Он представил, как звучало бы его имя, слетая с ее губ. Пожалуй, случись это, Ричард бы точно повел себя не как джентльмен. Выходило, что Кристофер Эванс с его галантностью защищал дочь викария от страсти Ричарда Хармзуорта.

Или не защищал?

– Ваш отец говорил, что раз или два молодые люди приглашали вас прогуляться. Куда еще они могли позвать вас в Литтл-Деррике, если не на реку?

Дженевив задумчиво улыбнулась.

– Мы ходили на рыночную площадь. Там много людей. – Она слегка смутилась. – Я не доверяю мужчинам, мистер Эванс. И вы прекрасно это знаете.

Какая целомудренность!

Дженевив не нужны были прыщавые юнцы. С ней должен быть более взрослый мужчина… и опытный любовник.

– Раз эти бедняги не проявили настойчивость, значит, не были влюблены в вас, – заметил Ричард.

– Это были ученики отца. Он никогда не поощрял своих коллег к флирту со мной, – поджала губы девушка.

Ричард поднял брови. Конечно, старый викарий хотел, чтобы его дочь целиком отдавала себя работе во славу его благородного имени, а не строила личную жизнь.

Лодка описала изящную петлю и скользнула к берегу, с которого в воду клонились высокие ивы, создавая занавес из ветвей. Теперь суденышко скользило в зеленом тоннеле, хранящем прохладу. Как часто в студенческие годы Ричард привозил сюда роскошных красоток для того, чтобы сорвать поцелуй.

Сквозь листву проникали тонкие лучики, бросавшие на волосы Дженевив яркие блики. Она принялась настороженно озираться.

– Мистер Эванс, это слишком уединенное место. Мне кажется или у вас не самые чистые намерения?

– Вы так умны, мисс Барретт, – рассмеялся он, внутренне досадуя на ее догадливость. – Я заплыл под ивы, потому что тут прохладнее.

– Вы дали слово вести себя в рамках приличий, – напомнила она.

– Разумеется. Пара поцелуев входит в рамки приличий, не так ли?

Дженевив прищурилась, размышляя над его логикой.

– Я опасаюсь, что вы нападете на меня, как оголодавший медведь, и мы окажемся в воде. Не хотелось бы вернуться домой в мокром платье, – парировала она.

У Ричарда отвисла челюсть. Воистину, никогда не узнаешь заранее, что именно волнует женщину!

Дженевив расхохоталась:

– Вы проглотили язык, милорд?

Он смотрел на нее, проклиная косноязычие Кристофера Эванса. Уж Ричард Хармзуорт ни секунды бы не медлил с ответом на столь дерзкий вопрос.

– Пожалуй, – пробормотал он невнятно.

– Все-таки, мистер Эванс, я надеюсь, что вы способны быть джентльменом. А настоящий джентльмен не будет держать даму голодной. Что у вас там в корзинке?

Ричард с трудом отогнал мысль о том, что ему бы вполне хватило поцелуев вместо обеда.

– Там… припасы, – все так же невнятно пробормотал он и внезапно рассмеялся от собственного идиотского поведения.

Дженевив с легкостью подхватила его смех. Ей нравилось смущение спутника, это было так непривычно, давало ей странную власть над происходящим и вызывало желание вести себя дерзко. Например, потянуться и поцеловать его…

Здесь, вдали от дома, пропала необходимость вести постоянные военные действия, и это странным образом сблизило Дженевив с человеком, о котором она почти ничего не знала.

Ричард встал на колени, склонившись над корзиной. Когда он открыл крышку, в корзине оказалось такое количество разных припасов для пикника, что можно было накормить большую и весьма прихотливую компанию.

– Ого! – восхищенно воскликнула девушка.

Цыпленок, салат, хрустящие хлебцы, сливочный сыр, тонкие ломтики буженины, виноград, блестящие красные яблоки и даже бутылка шампанского! Никогда еще никто не устраивал для Дженевив такого пира. Кроме еды в корзине были фарфоровые тарелки с золотой каймой и хрустальные бокалы.

Мистер Эванс наполнил одну тарелку снедью, добавил приборы и салфетку и протянул Дженевив. После этого он положил еду себе и принялся открывать шампанское. Девушка думала, что, согласно своему коварному плану соблазнения, ее спутник постарается устроиться на одной скамье с ней, однако Кристофер Эванс так и остался на своем месте, словно не желая ее смущать.

Хлопнула пробка, из горлышка бутылки поднялся белый дымок. Шампанское зашуршало в бокале. Дженевив взяла протянутый бокал за тонкую ножку.

– За ваше здоровье, мисс Барретт. – Он улыбнулся.

