Эмма и Алекс уже расположились в гостиной, ожидая прибытия Джона. Белл едва успела сесть, как в комнату вошел дворецкий.

– Лорд Блэквуд, – доложил он.

Белл подняла голову, не успел Норвуд договорить фамилию Джона. Алекс поднялся и направился к двери, чтобы поприветствовать друга.

– Блэквуд, как я рад видеть тебя!

Джон кивнул и улыбнулся. Непонятно почему, Белл ощутила раздражение, увидев, каким привлекательным он выглядит в вечернем костюме.

– Позволь представить тебе мою жену, – Алекс подвел Джона к дивану, на котором сидела Эмма.

– Как поживаете, ваша светлость? – учтиво произнес Джон, склоняясь в поцелуе над ее рукой.

– О, прошу вас, оставьте! У себя дома я не выношу церемоний. Зовите меня просто Эмма. Алекс заверил меня, что вы – его близкий друг, потому, думаю, мы можем обойтись без формальностей.

Джон улыбнулся Эмме, решив, что Алекс на редкость удачно выбрал себе жену.

– Тогда вам придется звать меня Джоном.

– И конечно, ты уже знаком с Белл, – продолжал Алекс.

Джон повернулся к Белл и осторожно прикоснулся в ее руке губами. Жаркая волна прошлась по ее руке, но Белл постаралась не выдать своего волнения. Джону незачем знать, какие чувства вызывает в ней его прикосновение. Но на щеках ее проступил предательский румянец.

– Я несказанно рад вновь увидеть вас, леди Арабелла, – произнес Джон, не отпуская ее руку.

– Прошу вас, зовите меня Белл, – с запинкой попросила она, возненавидев себя за недостаток самообладания.

Наконец Джон выпустил ее руку и улыбнулся.

– Я привез вам подарок. – Он протянул Белл коробку, перевязанную лентой.

– Спасибо, но зачем же… – сгорая от любопытства, Белл развязала бант и открыла коробку. Внутри оказался ее собственный, слегка запачканный ботинок. Рассмеявшись, Белл вынула его из коробки. – Я натерла ногу, – объяснила она, поворачиваясь к Алексу и Эмме, – и мне было так больно, что я сняла ботинок… – она осеклась.

Джон повернулся к Эмме.

– Я привез бы подарок и вам, но боюсь, в последнее время вы не забывали обувь в моих владениях.

Усмехнувшись, Эмма потянулась к своим ногам.

– О, я немедленно исправлю это упущение. Пожалуй, я просто отдам вам одну из туфель, – смеясь, сказала Эмма, – а вы сможете вернуть ее, когда в следующий раз приедете отужинать с нами.

Джон сразу проникся симпатией к герцогине. С ней было легко и просто. Появление Эммы вряд ли заставит его сердце мучительно колотиться, а дыхание – прерываться.

– Благодарю за приглашение, герцогиня.

– Да, да, Блэквуд, – подхватил Алекс. – Ты здесь всегда желанный гость.

Все четверо обменивались любезностями еще четверть часа в ожидании ужина. Белл в основном молчала, исподтишка изучая Джона и удивляясь, как ему удалось найти такой удачный выход, преподнеся ей ботинок в виде подарка, – и это после возмутительного поступка сегодня утром. Не было ли здесь попытки восстановить дружеские отношения? Белл с трудом удерживала на лице слабую улыбку, молча проклиная Джона за испытанную ею неловкость.

Джон тоже был поглощен подобными размышлениями – он не знал, как Белл поведет себя с ним сегодня вечером. Возможно, она не поняла, какие причины заставляют его держаться на расстоянии, и, Бог свидетель, вдаваться в объяснения Джону не хотелось.

Когда ужин был подан, Эмма что-то прошептала на ухо Алексу. Он поднялся и предложил ей руку.

– Прошу прощения за прерванный разговор, но я намерен отвести жену к ужину, – с довольной улыбкой заявил он. – Белл, мы приказали накрыть стол в маленькой столовой – Эмма сочла, что там будет уютнее.

Джон поднялся и предложил руку Белл, когда супруги вышли из комнаты.

– Похоже; мы остались вдвоем.

– И по-моему, это было сделано намеренно.

– Вы так думаете?

Белл приняла руку Джона и поднялась.

– Эмме, значит, вы понравились.

– А вам я нравлюсь, Белл?

После длинной паузы прозвучало решительное «нет».

– Полагаю, лучшего я и не заслуживаю, – Джон отпустил ее руку.

Белл яростно обернулась.

– Да, не заслуживаете! Я не могла поверить своим глазам, увидев, что вы осмелились сегодня же явиться сюда.

– Если помните, я был приглашен.

