– Я дам вам знать, если заскучаю.

– Да что же вам нужно, мистер Эванс? – вырвалось у нее.

Ричард отступил назад и поклонился со всей учтивостью, на какую был способен. В его спокойном, полном дружелюбия взгляде не было и следа того пламени, что горело всего пару минут назад. Словно он не взирал на нее, как кошка на полузадушенную мышь, с которой еще можно поиграть. Кажется, мистер Эванс снова менял правила.

Ричард вежливым жестом коснулся шляпы, откланиваясь.

– Доброго вечера.

Снаружи темнело, и ему пришлось взять со столика подсвечник. Этот жест вызвал в Дженевив какое-то смутное чувство узнавания. Чувство возникло и растворилось мгновение спустя.

– Удачной дороги, мистер Эванс, – произнесла девушка едва слышно.

Она думала, что бросится в свою комнату, едва за ним закроется дверь. Взбежит проворно вверх по лестнице и закроется у себя, не в силах перевести дыхание. Вместо этого Дженевив оставалась в прихожей, пока не услышала, как его экипаж удаляется прочь, грохоча колесами по булыжной мостовой.

Глава 5

Переехав в дом викария, Ричард получил совсем не столь занимательный досуг, как рисовало его воображение, разгоряченное после общения с прекрасной Дженевив Барретт. Викарий был настолько рад обзавестись помощником в научных трудах, а еще более благодарным слушателем своих скучноватых повествований, что гостю приходилось несладко. За неторопливую, усыпляющую болтовню и копание в пыльных бумагах приходилось еще и щедро платить, хотя ширина постели и размеры спальни явно того не стоили.

Даже Люси Уоррен была куда более приятной собеседницей, она болтала о пустяках и много смеялась. Однако по легенде Кристофера Эванса привела к викарию жажда знаний, а не любовь к пустой болтовне, и скрепя сердце он тратил свое время на научную работу.

Лорд Невилл зачастил в гости, следуя за Ричардом по пятам, предлагая помощь и задавая порой довольно каверзные вопросы. Судя по всему, новый любимец викария, да еще и живущий под одной крышей с Дженевив, внушал ему массу подозрений.

А печальнее всего было то, что сама Дженевив старательно избегала общения с ним.

Более того, ни в одном из разговоров – тайно или явно – Ричарду не удалось выведать ничего про фамильную драгоценность Хармзуортов. Если бы он не видел подвеску собственными глазами, впору было засомневаться, что она вообще существует. Все его осторожные расспросы о любых семейных реликвиях, все намеки тонули в бездне непонимания. Как будто обитатели дома и вовсе не знали о наследстве, полученном Дженевив.

Прошло три дня, а разочарование Ричарда только росло. Он ни на шаг не приблизился к финальной цели своего плана. Зато узнал так много о лондонском Тауэре и наследном принце, что голова раскалывалась от имени и дат.

Пришло время для более решительных действий.

Ранним утром, еще до рассвета, Ричард осторожно поднялся наверх и приоткрыл дверь в кабинет, где неделю назад застал спящую Дженевив. Удивительно, но и в этот странный час она опять была здесь, сидела, склонившись над бумагами. Догоравшая свеча бросала круг на крышку бюро и стены, освещала лицо девушки.

У Ричарда перехватило дыхание – настолько хороша была Дженевив в этот момент. С полминуты она сосредоточенно писала что-то на листке бумаги, затем повернулась к лежавшему на полке портфелю. Оранжевый свет осветил горделивый профиль, прямой нос, упрямый подбородок. Тень от ресниц упала на скулы длинным темным клином.

Потянув портфель на себя, Дженевив вытащила из нее тетрадь. Ей пришлось наклониться в сторону, платье скользнуло с плеча, обнажив его.

Ричард встречал много красивых женщин. Они были романтичными и роковыми, нежными и зовущими. Но он впервые столкнулся со столь удивительным сочетанием невинности и ледяной грации, которым была наделена Дженевив.

Какая жалость, что девушка сразу же невзлюбила его новое воплощение – Кристофера Эванса. Впрочем, узнай она настоящего Ричарда Хармзуорта, ее неприязнь могла бы только возрасти – перед ней предстал бы не только повеса, дуэлянт и довольно жесткий тип, но и незаконнорожденный наследник барона.

Ричард продолжал любоваться точеным профилем девушки, ее обнажившимся плечом, когда по ступенькам взлетел Сириус, ткнул его под колено носом и ворвался в кабинет, распахнув дверь.

– Привет, пес! – негромко воскликнула Дженевив и принялась трепать Сириуса за загривок.

