«Мне опять повезло, что я попал в зависимость к Жак, а не к какой-нибудь дуре», – порадовался мужчина и, подумав об уме своей женщины, вспомнил кое-что важное.

– Кирк ничего не спросил меня про Джесс, – проговорил он задумчивым, но не тревожным голосом.

Девушка не ожидала такой темы, поэтому в растерянности распахнула глаза и закусила верхнюю губу.

– Он ведь знает, что ваш брак по расчёту.

Мужчина вздохнул.

– Да, но для него Гордон должен быть членом клана Бикстер. Точно так же, как и Эдельвейс. – Жаклин молчала и поэтому парень продолжил: – И, если он не интересуется его судьбой, значит… значит, – Александр вздохнул, – либо слепо полагается на меня, что я не брошу своего ребёнка, либо уже догадался, что это не мой сын.

Жаклин задумалась.

– Я думаю… – она потёрла кончик носа, отвернувшись в окно и глядя на улицу Saint – Charles, по которой они проезжали в это момент. – Насколько я за ним понаблюдала – его либо всё устраивает, либо ему всё равно. Мне он не показался затаившимся, – повернулась она к пареню.

Тот поднёс её руку к губам и поцеловал.

– Мне тоже.

– А ещё мне кажется, что это Тильда сумела его так… обработать. – Александр взглянул на девушку и обаятельно улыбнулся. Именно обаятельно. – Вот говорят же, что муж голова, а жена – шея. Вот она и есть такая… шея.

– Что же, – сложил губы дудочкой парень. – Тогда нам с ней очень повезло.

– Угу, – в задумчивости мелко закивала Жаклин.

А в ресторане выяснилось, что лишней была не квартира, вернее, не только она, лишним был как раз-таки этот ужин.

Александр, так тот сразу заказал что-нибудь, что быстрее проглатывается и не требует тщательного пережевывания. Не дошли они ещё до той стадии, когда могли свободно, сидя друг напротив друга и расслабляясь вином и приглушенной игрой на рояле, отдаться гастрономическим изыскам, пусть даже и награждённым звёздами Мишлен, а под них – предвкушению и соблазнению. Пока хотелось только секса. Грубого, прямолинейного и результативного. Любимого тела под ладонями, любимых губ на своих губах, любимых стонов в ушах – близости. Дорваться, наконец, друг до друга.

Блюда были отменными, сервис сказочным, обстановка обволакивающей, но сожрать хотелось только друг друга. И хотелось очень сильно. Всю трапезу они просидели, почти не разговаривая и давясь вкуснятиной, и слюна выделялась только в предвкушении ночи.

Наконец Александр не выдержал и рассмеялся.

– Чёрт бы меня побрал, – запустил он себе руку в волосы.

Жаклин лишь целомудренно улыбнулась, но ту же кокетливо, как ей показалось, на французский манер, состроила парню глазки.

В квартиру они ехали на такси ресторана. Алекс так и не понял: как ему удалось не напасть на Жаклин на заднем сидении. Он решил, что если выдержит сейчас, то сможет сдвинуть земную ось, если понадобится. А когда они вошли в обозначенный подъезд, то перед ними сразу же предстала кованая решётка лифта.

Оба застыли. Парень ни секунды не сомневался, что земную ось он, может быть, и сдвинет, но вот лифт, чёрт бы его побрал…

«Мы в нём застрянем к чёртовой матери, – закусил он щёку изнутри. – До утра».

Был вариант добираться до последнего этажа по лестнице.

«Долго», – рубанул про себя Александр и решительно взялся за ручку решётки.

Двери ещё не успели встать на место, а он уже прижал Жаклин к стене собой, распластал руки по стене и впился ей в губы.

«Всё», – последнее, что он подумал, а дальше – провал.

Вспоминая спустя некоторое время всё, что случилось в этой квартире, оба сошлись на слове «угар».

Самозабвение, сладострастие, ликование и умопомрачение, безудержное проявление желания. Оно здесь буквально царило или даже царствовало. Алчное, адское, жгучее, агрессивное, дикое, звериное, всё подчиняющее и всепоглощающее. Желание интимного, примитивного плотского контакта и желание любви одновременно. Любви давней, проверенной временем. Временем длиной в четыре года. Четыре долгих сложных года.

Почувствовав её нежное тело с изгибами и выпуклостями по всему своему твёрдому и плоскому, Александр перестал понимать: кто он, где он, почему и каким образом. А вместо ощущения себя, внутри всплыли воспоминания, каково это, когда его разрывающийся от желания и возбуждения член сжимают тесные упругие стеночки её тёплого, мокрого, скользко влагалища.