– И за ваше, мистер Эванс. – Пузырьки защекотали ей нос. – Ой!

– День новых впечатлений?

Девушка сердито посмотрела на него:

– Я и прежде пила вино.

– Но не шампанское? – Она кивнула. – Вам понравится, просто доверьтесь мне.

Дженевив показалось, что ее спутник говорит не только о шампанском.

Она сделала глоток. Напиток имел освежающий вкус, чуть пощипывал язык и оставлял во рту привкус яблока. Еще глоток… И еще.

Отставив бокал, девушка принялась за еду. Она опустошила тарелку со скоростью летящей кометы. День был полон волнений, и это сделало ее страшно голодной.

Когда Дженевив подняла голову, мистер Эванс смотрел на нее довольно странно, не отрываясь. Поза, внешне расслабленная, не обманула девушку: ее спутник был внутренне напряжен. Он держал в руке бокал с шампанским, а поймав ответный взгляд, сделал торопливый глоток.

Минут пять они молчали, подкрепляя силы едой и распивая игристый напиток.

– Сегодня у вас отменный аппетит, Дженевив. – Ричард немного помолчал и сделал глоток. – Вас не удивило мое замечание насчет поцелуев?

– Зато моя реакция удивила вас. Не так ли?

Он взъерошил волосы ладонью. Дженевив в очередной раз подумала, что настоящий их цвет должен быть значительно светлее.

– Все верно.

– Я предполагала, что у вас есть некий план относительно меня, но мне показалось… – Дженевив осеклась. Шампанское сделало ее смелой. Она не отрываясь смотрела на свой бокал и думала, что не следует больше пить, чтобы не сболтнуть лишнего.

Или наоборот? Приятное тепло разливалось в животе. Говорить было легко, запретных тем почти не существовало.

– Вам показалось… что? – осторожно спросил Ричард, подаваясь вперед.

Дженевив молчала, подбирая слова.

– Что поцеловать вас здесь, вдали от дома, не такая уж плохая идея.

Ричард изучал ее лицо: румянец, заливший щеки, расширенные зрачки.

– То есть наши желания совпадают?

– Я подумала, что хочу повторить этот опыт. – Она помолчала и отставила бокал. – Не поймите меня превратно! Я вовсе не чувствую себя такой смелой, как это может показаться, но хочу, чтобы вы меня поцеловали. Я лишь опасаюсь…

Ричард приподнял бровь.

– Что мы можем упасть в воду и вы вернетесь домой в мокрой одежде.

– Наверное, я говорю глупости, я не привыкла договариваться о…

– О наслаждениях?

Ее щеки пылали.

– Я могу сама заканчивать предложения, спасибо.

– Приношу извинения. – Ричард понимающе усмехнулся.

– Видите ли, вследствие нашего… маленького секрета… я поняла, насколько я неопытна в некоторых областях жизни. А вы могли бы дать мне необходимый опыт, поскольку для вас это нетрудно и… приятно.

– Ого, кажется, мне предлагают работу! – Ричард рассмеялся. – Мне предоставить рекомендации от предыдущих нанимателей?

Дженевив сощурила глаза и не ответила на шутку.

– Я не собираюсь выходить замуж, поэтому ни один мужчина на свете не сможет предъявить мне претензию по поводу моего… опыта. Однако мне не нужны слухи, поэтому помочь мне может только человек неместный и способный держать язык за зубами.

Ричард молчал, все еще не веря своим ушам. Он, конечно, знал о магическом свойстве шампанского развязывать язык, но такого поворота не предполагал даже в самых смелых фантазиях.

– Мистер Эванс? Когда я сказала держать язык за зубами, я не имела в виду сейчас, – взволнованно произнесла Дженевив. – Это же диалог, вы должны что-то отвечать.

Ричард сверлил ее взглядом.

– Я думаю. – Он наполнил оба бокала и кинул в рот ломтик сыра.

Дженевив отпила шампанское, не отрывая взгляда от спутника. Она начинала терять терпение.

– Можно подумать, что я принуждаю вас к чему-то неприятному! – возмутилась одна.

Ричард улыбнулся.

– Не могу принять непристойное предложение от женщины, которая боится назвать меня по имени.

– Это всего лишь несколько поцелуев. Может, чуть больше. О какой непристойности идет речь?

Его улыбка стала шире.

– Но поцелуи далеко не невинны. Они граничат с непристойностью.

Господи!

Волнение пронзило Дженевив, когда она вспомнила, как сладко ноют губы от поцелуев.

– Так вы будете меня целовать или нет?

– «Ты», а не «вы», – поправил Ричард. – И по имени, пожалуйста.