– Вам следовало отклонить приглашение. Вы могли прислать записку, что вам нездоровится или вашей собачке, лошади, в общем, выдумать любой предлог, лишь бы отказаться от приглашения.

Джону оставалось лишь подтвердить:

– Вы, разумеется, правы.

– И не смейте больше целовать дам, чтобы тут же наговорить им грубостей. Это невежливо, некрасиво, и…

– А вы всегда поступаете красиво?

В его голосе не чувствовалось насмешки, и Белл сконфузилась.

– Я пытаюсь поступать так. Бог свидетель, с вами я старалась вести себя достойно.

Он склонил голову.

– И это вам удалось.

– Мне… – она оборвала себя и взглянула на Джона. – Разве вы не собираетесь возражать?

– Какой в этом смысл? Вы совершенно правы, а я, как всегда, не прав.

Белл удивленно посмотрела на него.

– Боюсь, я вас не понимаю.

– Вероятно, вам будет лучше даже не пытаться меня понять. Разумеется, я извиняюсь за сегодняшнюю выходку. Она была непростительна.

– Какая именно – поцелуй или отвратительные слова после него? – Этот вопрос сорвался с языка Белл прежде, чем она успела подумать.

– И то, и другое.

– Прощаю вам нанесенное оскорбление.

– А поцелуй?

Белл не отводила глаз от месяца в верхнем углу окна.

– За поцелуй извиняться незачем.

Сердце Джона дрогнуло и застучало быстрее.

– Не знаю, правильно ли я вас понял, миледи… – осторожно начал он.

– Я хочу задать вам всего один вопрос. – Белл оторвала взгляд от месяца и заставила себя повернуться к Джону. – В чем я провинилась? Чем оскорбила вас?

Джон издал хриплый смешок, не в силах поверить собственным ушам.

– О Господи, Белл, если бы вы только знали! – воскликнул Джон. – Вы не могли бы оскорбить меня, даже если бы захотели.

Сотни противоречивых чувств охватили Белл. Непроизвольно она коснулась руки Джона.

– Тогда что же произошло? Мне необходимо знать.

Джон прерывисто вздохнул, прежде чем взглянуть на нее.

– Вы действительно хотите знать правду?

Она кивнула.

Джон помолчал, стараясь подобрать нужные слова.

– Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь. Я столько повидал… – Щека его судорожно дернулась от усилий сдержать нахлынувшие чувства. – И немало натворил вот этими руками. – Он глядел на свои руки так, словно увидел их впервые. Джон запнулся, но тут же продолжил шепотом: – Я подлый негодяй, Белл, я не смею не только целовать вас, но не достоин даже стоять с вами рядом.

Белл ужаснулась при виде муки, отразившейся на его лице. Ей казалось, она ясно видит его мятущуюся нежную душу. В этом человеке было что-то хорошее, казалось, его душа рвется наружу. Но почему он считал себя недостойным? Что побуждало его так думать? Не понимая, что делает, она шагнула к нему.

– Вы ошибаетесь.

– Белл, – прошептал он, – как вы наивны…

Она молча покачала головой.

Джон заглянул в глубину ее глаз, отчаянно пытаясь остановиться, но губы их неотвратимо сближались.

Второй раз за этот день Белл ощутила прилив чувств, прежде ей незнакомых. Едва их губы соприкоснулись, Белл неожиданно для самой себя смело провела языком по его нижней губе – так, как делал Джон утром. В ответ он крепко прижал Белл к себе, не желая больше думать ни о чем.

Это смелое объятие отрезвило Белл, и она мягко отстранилась. Ее щеки пылали, глаза разгорелись, а из прически выбилось несколько мягких завитков.

– Алекс и Эмма ждут нас в столовой, – негромко напомнила она. – Мы и без того задержались.

Джон прикрыл глаза и глубоко вздохнул, мысленно желая вернуться к прежнему невозмутимому состоянию. Спустя минуту он предложил Белл руку и попытался улыбнуться, что, впрочем, ему не удалось сделать.

– Мы сошлемся на мою медлительность из-за больной ноги.

Белл в душе посочувствовала ему. Этому гордецу было нелегко признаться в своей слабости.

– Нет, пожалуй, не стоит – Эмма вечно жалуется на мою медлительность. Я просто скажу им, что показывала вам одну из картин в галерее. У Алекса есть восхитительное полотно Рембрандта.

Джон приложил палец к ее губам.

– Тише, лучше попробуем оправдаться моей больной ногой. Этой чертовой ране пора принести хоть какую-то пользу.

Они вышли из гостиной, и Белл заметила, что Джон довольно быстро шагает по длинному коридору к столовой.

