Кэт Мартин - Полночный всадник

Взяв белую рубашку, Рамон направился к нему:

— Рад видеть тебя, мой друг.

— Я тоже рад видеть тебя, дон Рамон. — Старый ковбой спешился. — Жаль, что я слишком поздно вернулся в лагерь, но, говорят, налет прошел успешно.

— Si, очень. Но зима уже приближается. Возможно, нам придется провести еще один, пока добыча в избытке.

Задумавшись, Педро направился с Рамоном загону и начал расседлывать коня.

— Теперь, когда Андреаса больше нет, угроза твоего разоблачения возрастает с каждым налетом.

— Si, это так. По словам Мариано, шериф Лейтон наведался сюда, пока я был в Монтеррее, Мариано считает, что Лейтон что-то заподозрил.

— Неужели собираешься продолжать?

— Пока это необходимо.

Педро молча расстегнул подпругу и. снял тяжелое ковбойское седло. От влажной спины жеребца шел пар.

— Как прошла поездка? — поинтересовался Рамон.

— Я бы приехал раньше, но визит Миранды к родным мужа не слишком удался. Она решила вернуться в лагерь. Тогда ты не уделял ей внимания… а сейчас я понял, что она, возможно, не потеряла тебя.

Рамон пожал плечами и не слишком охотно ответил:

— Моей жены здесь больше нет, если ты это имеешь в виду. Наша семейная жизнь не сложилась.

— Я слышал.

Ковбой снял уздечку, накинул недоуздок на шею лошади и застегнул его.

— Это не секрет. Кэрли вернулась к дяде.

— Потому что ты обнаружил в ее постели своего кузена.

Изумленный Рамон не сразу обрел дар речи.

— Как ты узнал об этом? Я никому не говорил.

— Не догадываешься? Твой кузен Анхел хвастался этим… пока Игнасио не разбил ему в кровь губу. После этого Анхел заткнулся.

— Не верю, он не мог так поступить.

— Не веришь?! Но ты так легко поверил в то, что он сказал о твоей жене!

— Он не солгал, хотя ему и следовало молчать. Я действительно обнаружил Анхела в ее постели.

— Если он и оказался там, это не означает, что жена предала тебя. Почему ты уверен, что твой кузен говорит правду?

— Анхел — из семьи де ла Герра. Почему мне не верить ему?

— Выходит, если Анхел клянется, что твоя жена пригласила его к себе, — значит, так и есть? Я знаю его столько же лет, сколько и ты. Интересно, есть ли на свете женщина, которая не бросилась бы к ногам Анхела?

— По его словам, нет, — бросил Рамон, вспоминая, как Анхел хвастливо рассказывал о шлюхах, ждавших его в каждом городе — от Сан-Хуана до границы.

— Шлюхи не леди, мой друг, но я не верю, что и шлюх было так много.

Рамон задумался:

— Возможно, ты прав.

— Помнишь женщину в Санта-Фе?

— Какую?

— Заявившую, что он изнасиловал ее ночью перед тем, как его арестовали за ограбление и убийство.

Рамону стало не по себе.

— Обвинение было ложным. Gringos сфабриковали его, чтобы подкрепить другие такие же.

— По-твоему, его оклеветали? — Педро посмотрел в глаза Рамону. — А может, твоя жена стала бы очередной жертвой, если бы тыне появился вовремя?

Ощутив слабость в ногах, Ражиу опустился на тюк соломы.

— Dios mio, этого не может быть!

— Твоя жена доказала свою верность, Рамон, и не один раз. Она знает, кто ты, и молчит. А при желании она нашла бы лагерь. — Педро положил руку на плечо друга. — Неужели ты не видишь, что твоя жена хранит молчание, потому что любит тебя? Да, она англичанка, но это еще не значит, что ее слово ничего не стоит.

— Ты ошибаешься.

— Ты не видел кузена долгих пять лет, Рамон. Даже если прежде он был честным человеком — в чем я начал сомневаться, — неизвестно, как изменился Анхел, проведя пять лет в тюрьме. — Рамон молчал. — Твоя преданность кузену весьма похвальна, мой друг, но, по-моему, он не отвечает тебе тем же.

— Что ты имеешь в виду?

— Он завидует тебе, Рамон. Это написано на его лице. Проведя с ним хоть немного времени, там увидел бы, что он совсем не тот, за кого ты его принимаешь.

Рамон на минуту задумался.

— Ты утверждаешь, что я ошибаюсь. Что моя жена не совершила это ужасное предательство. Но могу ли я поверить тебе, если видел все своими глазами?

— Иногда зрение подводит человека. Это как тайная тропа, ведущая в Льяно-Мирада. Если твоя жена говорит, что она невиновна, я верю ей. Я полагаюсь на Кэрли Мак-Коннелл больше, чем на такого человека, как Анхел де ла Герра.