«Фак!»

Парень утробно кратко рыкнул, и с желанием сжал – наконец-то! – её крупные манящие груди и почувствовал, что лучше ему быть уже не может. Это было аптекарски чистое отборное наслаждение. Рай.

А Жаклин в это время сильно прижатая довольно крупным твёрдым сильным мужским телом, вроде бы должна была чувствовать стеснённость, но её наоборот распирало от лёгкости и какого-то внутреннего полёта. Александр даже не почувствовал, как она вытащила из его классических чёрных брюк рубашку небесно-голубого цвета. Положив ладони на его обнажённое, такое родное, долгожданное, желанное, любимое тело, она принялась водить ладонями по спине парня, чувствуя, что «улетает». Ей до умопомрачения захотелось раствориться сейчас в этом человеке, слиться с ним, соединиться, сделать так, чтобы даже сам Господь Бог больше никогда не смог их разъединить. Гарантированно.

Чтобы то, что поддерживает в них жизнь, было одним на двоих. Чтобы никто и никогда не отнял у неё человека, который является для неё кислородом, который она вдыхает и не разлучил её с тем, кто с кровью течёт по её артериям. И даже то, что теперь у Алекса кололась щетина, воспринялось Жаклин как вишенка на торте.

В принципе, лифт их вполне устраивал бы, но тот быстро приехал.

Двери открылись. Они, не в силах разъединиться, неловко вывалились наружу, и Александр нащупал у себя в кармане ключ, который им дала Матильда. Дверь открылась после третьего щелчка, а квартира оказалась вполне ожидаемой. Пахло залежалым текстилем, пылью, деревом, какойто химией и засохшей канализацией. Все предметы мебели были накрыты большими кусками флизелина.

Гостиная начиналась сразу от прихожей, без коридора и перегородок, но даже до неё они дошли не сразу.

Как только дверь захлопнулась, Александр опять прижал Жак к покрашенной стене за входом и тут уже дал волю рукам. Он мял её грудь своими загребущими, вместительными, красивыми сильными ладонями, сжимая и возбуждаясь от её размеров, мягкости и упругости, а потом в такой же манере пустился по всему остальному, к чему мог дотянуться.

– Малыш… – выдохнул Александр каким-то не своим, чужим голосом и, не договорив, опять принялся с жадностью сминать её губы. Она тут же раскрылась ему навстречу и ответила на поцелуй, уже расстёгивая свой ремешок. Он надавливал языком у неё во рту на всё подряд, дотягивался и полизывал, взрывая себе голову и пах, от того, до какой степени они могут проникать друг в друга, и как далеко готовы впустить. До конца. До дна.

А малыш в это время жалела, что у неё не десять рук, тогда бы она могла одновременно и зарываться ему в волосы, и рвать пуговицы на рубашке, и водить руками по этому стройному любимому телу, и уже расстёгивать ремень и ширинку и лезть в штаны.

Хотелось одного – дорваться. Заполучить.

Немного удовлетворив потребность в поцелуе, Жаклин высвободилась и развернулась к Алексу спиной. Там имелась молния. Он аккуратно провёл собачкой по всей длине застёжки (с молниями не шутят, когда одежда в единственном экземпляре), и платье разошлось в стороны, открывая вид на такую красивую, тонкую, изящную, такую манящую женскую спинку. Александр, расстегнув застёжку бюстгальтера, с желанием прошёлся языком вдоль позвоночника, как бы собирая всю сладость с поверхности кожи девушки. Она пахла женщиной и была на вкус как женщина.

Любимая женщина. ЕГО женщина. Одна единственная на всём белом свете, которая заставляет плавиться и терять рассудок только лишь от прикосновений и поцелуев. Потом он поцеловал и лизнул её в плечико и шейку, просунул руки под одежду. Но Жаклин тут же развернулась и принялась высвобождаться из одежды и, естественно, запуталась, но и это уже было не важно, потому что Александр тоже помогал, забыв про то, что сам ещё одет полностью.

Девушка, спустив платье к ногам, вышла из него и откинула в сторону бюстгальтер. Александр понимал, что ему тоже нужно раздеться, но оторвать руки от её голых грудей пока не мог. Оставшись в одних трусиках, Жаклин видя, что от парня адекватного поведения и помощи ждать не стоит, принялась расстёгивать ему ширинку сама. А тот в этот момент пробовал дотянуться ртом до сосков, но было не очень удобно.

– Боже… у меня такое чувство… что мы сейчас разобьёмся на большой скорости, – запыхавшись, проговорила Жаклин. Она хотела хоть разговорам выяснить состояние мужчины и немного его очнуть, и у неё это даже получилось.