– Но вас так бесит, когда я зову вас мистер Эванс, – поддразнила Дженевив. – Это забавляет меня.

– Что? – Ричард расплескал шампанское. – То есть ты просто издеваешься надо мной?

Он встал резко, заставив лодку закачаться. Его голова задела листву – раздался шелест. Через мгновение Ричард уже был возле девушки, ладони схватили ее за талию, поднимая со скамьи.

– Осторожно! – взвизгнула она.

– Так как меня зовут? – Ричард выхватил бокал, который Дженевив держала в руке, и выплеснул из него шампанское за борт лодки.

– Мистер Эванс, – вызывающе сказала девушка, отталкивая его от себя и вновь садясь на сатиновые подушки.

Это выглядело как призыв к действию: ни одного свидетеля, дерзкая девушка, полулежащая на подушках, ее чуть затуманенный взгляд.

– В самом деле? – Ричард опустился на колени, наклоняясь над ней и заставляя откинуться назад. – А может, Кристофер? – Ее вздымающаяся от волнения грудь притягивала его, и он поцеловал верх лифа, не в силах сдержаться.

– Мистер Эванс! – охнула девушка, прижав руки к груди.

Как ему хотелось сорвать ее лиф, обнажить полную грудь, которую он видел в ту ночь у пруда! Вместо этого Ричард коснулся губами ее ключицы, заставив девушку поначалу испуганно забиться, а затем запрокинуть голову, подставляя обнаженную шею его поцелуям.

– Ах, Дженевив, в тебе совсем нет стыда, – прошептал Ричард негромко ей на ухо. – Позволять такие непристойные вещи человеку, с которым общаешься только официально.

– Непристойные… – эхом выдохнула девушка.

– Мне остановиться?

– Остановиться? – Ее пальцы вцепились в его плечи. Веки были полуприкрыты.

Ричард чуть откинулся назад, рассматривая ее. Несмотря на сильнейшее желание, он не мог подавить чувство острого триумфа, когда глядел в ее затуманенные глаза.

Если бы Дженевив видела в этот момент его волчий оскал, она бы забилась в его руках, как птичка, попавшая в силки.

– Так как меня зовут?

Ричард и сам не понимал, зачем хочет услышать имя… чужое, не принадлежащее ему имя, слетающее с ее губ. Возможно, это означало бы полную капитуляцию строгой, уверенной в себе дочери викария.

– Боже, как вы упрямы, – прошептала Дженевив, когда он снова прошелся губами по ее ключице.

– Это ты упряма сверх всякой меры. Ты позволяешь мне целовать себя, но цепляешься за идиотские светские манеры.

Она открыла глаза.

– То есть вы вот-вот начнете грести к берегу?

Ричард выругался:

– Черт побери твое упрямство, Дженевив!

Она рассмеялась низким, хрипловатым голосом, от которого кровь бросилась ему в голову. Глядя ему прямо в глаза, Дженевив произнесла:

– Тогда не прекращай целовать меня, Кристофер.

Глава 18

Лицо Ричарда прояснилось. Он притянул к себе Дженевив, и ее взволнованный трепет как по волшебству передался ему. Прижавшись к ее губам своими, Ричард едва не застонал.

Девушка ответила на поцелуй не сразу, замерла на мгновение, затрепетала, а затем всем телом подалась вперед, вцепилась в его волосы, застонала.

В первый раз, когда Кристофер Эванс целовал ее ночью у пруда, она не смогла открыться полностью, испугавшись слишком интенсивного вторжения. На этот раз сомнения покинули ее. Никогда прежде Дженевив не желала мужских прикосновений и ласк так страстно и поэтому совершенно забыла о том, что умеет сопротивляться.

Язык его скользнул беспрепятственно между ее губами, нырнул внутрь, поднимая беспокойную волну возбуждения в животе. Дженевив опрокинулась на подушки, и тело Кристофера последовало за ней, накрыв собой.

Что-то плотное ткнулось ей в живот, и девушка приподняла навстречу бедра, догадываясь смутно, что прижимается к ней. Низкий хриплый стон стал ответом на ее движение. Его губы танцевали на ее губах волшебный танец, отступая, дразня, захватывая и сдаваясь на милость. Это было как музыка, только слаще, горячее.

Сначала робко, потом с растущей уверенностью Дженевив провела руками по его груди, погладила широкие плечи. Такие сильные, подумалось ей. Сильные и мужественные, так непохожие на хрупкие женские плечи. Страсть пьянила ее, ладони обнимали шею, двигались по спине Ричарда. Под его тонкой рубашкой играли крепкие мышцы, ложбинка позвоночника переходила в упругие ягодицы.