На приятном лице Жерара Пуантро появилось выражение заинтересованности.

— Простите меня, Вильям. Я подвел вас.

— Подвели меня?

Вильям Клейборн отрицательно покачал головой. Голос его зазвучал еще мягче. Неожиданно он стал казаться значительно старше своих тридцати четырех лет:

— Если кому и не повезло в данной ситуации, так это мне. Новый Орлеан, Жерар, в большой опасности. Отношения между Великобританией и Соединенными Штатами день ото дня осложняются. Вопиющее пренебрежение к американскому морскому праву… насильственная вербовка американских моряков… Для меня очевидно, что война не за горами. А стратегическое положение этого города в устье Миссисипи не оставляет сомнений в том, что рано или поздно он подвергнется нападению. И все мы абсолютно беззащитны: ведь, как говорят, соседние индейские племена в случае конфликта примут сторону англичан. Остается добавить, что наши суда заперты в заливе пиратами, весьма эффективно разрушающими наши торговые связи, хотя Лафитт гарантировал, что им ничто не угрожает. Наши связи с внешним миром держатся на волоске, одновременно под угрозой и сама наша свобода!

— Вы, разумеется, не верите в виновность Лафитта в этих нападениях. Каперские свидетельства, имеющиеся у его капитанов…

— К черту эти каперские свидетельства! Они не мешают Лафитту снабжать город контрабандными товарами, добытыми в его кровавых предприятиях, по ценам, разоряющим честных бизнесменов, и это косвенно позволяет ему порабощать жителей нашего города.

— Да, да. Мой бизнес тоже страдает от этой нелегальной торговли.

— И теперь, когда к нам в руки попал человек, владеющий нужной информацией, которого, возможно, удалось бы заставить свидетельствовать против Лафитта, чтобы мы смогли принять против него законные меры…

— Я очень сожалею, Вильям. — Вся мускулистая фигура Жерара Пуантро как бы подтянулась перед официальным заявлением. — Если вы того желаете, я могу принести публичные извинения за…

— Да нет же, Жерар. Никакой необходимости в заявлениях пет. — Улыбка скользнула по лицу губернатора. — У меня не было намерения заставить вас отвечать за сложившуюся ситуацию. Что хорошего в том, что мы будем чернить честных граждан, когда совершенно очевидно, кто настоящий преступник. Нет!

Неожиданно хлопнув рукой по столу, с напряженным выражением на узком лице губернатор Клейборн заявил:

— У меня нет другого выхода. И хотя я не люблю взывать к гражданскому долгу с помощью денег, вознаграждение в данном случае становится единственным действенным средством. Мы предложим заманчивую сумму за поимку капитана Рогана Уитни. Она оставит вокруг него не очень много друзей. Уверен, что скоро он опять окажется в наших руках. И тогда расскажет нам всю правду о том, как затонул американский корабль. А наше дело — сразу навести порядок на море.

Минутой позже, прикрыв за собой дверь кабинета, Жерар Пуантро поспешно направился к лестнице.

Вознаграждение… Он шел по улице, и яркое полуденное солнце согревало ему спину. Улыбнувшись, Пуантро приподнял шляпу перед шедшей навстречу женщиной. Всю дорогу его несказанно забавляла мысль, что губернатор — круглый дурак.

Вознаграждение за поимку капитана Уитни? Это ничего не даст. В отчете губернатору он не упомянул о том чрезвычайно сильном давлении, которое уже пытался оказать на людей, имеющих отношение к той темной стороне его жизни, о которой догадывались лишь немногие. И тем не менее неделя неустанных поисков ничего не дала. Причина очевидна — капитана Рогана Уитни уже не было в Новом Орлеане.

Пуантро кивнул, как бы подтверждая эту мысль. Уитни, вероятно, нашел убежище на первом же судне, покинувшем порт… или нанял плоскодонку и поднялся вверх по реке… или умер, поскольку был в очень плохом состоянии.

Какой бы ни была судьба этого человека, Пуантро был уверен: капитана Уитни в городе нет, и он больше не представляет для него угрозу. Это избавляло от дополнительных хлопот, хотя, разумеется, он уже организовал все, чтобы при возможной поимке капитан не выжил.

Этот человек знал слишком много и был для него опасен, а Жерар Пуантро не потерпит ничего, представляющего опасность для него самого… или для того, кто ему дорог.