— А если ты ошибаешься?

— Есть способ узнать точный ответ.

— Как это сделать? Скажи мне, прошу тебя.

— Загляни в свое сердце, Рамон. И все поймешь. Думаю, ты уже сам знаешь правду, но боишься поверить в нее.

Если бы ты любил меня, то увидел бы правду, даже если бы твои глаза говорили, что это ложь.

— Неужели мои предубеждения так сильны, Педро? Возможно ли, что ненависть к англичанам ослепила меня?

— А как по-твоему, Рамон? Только ты знаешь правду.

Внезапно он прозрел и увидел все так ясно, словно пелена спала с его глаз. Он посмотрел на долину, и все предстало перед ним в новом свете: дубы казались выше, золотистая трава — гуще, небо — голубее.

— Por Dios! — прошептал он, когда перед его внутренним взором возникло прекрасное лицо плачущей Кэрли. Я люблю тебя, Рамон! Люблю тебя так сильно! — Она защищалась, а вовсе не приглашала Анхела в свою постель.

— Уверен, что ты прав.

— Santo de Cristo, как я мог не видеть этого?!

Рамон вспомнил Иоланду, девушку, на которой хотел жениться кузен. Она отвергла Анхела, потому что хотела Рамона. Женщины всегда тянулись к нему, Рамону, а не к Анхелу. Красивые, желанные женщины. Такие, каких, должно быть, хотел кузен. Вроде Кэрли.

— Он наверняка знал, что она моя жена, и, если видел, как я выезжаю, подождал, а Потом подошел к ней в ресторане и каким-то образом проник в нашу комнату. Очевидно, Анхел собирался изнасиловать Кэрли, уверенный, что я поверю ему, а не ей. — Теперь он видел все окружающее словно сквозь туман. — Так и вышло, Педро. Так, как предполагал Анхел. — Рамон поднялся. — Клянусь, я убью его.

Педро схватил его за плечи:

— Послушай меня, друг мой. Сейчас ты должен думать о жене. Ты больше не сомневаешься? Будь тверд, если хочешь добиться успеха. Сделанное тобой непросто исправить. Ты не вправе когда-либо усомниться в честности Кэрли.

— Как странно, что я не понял этого раньше, — с трудом вымолвил Рамон.

— Ты много лет ненавидел англичан. Но в любой нации есть плохие и хорошие люди. Тебе это известно. Гибель брата заставила тебя на некоторое время забыть эту истину.

Рамон кивнул:

— Я совершил столько ошибок! Думая о жене, я теряю способность мыслить трезво.

— Ты любишь ее, мой друг. Любовь ослепляет человека.

— Я должен поехать к ней и привезти ее в Лас-Алмас!

— Это опасно. В дель Роблес не обрадуются твоему появлению.

— Мне нет до этого дела. Я дождусь темноты и, проникнув туда, постараюсь убедить ее простить меня. — Может быть, когда-нибудь тебе откроется правда… Будет уже поздно.

Рамон вздрогнул. Поздно. Поздно. Он молился о том, чтобы это оказалось не так. Но что бы ни случилось, он не сможет обвинить ее, ибо приносил Кэрли одни страдания. Рамон поклялся себе: если жена простит его, он не пожалеет жизни, чтобы искупить причиненную ей боль.

Кэрли сидела возле туалетного столика, рассеяние расчесывая серебряным гребнем свои длинные волосы. Лампа с китовым жиром горела тускло, бросая слабый отблеск на лицо девушки. Свет дрожал на побеленных стенах комнаты с низким потолком.

Кэрли вспоминала о прошлом, о днях, проведенных в Лас-Алмас, о людях, которых полюбила. Она тревожилась за Двух Орлов, надеялась, что рубцы на его спине зажили. Интересно, свекровь и тетя уже начали варить мыло? Она надеялась, что старые женщины не слишком переутомляются. Кэрли думала о Рее дель Сол и маленьком Баджито, о Педро Санчесе, Флоренсии и других обитателях лагеря.

И конечно, о Рамоне. Теперь, когда Миранды нет, спит ли он с Исабель Монтойя?.. Возможно, нашел новую женщину.

Эта мысль причиняла ей острую боль. Кэрли заставила себя подумать о другом, но оказалось, что все ее мысли связаны с Рамоном, Завтра дядя со своими людьми отправятся из дель Роблес к капитану Харри Лаву и его добровольцам, «Гончим псам». Все они убеждены, что на этот раз найдут Испанского Дракона и схватят его.

Кэрли вздрогнула. Взглянув в зеркало, она вдруг заметила, как зашевелились шторы. Потом кто-то перекинул длинную ногу в узких черных брюках через подоконник. Девушка затаила дыхание.

— Рамон! — прошептала она, когда он появился из-за занавески. Бросившись к тумбочке, Кэрли вытащила из ящика старый однозарядный пистолет, подаренный ей матерью после смерти отца. Она привезла его с восточного побережья.

