был уже втиснут в вилку поваленного ствола.

– Видишь, как удобно? Это чтобы закрепить чурбак и не беспокоиться, что он отскочит из-под топора – объяснила Мэган. – Вильгельм придумал. Без его приспособления уж и не знаю, как бы Джош справлялся.

При упоминании об этом мастере на все руки Стивен передернулся. Чертов недоумок! Мэган им без конца восхищается... а его, Стивена, ни во что не ставит.

– Позову, когда завтрак будет готов, – уже на обратном пути к хижине бросила Мэган. – Захвати с собой несколько поленьев.

Стивен надеялся реабилитировать себя за вчерашний полнейший провал с дойкой Бесс. Мэган наверняка считает его беспомощным идиотом... Ну, так она еще увидит, на что способен Стивен Уингейт!

К завтраку месячный запас дров будет заготовлен.

Разумеется, Стивену еще ни разу в жизни не приходилось этим заниматься. И что из того? Подумаешь, велика важность! Что тут сложного – топором махать любой дурак сумеет.

Вот сейчас разделается с дровами, возьмет мушкет – ив лес. Подстрелит какую-нибудь живность к ужину...

Стивен поднял топор над головой и с размаху опустил на зажатый в вилке ствола чурбак, в полной уверенности, что тот сразу же расколется пополам. Не тут-то было... Лезвие наполовину вошло в древесину... и весь результат.

Он попытался вытащить топор из чурбака. Дернул раз... другой. Топор застрял намертво. Извергая потоки ругательств, Стивен что было сил дергал за топорище, но проклятый чурбак точно тисками зажимал лезвие.

Неудивительно, что Джош терпеть не может это занятие. А он-то еще считал парня лентяем! Раздражение Стивена сменилось искренним сочувствием. Потратив массу сил, он, наконец, высвободил топор... И размахнулся снова. С тем же результатом.

Ох, господи! Да можно ли было винить Мэган в неблагодарности! Не оценила, мол, его великодушно предложенной помощи. А ценить-то, собственно, и нечего. Мэган наверняка сразу догадалась, какой из него помощник. Стивен был расстроен и зол на себя и на весь белый свет.

Да, он говорит на четырех языках и способен вести научные споры с самыми знающими членами Королевского общества, он наизусть декламирует сонеты Шекспира... и при этом абсолютно беспомощен, когда дело касается простейших умений. Даже чертов чурбак расколоть – и то не в силах!

Помочь? Мне? Да ты же и побриться-то сам не в состоянии!

Будь эти слова выжжены на теле Стивена каленым железом, и то они не могли бы причинить ему большую боль. Точно выложенная пылающими головешками, эта презрительная фраза горела в его сознании.

Пылающими головешками... Хорошее сравнение. Ничего иного в доме Дрейков, похоже, в ближайшее время пылать не будет.

Гордость Стивена взбунтовалась при мысли о том, что ему придется – в который раз! – вернуться в дом с пустыми руками – и снова признаться Мэган в своей постыдной беспомощности.

Он вдруг вспомнил аккуратную стопку узких поленьев, сложенную в углу хлева. Наверняка они были приготовлены с другой целью, но, ведь если взять парочку для очага, никто и не заметит?