Да, особенно для одного человека, который был ему очень дорог…

Капитан Роган Уитни мерил шагами тесное пространство затянутой шелком комнаты, где он провел долгую неделю своего выздоровления. Он немного похудел, но держался уже прямо; распухшее от побоев лицо приобрело нормальный вид, темные кровоподтеки побледнели — он явно шел на поправку. Однако душевная боль испепеляла его сердце.

Жуткие крики его первого помощника эхом отдавались у него в голове, и он знал, что они будут слышаться днями и ночами еще долго. Ему вспомнились последние часы «Вентуре» — палили пушки, трещали ружья, сверкали и ломались ножи; раздавались стоны раненых и умирающих. Он слышал отдававшийся болью треск обшивки протараненной «Вентуре», горестный скрежет корабля, когда он стал крениться у него под ногами. Он ясно видел бушующее на судне пламя и вновь ощутил последний оглушительный изрыв, выбросивший его помощника Дугана и его самого в море, отправивший «Вентуре» и оставшуюся на нем команду в пучину, где они и нашли могилу.

Его душила ярость. Роган вспомнил, как этот гнусный Винсент Гамби орал, отдавая распоряжения тем безбожникам, что находились под его командой. А они брали шлюпки и в темной воде разыскивали оставшихся в живых, а найдя, добивали их. Ночная мгла, окутавшая место трагедии, заставила людей Гамби прекратить поиски. Ему и Дугану чудом удалось спастись, зацепившись за обломок корабля. Припомнился ужас часов, проведенных в темной воде, но страдания от собственных ран заслонила та боль, которую он испытал при этих ничем не оправданных убийствах. Роган знал, что эта мука останется с ним на долгие годы.

Перед его глазами встало лицо Гамби… Освещенный светом фонаря, он склонился над бортом своего судна и руководил кровавым разбоем. Он был прекрасно виден — грубо сколоченный, с кожей, дочерна обугленной на солнце. Впечатление усиливали огромные усы, повязанный вокруг головы платок и золотая серьга в ухе. Его лицо напоминало маску дьявола. Эту физиономию, искаженную лютой злобой, невозможно было забыть.

Роган прерывисто дышал. Он понимал, что не успокоится, пока не отомстит за эту бойню. Заметив в витиевато обрамленном зеркале свое отражение, он остановился. Его карие глаза горели жаждой расплаты. Сначала он верил, что наказание за это преступление последует тотчас же, как только он достигнет Нового Орлеана и сообщит властям о судьбе своего судна. Однако его сообщению никто не поверил.

Сразу же после этого Жерар Пуантро взял на себя ведение дела. Почему? Этот вопрос, многократно повторенный, неотступно преследовал его.

Почему Жерар Пуантро с таким упорством выгораживал Гамби и отвергал все обвинения против него? Почему Пуантро с такой ненавистью обрушился на Дугана за правдивые показания и замучил его до смерти? Почему он сам был абсолютно уверен, что если бы Бертран не помог ему вовремя бежать, Пуантро прикончил бы и его?

Наконец, почему он уверен, что не Гамби, а именно Жерар Пуантро сыграл роковую роль во всех этих кровавых событиях?

Он просунул руку под холщовую рубашку и нащупал болезненный контур буквы, выжженной у него на груди.

Обернувшись на звук шагов в коридоре, Роган снял с ближайшей полки пистолет. Он нацелил его на дверь, которая через мгновение распахнулась, и на пороге появился Бертран со стройной блондинкой.

Опустив оружие, Роган подождал, пока они войдут и закроют за собой дверь, и только тогда спросил:

— Что вы узнали?

Бертран передал ему свежую листовку и, прищурив глаза, стал наблюдать за реакцией Уитни.

— «Объявление. Разыскивается полицией». Предлагают вознаграждение в тысячу долларов. — На лице Рогана обозначилась напряженность. — Сдается мне, что скоро весь Новый Орлеан будет охотиться за мной. Без сомнения, Пуантро убедил губернатора в моей виновности.

Вместо Бертрана ответила молодая женщина. В ее мягком голосе чувствовался едва заметный акцент, ставший столь знакомым Рогану за последнюю неделю, пока она бескорыстно выхаживала его и буквально спасла жизнь.

— Кто бы ни стоял за этим объявлением, вы не можете более чувствовать себя здесь в безопасности, mon ami[1]. Мое привилегированное положение самой дорогостоящей девушки мадам Рене, а также то, что никто здесь не знает моего настоящего имени, хранили вас до этого момента от преследователей. Ничто не сможет заставить меня предать вас, ведь вы всегда были добрым другом моего брата, — Клариса Бушар, прежде чем продолжить, глянула на Бертрана. — Но некоторые девицы, работающие в этом заведении, могут не устоять перед соблазном получить столь огромную сумму всего за несколько слов, произнесенных шепотом в нужное ухо.

