Так тяжело. Воздух так переполнен страхом, что, кажется, его можно резать ножом.

― В течение недели я тренировался, но в выходные этот мир полностью менялся. Выпивка, вечеринки, частные самолеты. Но я же был со своей командой, так что это считалось работой. Сплочением команды. По крайней мере, так я говорил себе. Все это привело к тому, что я редко видел свою семью. Я чувствовал вину. Безмерную вину. Вот почему я начал привозить сюда Брук и Черити. Несколько дней мы играли в семью, строили замки из песка, готовили бургеры. Этого хватало на какое-то время. Пока чувство вины не возвращалось снова. ― Он замолкает, и снова легкая улыбка на краткий миг мелькает на его губах. Как прежде. ― Однако, все это было мило; на самом деле мило. Мы с Брук уживались. А Черити… я никогда не мог даже мечтать о чем-то более чудесном. Часами мы оставались на пляже. Строили замки из песка. Она их любила. И прежде чем мы уходили, она набивала мой карман песком. Каждый раз. Она говорила, что так мы можем захватить с собой кусочек счастья.

Я закрываю глаза. Эмоции переполняют меня. Теперь все обретает смысл. И мое бедное сердце чувствует, что может разорваться.

Когда я вновь открываю глаза, чтобы взглянуть на Коула, то вижу, что его веки опущены. Словно так он ограждает себя от боли, от воспоминаний. Или, может, вновь переживает те счастливые времена. Которые закончились так плохо.

Я встаю, замирая всего лишь на биение сердца, прежде, чем шагнуть к нему, словно притягиваемая непреодолимой силой. Силой по имени Коул. Он же продолжает свой рассказ, будто я и не двигалась вовсе, будто он сам затерялся в прошлом.

― Я истратил понапрасну так много времени. На алкоголь и вечеринки. На ничего

не значащих людей. То время, что я мог бы провести с ней. Это… ― Коул вздыхает и трясет головой, словно пытаясь вытряхнуть плохие мысли. ― С тех пор, как она умерла, я не притрагивался к алкоголю. Ни разу. До прошлой ночи. ― Еще одна пауза. ― До тебя.

Я не знаю, что на это сказать. Чувствую, будто должна оправдаться, но не знаю, как. Не знаю, что я сделала, и виновата ли я вообще в том, что он вновь начал пить.

― Когда Джордан рассказала мне, что Джейсон той ночью поехал сюда и не вернулся домой… когда утром я увидел здесь его грузовик… Боже! Мне хотелось кого-то прибить. В основном, Джейсона. Мысль о том, что он прикасается к тебе руками… губами… ― Коул резко закрывает глаза, словно видение причиняет физическую боль. ― Долгое время я ничего не чувствовал. Ни-че-го. Кроме боли и опустошения. И мне хотелось, чтобы так было и впредь. Словно это было… почти искупление. Будто бы я был должен это моей маленькой девочке. Никогда не быть счастливым вновь, ведь ее здесь нет. Но затем я встретил тебя. ― Он поворачивается, его взгляд проникает в меня, а губы изгибаются в кривой усмешке. В ней нет юмора. Словно он сообщает, что не хочет моего присутствия в своих мыслях. Создается впечатление, что он совсем не рад тому, что происходит между нами. ― Ты заставляешь меня многое чувствовать. Слишком многое. То, что я чувствовать не хотел. Но ты не сможешь это прекратить. Просто. Не сможешь. Прекратить.

Я глубоко вздыхаю.

― Э-это было не намеренно, Коул, ― я начинаю злиться. Почему он изображает все так, будто это плохо? И, к тому же, делает виноватой меня? ― Я приехала сюда не в поисках кого-то. Я просто хотела…

Он прерывает меня, приложив палец к моим губам.

― Тебе и не нужно ничего делать. Достаточно просто посмотреть. Эти большие серые глаза и сочные губы. Боже, эти губы! Я думал, что сойду с ума, если не смогу тебя поцеловать. Всего лишь раз. Но одного раза не хватило, ― его лицо внезапно мрачнеет. ― Я был в ярости. На тебя. На себя. Поэтому пошел и взял бутылочку «Уайлд Тёки»4 в «Бэйли». Должно быть, Джордан восприняла это как «зеленый свет», потому что после она появилась с добавкой. Я не отказался. Хотя, мне не стоило даже начинать. Но я был так… Боже! ― Он снова зарывается руками в волосы; глаза сверкают яростью.

У меня внутри все опускается.

― Значит, она осталась? Я имею в виду Джордан…

― Ненадолго. Потом я попросил ее уйти.

― Т-так… между вами… ничего? ― я заикаюсь. Хотелось бы выразиться более связно.

Он смотрит на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

― Я и Джордан? Боже, нет! Она милая, но она… просто нет.