Ричард ощутил укол странной ревности. Если бы с такой теплотой она говорила с ним…

Девушка подняла голову, вздрогнула, заметив раннего гостя, ее лицо тотчас стало непроницаемым. Она быстро поправила платье, прикрыв плечо, и напряженно выпрямилась в кресле.

– Мистер Эванс?..

– Мисс Барретт.

Ему предстояло объяснить, за каким дьяволом его занесло наверх в такой час.

– Вы застали меня врасплох, – поджав губы, заметила Дженевив. – И признаться, напугали.

– Я этого не хотел.

– Возможно. Просто у меня нервы шалят после…

Ричард испытал внезапный приступ вины. Девушка вела себя так смело и уверенно перед лицом опасности, что он и заподозрить не мог страх под маской дерзости.

Пытаясь скрыть неловкость, Дженевив почесала Сириуса за ушами. Ричард вновь почувствовал укол ревности.

– Отчего вы не спите в такой час? – спросила она, не поднимая глаз.

Словно откликаясь на ее слова, за окном завел свою песню жаворонок.

Ричард решил, что лучше говорить начистоту. По крайней мере настолько, насколько может говорить начистоту человек, скрывающийся под чужим именем.

– Днем вы избегаете меня.

– Это полная чушь! – Дженевив не смотрела на него, а пальцы ее еще усерднее теребили уши собаки.

– Я въехал три дня назад, а мы едва обменялись парой слов.

– Но ведь вы здесь не ради моего общества. Вас привел интерес к науке. Вы же именно так сказали? – В ее голосе отчетливо сквозил сарказм.

Сириус с блаженным рычанием вытянулся у ее ног.

– Но ваше общество украсило бы мои дни.

Дженевив хмыкнула и прикусила губу. Ричард поймал себя на том, что не может отвести взгляд от ее рта.

Он вошел в кабинет и осторожно закрыл за собой дверь. Все полки и шкафы были заняты книгами и папками с бумагами, какие-то тетради лежали на бюро, записи на разного размера обрывках бумаги разбросаны повсюду. Это было странное зрелище, пожалуй, самая захламленная комната в доме. Оказавшись здесь впервые, Ричард не успел оценить обстановку, поскольку его вниманием целиком завладела женщина с пистолетом. Женщина и фамильная подвеска Хармзуортов.

Дженевив отложила перо.

– Я… должна помочь Доркас с завтраком.

Ричард не сдвинулся с места.

– Полагаю, Доркас еще спит.

– Но мы разбудим весь дом, если будем говорить так громко.

– Могу поспорить, здесь толстые стены, – усмехнулся Ричард и провел ладонью по стене.

Дом строился в семнадцатом веке, и строился на славу. Когда он запер Дженевив в кладовой, то почти не слышал ее угроз и протестов.

– Но нам… нельзя быть вдвоем в столь неурочное время! – Дженевив резко встала.

К несчастью, ее порывистое движение качнуло бюро и расплескало воду из стоявшего на нем стакана. Вода залила бумаги.

Ричард бросился к столу. Они принялись выхватывать тетради и записи из разливавшейся лужицы. Там, где вода касалась чернил, расплывались темные пятна.

В суете Дженевив налетела на Ричарда, когда бросилась спасать стопку писем. Его обдало тонким запахом осенних листьев и фиалок. Девушка отпрянула, лицо ее мгновенно стало пунцовым.

Он учтиво отступил назад и тотчас заметил, что из-под вороха бумаг тянется золотая цепочка. Итак, фамильная подвеска Хармзуортов перекочевала на стол и была погребена под записями. Подобная небрежность удивляла и возмущала.

Перехватив его взгляд, Дженевив сместилась чуть в сторону, стараясь отвлечь его внимание.

– Нам повезло, что воды пролилось совсем немного, – подвел итог Ричард, вытаскивая из кармана платок и проводя им по столешнице.

– Пострадали лишь мои записи, но я их легко восстановлю.

Она осторожно разложила исписанные листки на подоконнике, чтобы они быстрее просохли.

За окном светало. Ричард почувствовал, что упускает возможность растопить лед в сердце Дженевив. Еще минут десять – и проснется Доркас. Что же делать? Смутить ее внезапным прикосновением? Попытаться поцеловать?

От мысли о поцелуе Ричарда обдало жаром. Странно. Ему казалось, что лишь недоступность Дженевив влечет его. Сдайся она на его милость, ореол загадочности развеется, и он потеряет к ней интерес.

Так ли это?

