Гостья сидела притихшая и спокойная, в беседе участвовала с неохотой, но зато слушала с большим интересом.

В один из моментов, когда все увлеклись спором о том, чьи же огурцы лучше – шотландские на парных грядках или английские грунтовые, Алиса, воспользовавшись всеобщим зашкаливающим уровнем эмоциональной вовлечённости в эту животрепещущую тему, повернулась к девушке.

– Жаклин, большое тебе спасибо, что ты приехала и своим присутствием украсила нашу старую, устоявшуюся компанию, мы очень тебе рады.

– Ой, ну что ты, Алиса, это мне было приятно, – мило улыбнулась гостья.

– Мне хотелось тебя еще раз попросить не отказывать моему сыну Александру в общении и компании там, в Оксфорде. Не бросай его там, пожалуйста. – Женщина говорила медленно, спотыкаясь на каждом слове. Она накрыла ладонь Жак, лежащую на столе, своей уже немолодой рукой. – Мне было бы несказанно спокойнее знать, что хоть некоторые выходные, хоть изредка, он будет проводить вместе с тобой и твоим мужем. Поверь, я об этом прошу не из-за излишней материнской опеки, вернее, не только из-за неё, – она помолчала, как бы раздумывая, а потом продолжила, – просто понимаешь… Александр… и все эти девушки…

«Понимаю», – подумала Жаклин.

– …они его постоянно преследуют…

«Угу».

– …и я переживаю…

«Я тоже».

– Когда у тебя будет сын, ты меня поймёшь. – Женщина мягко похлопала девушку по руке.

«Зачем же ждать так долго, – самоиронично подумала её собеседница, – я уже отлично тебя понимаю. А еще я тебе ужасно, просто, бешено завидую – сегодня вечером ты увидишь его. И завтра. И послезавтра. И можешь запросто с ним общаться. А вот я…»

– Не переживай, Алиса, Алекс очень умный, здравомыслящий парень, целеустремлённый. С ним всё будет хорошо, вот увидишь. – «Что там еще говорят в таких случаях? Ах, да…» – Я готова ему помочь, мы с Чарльзом всегда будем рады видеть его у нас дома.

– Спасибо, девочка. Я очень на тебя рассчитываю, – засияла женщина, очень довольная, что «девочка» так хорошо отозвалась о её сыне. – И еще… – она немного замялась, – мне не очень удобно говорить тебе то, что я сейчас скажу, но, пожалуйста, если тебе что-то не понравится в его поведении, если ты заметишь или узнаешь о нём что-то неладное или дурное, дай мне знать, пожалуйста, очень тебя прошу, – закончила она и как будто выдохнула. – Поверь мне на слово, у меня есть причины переживать за него.

«Ни секунды не сомневаюсь», – согласилась Жаклин про себя.

– Я, конечно, постараюсь, Алиса, но сегодня мы с Алексом разговаривали об Оксфорде, о его студенчестве – твой сын действительно сосредоточен на учёбе и очень серьёзно относится к своему будущему. Так что давай всё-таки будем надеяться, что у него всё будет хорошо.

– Я надеюсь, Жак, очень надеюсь. Спасибо тебе, – широко улыбнулась Алиса, утвердительно покачала головой и отвернулась к остальным за столом.

Вернее, они обе отвернулись друг от друга и увидели, что на них смотрит Эшли. Но её тут же отвлёк дядюшка Лам, и за столом продолжилась оживлённая беседа уже в полном составе и уже не об огурцах – на смену им пришел общественный транспорт.

А потом у Жак опять зазвонил телефон, который она на всякий случай взяла с собой за стол – надежды на то, что Александр может позвонить, не имелось практически никакой, но, тем не менее, она не смогла оставить мобильник у себя в комнате. Надежда умирает последней.

Извинившись, Жак вышла поговорить на улицу.

Звонила Сесилия Хэмонд – её подруга по работе. Этой женщине исполнилось пятьдесят четыре года, она работала сменной старшей медсестрой в больнице Черчиля вместе с Жаклин и очень часто совпадала с ней по дежурствам. Они подружились. Девушка вообще более охотно и легко сходилась с женщинами существенно старше себя – сказывалось с детства отсутствие рядом матери. Миссис Хамонд оказалась энергичной, контактной в общении деловой женщиной с тремя собаками, тремя уже взрослыми детьми. Она не знала, что её подруги сейчас нет в Оксфорде, и звонила, чтобы сказать, что Чейза Мэйсона опять привезли с кетоацидотической комой, и возможно, Жаклин захочет забежать, посмотреть парня.