Я пожимаю плечами.

― Я не знала.

― Ты и не могла знать, что ты ― единственная женщина, которая меня интересует. Единственная женщина за долгое время. Вот почему я был так зол из-за Джейсона, ― он вздыхает; его глаза умоляют. ― Пожалуйста, скажи, что между вами ничего нет.

Мое сердце бьется в бешеном ритме; его стук отдается у меня в ушах, вибрирует на кончиках пальцев. И я гадаю, не слышит ли этого Коул.

― Нет, между мной и Джейсоном абсолютно ничего нет.

В его взгляде отчетливо читается облегчение. Конечно, напряжение не уходит, но становится меньше.

― Не думаю, что смог бы вынести, если бы что-то было. Я не могу… просто мысль об этом… Дерьмо!

― Но ничего ведь нет, так что не стоит об этом думать.

― Это сводит меня с ума. Ты сводишь меня с ума. ― Я знаю, что это неправильно, но дрожь охватывает меня при этих словах. Потому что Коул тоже сводит меня с ума. ― Думаешь, ты когда-нибудь сможешь простить меня за то, что я сделал прошлой ночью? Если бы я смог все вернуть, я бы это сделал. Иден, ты не представляешь, как сильно я об этом сожалею. Я…

Теперь моя очередь заставить его замолчать, приложив палец к губам.

― Давай просто забудем об этом. Хорошо?

Он кивает.

― Такого больше никогда не произойдет. Я даю тебе слово.

― Я верю тебе, Коул.

И я на самом деле верю. Ведь это тот самый мужчина, каким я его считала. Тот самый, что, как я надеялась, скрывался под тем опустошенным, задумчивым человеком с пляжа и дома через улицу. Тот самый, что смог изменить все во мне.

Мы стоим молча, практически нос к носу, по меньшей мере, несколько минут. Растворившись в океане его голубых глаз, я понимаю, что могла бы в них утонуть и умереть счастливой женщиной.

Когда его взгляд опускается на мои губы, я рефлекторно провожу по ним языком. Каждая моя клеточка жаждет его поцелуя.

― Мне нечего дать тебе, Иден. Я разбит. Больше, чем можно представить. Но, если хочешь, возьми то, что от меня осталось. Лишь это немногое я могу тебе дать.

― Это все, чего я хочу, Коул. Все, чего я хочу

Глава 17

Коул

Наши взгляды все еще прикованы друг к другу, когда я делаю шаг вперед и склоняюсь над ней. Я вижу, как трепещут, закрываясь, ее веки, и наши губы встречаются. И в этот момент мне нужна вся моя сила воли, чтобы не сойти с ума. Ее вкус… Боже! Это самое восхитительное, что я когда-либо пробовал. Когда я проникаю внутрь ее рта, то с трудом сдерживаюсь, чтобы не спешить. Каждый фибр, каждый нерв, каждый мускул моего тела хочет раздеть ее и опустошить. Прикоснуться губами к ее коже, исследовать каждую впадинку, попробовать ее на вкус.

Я не могу вспомнить, что хотел чего-то так же сильно. Когда-либо. Все в ней притягивает меня. Ее глаза, ее улыбка, ее смех, ее тело. Я хочу потеряться в ней. И так и происходит. Сейчас я не думаю ни о чем, кроме Иден. И эта передышка от привычной боли почти ошеломляет.

Я чувствую, как ее руки осторожно касаются моей груди. Мышцы тотчас же напрягаются в ответ на ее холодное прикосновение. Мои пальцы путаются в ее шелковистых волосах. Твердо удерживая ее голову, я проникаю глубже в ее рот, мучительно желая быть внутри нее.

Когда ее ладони скользят вниз по моей груди к животу, мое естество реагирует так быстро, что это почти болезненно. Я не могу сдержать стон.

Резко поднимаю голову вверх; чувствую, что практически потерял контроль.

― Иден, не стоит этого делать.

― Чего именно? ― спрашивает она. Взгляд ее широко распахнутых глаз невинный и сексуальный одновременно.

― Так прикасаться ко мне. Это… Прошло много времени...

Я чувствую на своем лице ее дыхание, когда она легко прикасается губами к моим губам.

― Для меня тоже.

Ее руки обвиваются вокруг моей талии, а губы прижимаются к моему горлу. Я чувствую прикосновение плюшевых холмиков ее грудей и стискиваю зубы, чтобы не сделать глупость. Я чувствую себя как бомба, готовая взорваться и снести, к чертям, целый городской квартал.

― Иден, я серьезно.

― Я тоже. Я не хочу, чтобы ты со мной сдерживался.

― Но я не хочу тебя ранить.

― Ты меня не ранишь.

― Я… у меня нет защиты. Я не планировал…

― Я долгое время ни с кем не была. Я чиста, ― шепчет она.