– Предупредите, когда мы приблизимся, – прошептал он ей на ухо.

– Дверь за углом.

Джон замедлил шаг – да так неожиданно, что Белл решила, что он останавливается, но тут же заметила, что Джон хромает заметнее обычного.

– Вы невозможны, – усмехнулась она, – мне прекрасно известно, что вы способны ходить гораздо быстрее.

– День для меня выдался тяжелым, – с ангельским выражением на лице отозвался Джон.

Алекс поднялся, когда они вошли в столовую.

– Мы уж думали, что вы заблудились.

– Боюсь, сегодня нога разболелась сильнее, чем обычно, – сокрушенно заявил Джон. – Белл была так любезна, что вытерпела мою медлительность.

Белл кивнула, удивляясь, каким чудом ей удалось не расхохотаться. Они с Джоном уселись напротив Эммы и Алекса за маленьким столом в уютной столовой. Подали спаржу в горчичном соусе, и Эмма, поняв, что ее кузина и сосед познакомились гораздо ближе, чем положено за столь короткое время, немедленно принялась за расспросы.

– Я так рада, что вы согласились поужинать сегодня с нами, Джон. Но вы должны рассказать о себе. Откуда вы родом?

– Я родился и вырос в Шропшире.

– Вот как? Я никогда не бывала там, но слышала, что это прелестные места.

– Да, вполне.

– А ваши родственники по-прежнему живут там?

– Кажется, да.

Эмму слегка смутил столь странный ответ, но тем не менее она не остановилась.

– Вы часто видитесь с ними?

– Чрезвычайно редко.

– Эмма, дорогая, – мягко вмешался Алекс, – прошу тебя, дай нашему гостю возможность хоть что-нибудь проглотить.

Эмма смущенно улыбнулась и подхватила спаржу вилкой, но, не успев донести ее до рта, вновь заметила:

– Знаете, а Белл удивительно начитанна.

Белл чуть не поперхнулась, не ожидая, что Эмма переведет разговор на нее.

– Кстати, о чтении, – невозмутимо подхватил Джон, – вы уже дочитали «Зимнюю сказку»? Я заметил, что в тот день вам оставалось всего несколько страниц.

Белл поспешно глотнула вина.

– Да, давно дочитала. И закончила мои большие шекспировские чтения.

– Вот как? Боюсь даже спрашивать, что это было такое.

– Я прочла все пьесы Шекспира.

– Звучит впечатляюще, – пробормотал Джон.

– Почти в алфавитном порядке.

– Подумать только! Да вы просто чудо!

Белл покраснела.

– Перестаньте дразнить меня, Джон!

– Не знаю, правильно ли я понял, – вмешался Алекс, – разве эти чтения не включали поэзию Шекспира?

– Поэзию Шекспира я отложила до следующего раза. Стихи слишком… как это… возвышенны, вы не находите? В обычной жизни так никто не говорит.

Джон приподнял бровь.

– Вы думаете?

Он обернулся к Белл, и, когда заговорил вновь, в его карих глазах вспыхнул огонек, которого Белл никогда не замечала прежде. Хотя ничто вернуть не в силах миг, Когда цвели цветы, шумели травы, Не надо скорби – ведь в останках их Видны следы былой красы и славы…

Над столом повисла тишина, пока Джон не нарушил ее, вновь обратившись к Белл:

– Я хотел бы всегда выражаться столь возвышенно.

Краткая декламация Джона и его мягкий голос тронули Белл. Она была настолько очарована, что совершенно забыла о присутствии за столом кузенов.

– Это восхитительно, – тихо проговорила она.

– Стихи принадлежат перу Вордсворта, одного из моих любимых поэтов.

– Они имеют для вас какое-то особое значение? У вас с ними что-нибудь связано?

Последовала очень длинная пауза.

– Нет, – бесстрастно отозвался Джон. – Я пытался следовать их философии, но, увы, потерпел фиаско.

Белл ощутила неловкость, снова увидев боль в его глазах, и попыталась перевести разговор на другую тему.

– Может, вам нравится и самому писать стихи?

Джон неловко рассмеялся.

– Это занятие мне нравилось бы, сумей я сочинить хоть строчку.

– Но вы читали Вордсворта с такой страстью, – возразила Белл. – Очевидно, вы питаете любовь к поэзии.

– Любить поэзию и писать стихи – совершенно разные вещи. Полагаю, именно потому столько так называемых поэтов предпочитают проводить время в обнимку с бутылкой бренди.

– Но я уверена: в душе вы поэт, – настаивала Белл.

Джон лишь улыбнулся.

– Боюсь, ваша уверенность ошибочна, но я принимаю этот комплимент.