Роган внимательно глядел на женщину, чьи деликатность и сострадание помогли ему пережить часы, полные боли, и пройти через все муки ада. Эта миниатюрная, хрупкая, с золотистыми волосами и ярко-голубыми глазами красавица мало походила на своего сурового брата. Изящные манеры и речь выказывали сильное воздействие ее матери-француженки. Одна из самых высокооплачиваемых проституток в Новом Орлеане стала для него настоящим ангелом-хранителем, которого он не забудет никогда…

— Клариса… — У Рогана вдруг осип голос. — Смогу ли я когда-нибудь расплатиться с вами за все?

— Mon ami, — глаза Кларисы увлажнились. — Я желаю только одного — знать, что вы в безопасности за пределами Нового Орлеана.

Массивная фигура Рогана окаменела.

— Я не могу уехать… во всяком случае, пока не отомщу.

— Роган, mon cher… — Клариса подошла ближе и, ласково дотронувшись до его руки, прошептала: — Бывают в жизни такие моменты, когда следует принять компромиссное решение, и притом быстро. Мое покровительство ослабевает с каждым мгновением, что мы тратим на разговор. Вы еще недостаточно окрепли, чтобы рисковать жизнью в том сражении, которого так жаждете. Вам следует уехать и быть готовым вернуться, когда обстоятельства изменятся в вашу пользу. Только тогда вы будете в силах добиться справедливости.

— Нет.

Изящная рука Кларисы крепко сжала широкую ладонь Рогана:

— Вы спросили, что вы можете сделать, чтобы отплатить мне за помощь? Отвечаю: покинуть Новый Орлеан вместе с моим братом прямо сейчас. «Вояджер» отплывает через час. Мой друг поможет вам незаметно проскользнуть на борт судна и выбраться из города незамеченными.

— Клариса…

— Первый заход в порт где-то в Индийском океане. Там вы сможете сойти на берег и решить, куда направить свои стопы.

— Нет, я…

— Если вы не покинете город сейчас же ради собственной безопасности, я попрошу вас уехать ради Бертрана, поскольку, mon cher, он разделит вашу судьбу, если останется здесь вместе с вами. Он мой единственный брат, и я бы не хотела, чтобы вас обоих схватили.

— Клариса, вы требуете от меня огромной жертвы. Голоса моих матросов призывают к немедленному отмщению.

— Я прошу не больше, чем требует необходимость. Роган умолк, видя озабоченность на прекрасном лице, что склонялось над ним и днем и ночью, пока он в беспамятстве сражался с лихорадкой и отчаянием. Милая и бескорыстная… рисковавшая абсолютно всем ради друга своего брата… Еще мгновение он смотрел прямо в ее глаза, затем резко повернулся к стоявшему рядом Бертрану.

— Ты согласен с планом сестры?

Бертран кивнул, и Роган вновь повернулся к ней. На его обезображенном кровоподтеками лице появилась улыбка.

— Merci, Клариса, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

Клариса поднялась на цыпочки и запечатлела легкий поцелуй на распухших губах Рогана. Глаза ее, полные слез, сказали больше, чем слова.

Минутой позже, стоя в дверях задрапированной шелком комнаты, Роган осмотрел коридор. Еще мгновение — и они с Бертраном исчезли.

Смех, звон бокалов, свет множества свечей отражается в бесконечных гранях хрустальных канделябров, а танцующие пары беспечно кружатся под бравурную музыку оркестра.

Жерар Пуантро с улыбкой прогуливался вдоль зеркальных стен бального зала, любуясь своим отражением. На улицах, за пределами этих роскошных апартаментов, продолжались поиски капитана Уитни, но Пуантро потерял к ним интерес, полагая, что опасность для него миновала. С угрозой ему и его делу было покончено.

Осматривая зал, Пуантро уловил взгляд губернатора Клейборна, беседовавшего со своей молодой женой. Он с улыбкой поклонился. Клейборн, дурак, до безумия любил эту женщину. В жизни самого Пуантро женщины играли весьма скромную роль. Если какая-то дама и привлекала его внимание, то ненадолго, напрочь уходя из мыслей после альковных утех.

Впрочем, одна женщина, не сравнимая ни с кем, была как бы частью самого Пуантро, его судьбой.

Внезапно перед глазами возник другой образ, вызвав кривую усмешку Пуантро: с избитого и окровавленного лица на него с напряжением смотрят карие глаза, грозно предвещая ему…