Чейз Мэйсон был двадцатишестилетним парнем, ровесником доктора Рочестер, страдающим врождённым сахарным диабетом. Вдобавок к его лечащему эндокринологу, доктору Мону, Жак являлась его наблюдающим врачом. Этого молодого человека никак нельзя отнести к «лёгким» пациентам – он не всегда выдерживал нагрузки режима, у него заканчивалось терпение, Мэйсон срывался, забрасывал диету и доводил себя до комы.

Жаклин пояснила Сесилии, что очень жаль, но она сейчас не в Оксфорде, возвращается в пятницу и обязательно прибежит в субботу, как только сможет.

После чая, на кухне, когда она относила грязную посуду, проводив гостей, к ней подошла Эшли.

– Ты сегодня грустная, девочка. Что-то случилось? Не хочешь поделиться?

Девушка даже застыла. Она вмиг вспомнила, как когда-то, в институте, хотела делиться с подругами переживаниями и эмоциями по поводу амурных дел.

«Никогда. – Перед ней как будто мысленно захлопнулся невидимый шлагбаум. – Никогда я не смогу и рта открыть, рассказывая кому-нибудь о НЁМ. Никогда. И это не только из-за Чарльза».

– Да, – залепетала она, – звонила коллега с работы. Моего пациента опять привезли с комой. А я очень надеялась, что он наконец-то возьмётся за ум. Но увы.

Эшли, хотела было скептически сложить губы, но вовремя спохватилась.

– Мда, очень жаль. Хочешь, я согрею тебе молока с мёдом?

– Нет, спасибо, я лучше пойду попрошу у дядюшки что-нибудь почитать перед сном. Спокойной ночи, Эшли.

– Спокойной ночи, милая. – Женщина напутственно похлопала Жаклин по худенькому плечу.

Почитав на ночь «Сагу о Форсайтах» Голсуорси, Жаклин заснула, даже можно сказать, спокойно.

*

А вот проснулась – не очень.

Пробудившись и чуть повернувшись с боку на бок, она поняла, что её вот-вот вырвет, вскочила с постели и рванула в ванную.

Когда позывы к рвоте прошли, и вернуться вроде как не обещали, девушка начала чистить зубы и думать.

«Так, выводы пока делать не буду, может быть, это следствие вчерашней истерики, но что-то я раньше не замечала за собой психосоматики, откуда бы ей взяться? Больше ничего не болит. Даже голова. Ела я, вроде бы, всё тоже, что и все. Нужно спросить дядюшку и Эшли, и если рвёт только меня, то, Жаклин…, скорее всего, тебе нужно будет сегодня же купить тест на беременность».

Александр.

Она, конечно же, ни секунды не сомневалась, что будет любить своего ребёнка, кем бы ни был его отец. Но даже понимание, что вчерашняя её мечта о ребёнке Алекса – это всего лишь иллюзия, туманная дымка, сказка, не прибавляло ей восторгов о том, что у неё будет ребенок Чарльза. Слегка расстроившись, она даже постаралась покопаться в себе и всё-таки найти силы порадоваться ребёнку от своего собственного мужа. Но тщетно. В конце концов, ей ничего не оставалось, как сосредоточиться на том, что у неё просто будет ребёнок, её малыш, и это само по себе чертовски здорово.

Они с Чарльзом ни разу не обсуждали подробно тему детей. Как-то раз Жак забыла принять противозачаточные и, когда муж ночью начал свою обычную прелюдию, честно предупредила о возможных последствиях в виде беременности.

Тот удивился.

– Тебя это напрягает? Ты не хочешь детей?

– Я хочу. И стараюсь быть честной с тобой.

– Спасибо, детка. – Мужчина благодарно улыбнулся в темноте и чмокнул её в кончик носа. – Я это ценю. Но предлагаю рискнуть. А? Ты как?

– Я согласна. – Она улыбнулась и соблазнительно заёрзала на постели.

– Договорились. – И Чарльз с нетерпением набросился на неё.

С тех пор их контрацепция стала носить спонтанный, а не регулярный характер – Жаклин перестала пить таблетки совсем, и они начали предохраняться от случая к случаю.

Вообще, справедливости ради, нужно уточнить, что спонтанной контрацепция стала еще и вследствие неоднородности и большой вариативности характера их сексуальных контактов. Чарльз показал себя очень разным в постели. То страстным, но терпеливым любовником, тщательно заботящимся, чтобы его жена достигла оргазма, и пропуская её вперёд. Иногда же просто механическим трахателем, и тот факт, что Жаклин не смогла кончить, обозначал примерно такой фразой: «Что, не кончила, да? Не подсуетилась? Не успела? Ну, ничего, в следующий раз». Иногда он был каким-то излишне нежным и излишне ленивым – то почти уже засыпал, то опять просыпался и принимался за то, на чем закончил, а иногда начинал сначала, с прелюдии. Такую его манеру Жаклин особенно не любила.