― Я тоже. Долгое время.

― И у меня стоит спираль.

Одно короткое предложение… Святой Боже! Это словно удар в живот. И в голове только одна мысль: убрать все преграды между нами, проложить путь внутрь нее, проникнуть в ее жаркое лоно, излиться в нее каждой каплей… Это почти моя погибель.

― Иден, подари мне всего лишь раз, и я отплачу тебе за это. Обещаю. В следующий раз все будет медленно. Но сегодня ночью…

Ее легкое «да» ― всего лишь выдох, и я отпускаю себя. Она просила не сдерживаться. Но, если бы она не сказала про спираль, вероятно, мне пришлось бы уйти и вернуться позже. Все или ничего. Сейчас только так.

Я обвиваю руки вокруг нее, прижимая ее к себе, всю, от губ до коленей. Чувствую каждый изгиб ее тела рядом с моим. И опускаю ее на коврик перед огнем. Мелькает мысль, что после будет время насладиться каждым дюймом ее тела. Но сейчас я должен оказаться внутри нее.

Расстегиваю пуговицу и тяну вниз молнию на ее джинсах, распахиваю их резким движением. Наши языки переплелись, и даже через ткань моих собственных джинсов я могу чувствовать ее жар. Моя плоть готова ее принять. Все мое существо сосредоточено на ней ― на том, как она пахнет, какова на вкус, на том, как я чувствую ее под собой.

Я слегка отстраняюсь, лишь для того, чтобы стянуть с нее джинсы и трусики. Откидываюсь назад, чтобы полюбоваться ей. Ее раскинутые ноги обнажают естество, мерцающее в свете камина розоватыми отблесками. Не в силах сдержаться, я склоняюсь над ним, касаюсь влажных складок языком.

Хочу насладиться ей хотя бы немного, опасаясь слишком бурной реакции моего тела. Но лишь только мой язык касается ее, моя трепещущая плоть восстает.

Здесь она такая же сладкая. И мягкая. Шелковистая. На несколько секунд я забываю обо всем; лишь ее вкус наполняет меня. Она как наркотик, меняющий сознание. Афродизиак. Она опьяняет. Вызывает привыкание. Внезапно накрывает желание получить больше, все, что она может дать. Скользнув под нее руками, я подхватываю ее ягодицы и притягиваю средоточие сладости ко рту; пью ее, словно воду из чаши.

Мой большой палец уже внутри нее. Она такая влажная. Под молнией джинсов моя плоть подрагивает от нетерпения. Я жажду почувствовать больше, попробовать больше, взять больше. Развожу ее ноги шире; сейчас я похож на изголодавшегося зверя.

Опускаю ее бедра на пол, проникаю внутрь двумя пальцами, чувствуя тугой захват ее тела. Рыча, тянусь к собственной молнии, зная, что, если не получу ее сейчас, может случиться конфуз.

Высвободив свою дрожащую плоть, я вытягиваюсь на Иден, захватывая ее губы поцелуем, вызывающим огонь в крови. Мои бедра ― меж ее разведенных ног. Опираясь на предплечья, чтобы убрать с нее мой вес, заключаю ее тело в некое подобие клетки. Слышу ее резкое дыхание, едва удерживаясь от попытки не обрушиться на нее всем телом.

Головка моего органа находит вход с безошибочной точностью, словно я был здесь раньше. Или, может, мне предназначено быть здесь. Будто я уже знаю ее тело.

Плавно скольжу на пару дюймов вперед; ее тело немного сопротивляется, приспосабливаясь ко мне.

― О Боже, Иден. Ты такая тугая. Такая тугая…

Не знаю, как еще сдерживаюсь. Должно быть, я сильнее, чем думал. И это хорошо. Иначе я бы не почувствовал, как ее руки сжимают мне плечи. Потому что они не удерживают меня рядом с ней. Они отталкивают прочь.

И тогда я понимаю, что тихие звуки, что вырываются из ее горла ― уже не стон удовольствия. Они наполнены страхом.

Я резко отодвигаюсь, словно обжегшись. Стремительно возвращается память о ее реакции прошлой ночью. Все предельно ясно.

Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на Иден. Испуганные, широко распахнутые глаза полны слез. Она смотрит на меня так, словно я незнакомец. Ее тело подо мной твердо, как доска.

― Иден, я сделал тебе больно? Боже, мне так жаль...

Ее дыхание прерывается, а голос дрожит, когда она произносит:

― Н-нет... М-мне жаль, Коул. Просто… я не могу. Не сейчас. Я… я не… ― Она начинает всхлипывать, и это мягкое рыдание рвет мне сердце. Что я сделал?

― Клянусь, я не хотел причинить тебе боль. Я… я… Боже, я такая задница!