– Насмерть, – выдавил-таки из себя Алекс, не отрывая полоумного взгляда от полуголой девушки и освобождаясь от джинсов с боксёрами и сдёргивая с себя рубашку, и отшвырнул её в сторону в такой же манере, как она минутой назад куда-то отшвырнула бюстгальтер.

– Жаклин, малыш, – выпученными ошалелыми глазами уставился он на её трусики.

– Рви, – прозвучала команда.

Александр взялся за швы на её бёдрах, послышался треск ткани, потом ещё раз.

– Фух, – выдохнул мужчина, и улыбнулся, а Жаклин успела хихикнуть, но в следующее мгновение её уже подхватили под ягодицы сильные руки и понесли к дивану.

И на этом занятие любовью внезапно оборвалось, и начался животный трах.

Оба понимали, что после такой разлуки для того, чтобы дорасти, дотянуться до способности смаковать и наслаждаться каждым мгновение нужно иметь хотя бы отчасти вменяемое состояние, а таковое им пока и не снилось. Поэтому дальше началось даже не остервенение, нет – бешенство. Болезненное, нездоровое бешенство. У обоих была четырёхлетняя боль за плечами. Они мечтали и грезили о том, что сейчас происходит ни одну ночь и даже не месяц, а четыре грёбаных года.

Он вдалбливался в неё остервенело долго и исступлённо трудно, однако же с упоением, и к несказанному удовольствию обоих. Этот первый оргазм появился отнюдь не по щелчку пальцев и дался ему далеко не сразу. Жаклин была счастлива: у парня давненько не было секса. Уж врача-то он не провёл бы. Понимая, что и себе с оргазмом тоже нужно помочь, она потянулась руками к клитору и начала его ласкать.

Для Александр такой манёвр оказался сродни мощному впрыску афродизиака. Увидев, как Жаклин своими тоненькими пальчиками ласкает себя между ног, у него выстрелило сначала в мозгу, почти одновременно с этим в паху, он взвыл, вскинув подбородок вверх, и его затрясло так, что, если бы не нарастающий оргазм, мужчина реально испугался бы – такое с ним впервые, так его ещё не колотило никогда. Вымученный конвульсиями, он взревел, словно раненый медведь. Его буквально истязала и пытала сладостная эйфория, он упивался своей блаженной мукой. И Жаклин тоже. После того как она увидела, как его всего корёжит, а потом взрывает наслаждением, её одолело чувство победы.

Это было счастье. Даже не переведя дыхание, пара принялись целоваться, ласкать и любовно поглаживать друг друга. Оба блаженно улыбались. Александр нежил ладонями любимую женщину, которая только что заставила его вспомнить: как же это чертовски здорово, когда твоё тело идёт рука об руку с нутром, с душой и сливается с ним в синхронном экстазе. Какое же это счастье – купаться в этих беспрецедентных ощущениях наслаждения и плавиться от её близости, от её кожи, губ, рук и проливаться на неё горячим, обжигающим дождём чувства обожания, желания и любви и оставить в ней своё семя, частичку себя.

Жаклин же в этот момент вообще мало что понимала. Счастье текло по её венам, кружило вихрем в голове, щекотало кончики пальцев и душу. Он был с ней, её Александр, её любимый, горячий, упрямый, своенравный мальчик. Он дарил ей себя. Всего себя, без остатка. Она впитывала его всей кожей, ловила каждый душераздирающий стон наслаждения, и еле уловимый, слабый, страдальческий хрип желания.

– Малыш, – Александр не выдержал первым, – я хочу с тобой на остров. Хочу тебя на песке… в воде…

Жаклин захихикала.

– Ты такой романтик… – вымученно выдавила она, – Александр МакЛарен.

Тот провёл поцелуями по животу Жак, как бы намекая и приготавливаясь к следующему раунду.

Он с обожанием ласкал её грудь, похлопывая по ней чтобы та красиво колыхалась. Жаклин с готовностью выгнулась ему навстречу. Полизывая и ссасывая соски, парень потянулся рукой девушке между ног.

– М-м-м… кайф, – ощутил он там следы своего недавнего пребывания. – Это ничего, если ты завтра не сможешь ходить?

«Да-а-а! Господи, как давно я этого ждала!» – вырвалось у Жаклин про себя, и она даже рискнула быть оригинальной.

– Господи, как давно я этого ждала!

Парень поймал её руку и положил себе на член и яички.

Жаклин принялась гладить и сжимать его ствол, не забывая и о единственном внутренне-наружном парном органе.