Дрожащими руками Кэрли направила оружие на Рамона. Тот усмехнулся:

— Кажется, ты решила застрелить меня?

— Я знаю, как это сделать, веришь ты мне или нет. Я также знаю, чего ты хочешь, но не позволю тебе утащить меня в Льяно-Мирада. Яне стану твоей шлюхой!

— Значит, вот как ты думаешь?

— Ты сам это сказал во время нашей последней встречи. Миранда уехала, и тебе нужна ш-шлюха.

Его лицо стало печальным.

— Миранда вернулась, но это не имеет значения. Ты — моя жена, а не шлюха.

— Раньше ты говорил другое.

Пистолет дрогнул в ее руках, она едва удерживала оружие.

Он расправил плечи:

— Нажми на курок, Кэрли, или убери пистолет, пока никто из нас не пострадал.

Она вздохнула, потом нерешительно опустила пистолет.

— Ладно, хоть я и не могу застрелить тебя, но не позволю тебе вытащить меня отсюда. Я закричу на весь дом, если ты приблизишься ко мне.

Рамон опять усмехнулся:

— Я скучал о тебе, querida. Без тебя в Лас-Алмас очень тоскливо.

— Чего ты хочешь?

Кэрли напряженно посмотрела на него, готовая убежать. Нет, она не позволит ему снова похитить ее, использовать и унизить только потому, что им по-прежнему владеет желание! Однако оно охватило и ее, едва Кэрли увидела Рамона.

— Я пришел поговорить… всего лишь поговорить, хотя мне нелегко было решиться на это. Надеюсь, ты выслушаешь меня?

Почему он так смотрит на нее — внимательно, нежно? От этого взгляда Кэрли затрепетала.

Испанец приблизился к ней, но она отступила:

— Я не шучу, Рамон. Я закричу, позову дядю. Люди появятся в этой комнате, прежде чем ты коснешься меня.

— Тогда сделай это. Возможно, ты желаешь моей смерти, но я не виню тебя. — Он медленно, но решительно направился к ней.

— Клянусь, я закричу!

Он остановился прямо перед Кэрли.

— Не думаю. — Он забрал у нее пистолет и положил на туалетный столик.

— Я ненавижу тебя! Ненавижу тебя всей душой. — В этот момент она действительно ненавидела его. За то, что он заставлял ее любить себя. За то, что ее кровь закипала, когда она видела его.

— Может, и так. Но я не виню тебя и в этом.

— Чего ты хочешь? Зачем пришел сюда?

Он поднес руку к ее щеке. Кэрли заметила, что его пальцы дрожат.

— По многим причинам… Я хочу многого. И знаю, что не получу ничего, если не сумею кое-что объяснить тебе.

Кэрли удивленно смотрела на Рамона, пытаясь понять его слова.

— Я спросила, чего ты хочешь.

— Хочу признаться в том, что неправильно отнесся к происшедшему в Монтеррее. — У Кэрли закружилась голова. — Ты права, я не поверил тебе, потому что ты англичанка. Ненависть к gringos затмила мой разум.

Кэрли покачнулась, но Рамон поддержал ее.

— С тобой все в порядке? — взволнованно спросил он. Кэрли кивнула, и Рамон неохотно отпустил ее. — Дело не в утрате ранчо дель Роблес и не в смерти моего брата… Это связано с тем, что я пережил в прошлом.

— С чем? — изумилась Кэрли.

Глаза Рамона потемнели.

— Была одна женщина, — начал он, — красивая gringa. Ее звали Лили. Возможно, я был влюблен в нее. Я сомневаюсь в этом, думая о моих чувствах к тебе, но точно не знаю. Тогда я был моложе, глупее. Она стала для меня всем, но я значил для нее очень мало. Однажды я застал ее в постели с двумя парнями из университета, моими приятелями. — Его глаза стали жесткими, они смотрели куда-то вдаль, словно он видел ту сцену. — После Лили у меня были другие англичанки, теперь я использовал их. — В его голосе звучала боль. — В ту ночь в Монтеррее… войдя в нашу комнату… я увидел то, что всегда боялся увидеть, — мою жену-англичанку, изменяющую мне с другим мужчиной.

Кэрли посмотрела на него полными слез и обиды глазами:

— Как ты мог подумать, что это правда, Рамон? Я не хотела никого, кроме тебя! С первой нашей встречи для меня существовал только ты один!

— Прости, Кэрли. Я знаю, слова мало значат, но я пришел, чтобы сказать: я люблю тебя. Ты едва ли мне веришь, но это правда.

Кэрли прикусила дрожащую губу. Как она когда-то мечтала услышать эти слова! Сейчас, когда Рамон произнес их, девушка поняла, что не может избавиться от сомнений, мучивших ее.