Ричард вспомнил точеный профиль в неверном отблеске свечи, округлое плечо, открывшееся так невинно и соблазнительно. Чем бы ни была занята Дженевив, она казалась ему интересной. Испуганная, враждебная, задумчивая, она была удивительно настоящей. И это заставляло Ричарда чувствовать себя… Настоящим? Живым, обычным человеком, а не ублюдком, вынужденным следить за каждым своим словом и поступком.

Ричард огляделся по сторонам с подчеркнуто непринужденным видом.

– А чем вы занимались? Что это за работа?

Дженевив бросила на него подозрительный взгляд, когда он поднял стопку не тронутых водой бумаг.

– А почему вы интересуетесь?

О, Ричард интересовался! И не столько бумагами, которые взял с бюро, сколько подвеской на золотой цепочке – она теперь открылась его взору. Рубины, сапфиры и бриллианты сверкали в золотом обрамлении. Он видел драгоценность боковым зрением. Нельзя было так сразу обнаружить свой интерес перед дочерью викария.

– Судя по вашей враждебности, вы что-то скрываете. – Он посмотрел ей в глаза.

В ее ответном взгляде был вызов. Дженевив принялась перебирать бумаги, желая убедиться, что больше ничего не промокло.

– Вам нравится работать с моим отцом?

– Пожалуй, – уклончиво ответил Ричард.

Викарий говорил о своих работах увлеченно и с удовольствием, но блестящая латынь, тонкости греческого языка, которые он анализировал в своих трудах, наводили на мысль, что тексты писал не он. Уж слишком велика была разница между академическими текстами и простоватой, хотя и довольно грамотной, речью викария.

– Мне кажется, ему помогает более сведущий в истории человек, – предположил Ричард.

– Возможно. – Тень неудовольствия упала на красивое лицо Дженевив.

Ричард и прежде ловил смутные намеки на отчуждение между викарием и дочерью, но теперь у него не осталось сомнений. Дженевив никогда не участвовала в научных дискуссиях между отцом и его гостями, и, похоже, причина была не только в ее неприязни к новому жильцу.

Ричард задумчиво взял со стола письмо, которое девушка, очевидно, писала перед его приходом. Она вскочила из-за бюро с невероятной поспешностью.

– Не трогайте! – Дженевив вцепилась в бумагу.

– Это ваши собственные работы? – Понимая, что переходит всякие границы, Ричард потянул письмо к себе. Дженевив неохотно уступила и почти упала назад в кресло. Глаза Ричарда забегали по строчкам. Он положил первую страницу, приступил к следующей и через несколько минут отложил бумаги и поднял голову, изумленно глядя на девушку. – Так это все вы?

Дженевив нахмурилась, почти враждебно глядя на него. Серые глаза метали молнии, но плечи бессильно поникли.

– Не имею понятия, о чем вы говорите.

– Так самый острый ум этого дома вовсе не викарий, а его дочь? Вы пишете статьи за него!

Дженевив побледнела, вскочила, вырвала у него рукопись из рук и смяла бумаги.

– Что за нелепость?! Какой еще острый ум? Я обычная женщина.

Ричард рассмеялся, придя от ее горячности в восторг.

– Впервые вижу, чтобы умная женщина притворялась дурочкой. Вы удивительная!

Девушка сникла и нахмурилась.

– Вы же видели статьи отца. Они подписаны его именем.

– Да, но настоящий автор стоит передо мной.

Дженевив была готова отрицать очевидное. Но пытливый интеллект и острое внимание к деталям, идеальный анализ, продемонстрированные в статьях, были слишком узнаваемы.

– Перестаньте упрямиться, мисс Барретт. Ведь я прав?

В то время как девушка искала способ увильнуть от ответа, Ричард уже прикидывал, как использовать новые знания в своих целях. Можно ли будет получить фамильную драгоценность с помощью шантажа? Насколько Дженевив боится огласки своей тайны, чтобы продать подвеску?

Действовать подло не хотелось, поэтому Ричард пока отбросил мысль о шантаже. Нет, не отбросил, а просто убрал в дальний уголок сознания в надежде, что воспользоваться столь гадким планом не придется.

– У меня нет ученых степеней.

– Зато есть блестящий ум. А также сильнейшая тяга к знаниям, – возразил Ричард.

Он был впечатлен тем, сколь многого добилась девушка без специального образования. Не обращая внимания на ее сопротивление, Ричард взял руку Дженевив, сжимавшую скомканные бумаги, и осторожно поцеловал ее пальцы. Это не было попыткой соблазна, скорее, это был жест невероятного уважения к ее силе воли.