И как-то с течением времени сложилось, что она тоже стала в постели вести себя очень по-разному. Иногда отвечала Чарльзу со всей своей страстностью и настраивалась с ним, что называется, «на одну волну». Иногда просто ждала окончания всего этого… этого. Иногда предпринимала сама первые шаги, а порой с трудом находила в себе отклик на поползновения мужа, а изредка и не находила, а предлагала всё это отложить ненадолго, повременить, так сказать. Единственное, чего она никогда, ни разу, не делала – не симулировала оргазм. Не понимала этого, не чувствовала потребности, не видела смысла и не ощущала необходимости.

Но, поскольку её муж являлся для неё первым и единственным сексуальным партнёром, и сравнивать ей было практически не с кем, то девушка не чувствовала себя как-то обделённой или неудовлетворённой, никогда не предпринимала попыток поговорить, что-то изменить и тем более не жаловалась мужу и не пеняла ему.

И вот, скорей всего, они попались.

«Ну что же, если бы Александр меня принял и поманил за собой, я бы, не задумываясь, развелась с Чарльзом и пошла за этим мальчиком хоть на край света, или даже дальше. – Собираясь в аптеку за тестом на беременность Жак. – Но раз нет, значит, нет. Так тому и быть, Чарльз – моя судьба. Алекса не смогла «потянуть на себя», может, показалось, что он – тот самый. Увидела красавца, вот и причудилось, – упорно игнорировала она тот факт, что сначала что-то почувствовала к парню, а потом уже его рассмотрела.

Тест оказался положительным.

«Я беременна! Ну, надо же! Это та-а-а-а-а-а-ак интересно. – Жаклин сидела в холле и с лёгкой улыбкой на губах просматривала дядюшкины записи в медицинском журнале. Периодически девушка клала себе руку на низ живота, как бы пытаясь дотянуться до своего будущего малыша.

Увидев две полоски, она тут же подсчитала время с последних месячных и поняла, что у неё срок примерно три-четыре недели. Задержка насчитывала дней двенадцать – тринадцать, но Жак не очень этому доверяла. Такое с ней уже случалось. Однажды её месячные задержались на месяц без малого. Она дважды покупала тесты, и они оба оказались отрицательными. И вот сейчас…

Жаклин ни на минуту не могла забыть о своей беременности, и ей в голову лезли все эти гинекологические термины, некоторые из которых она помнила еще с университета. Её это жутко раздражало, и она постаралась как можно поглубже запихнуть в себе медика, доставая поближе обычную женщину – будущую маму.

Влюблённая, конечно же, даже сейчас не смогла заглушить в себе надежду еще раз перед отъездом увидеть Александр, хоть издали, хоть просто в машине, хоть одним глазком. Но её надежды рухнули вечером, когда приехавшая с работы Эшли рассказала, что сегодня сама занималась кафе, потому что Алиса сидит дома и делает примочки своему сыну, который сильно ушибся на футболе.

– Что-то серьёзное? – тут же подскочила врач. – Может, я могла бы чем-то помочь?

– Жить будет, – жизнеутверждающим тоном отрезала Эшли, запихивая хлеб и булочки в хлебницу на кухне. – Лежит, стонет, бесится от своей беспомощности, пьёт обезболивающее, меняет компрессы и ждёт, когда всё пройдёт.

«Даже если мы и встретимся с ним в Оксфорде, я уже буду глубоко беременной. Прощай, Александр, – начала было Жаклин, но её остановила эта дурацкая привычка быть честной с самой собой. – Нет, не могу. Не могу так с ним. Он мой». – И у неё даже высохли навернувшиеся было слёзы.

Домой беременная женщина приехала вся загадочная и предвкушающая. Дорогой она думала, как преподнесёт Чарльзу эту радостную новость. А то, что для мужа её беременность будет новостью радостной, жена не сомневалась – Чарльзу уже всё-таки тридцать два, наверняка он уже готов стать отцом. Хотя… вот если положить руку на сердце, то она почему-то больше представляла Алекса – отца, нежели Чарльза. Вот как-то младший МакЛарен быстрее рисовался у неё в голове возящимся с малышом на ковре, гуляющим с коляской, кормящим из бутылочки. Чарльз в этих картинках как-то не прописывался. Ничего вразумительного по поводу своих ассоциаций сказать она не могла, поэтому просто объяснила их своим сильным чувством к молодому человеку, и всё.

Муж, как и договаривались, встретил её в Бирмингеме и, распаковав дома чемодан, Жак первым делом вручила ему бутылку «Banff», на которую повесила маленькую открыточку с вклеенным в её разворот отрезком с двумя полосками.