Смущённо заулыбавшись, он протянул руки к дочери и бережно обнял её. А притянув к себе, уткнулся лицом в субтильное тельце ребёнка с плохим аппетитом.

– Зашибись… чума, – проговорил он в её кофточку с аппликацией в виде мельницы-цветка.

Дэлли заулыбалась, потому что ей сделалось немножечко щекотно, а папа отстранился и, подняв к ней лицо, распахнул свои «тюльпаны» и посмотрел на дочь как на первый восход солнца в своей жизни. – Родная моя, – и поцеловал Дэлли в щёчку.

Жаклин всю аж затрусило. Она столько лет представляла эту картину, так ждала этого момента, но, когда мечта сбылась, девушка почувствовала, что вот-вот не выдержит. Ей захотелось выйти из комнаты и, не то заорать на улице на весь хайлэндс нечеловеческим криком, не то разрыдаться на всю Шотландию.

К тому же ещё и Александр в этот момент своей мимикой и движениями напомнил Жаклин женщину. В нём засквозила женская реакция. Даже там, у неё в прихожей, будучи полностью эмоционально раздавленным и разбитым, со слезой на щеке он оставался типичным верным представителем сильного пола. Таким же упрямым, замороченным и брутальным. А вот здесь, сейчас, Дэлли двумя словами сняла с него всю эту мужественность и силу. Мама уже действительно хотела было выйти, чтобы не смущать папу своим свидетельством его слабости, и не делать уязвимым ещё больше, но тот вовремя спрятал лицо в кофточке дочери.

Всех выручила Дэлли.

– Ты почитаешь мне сказку про собак? Помнишь?

– Конечно, помню. Тащи книжку.

– Ой, я забыла её взять, – картинно-театрально всплеснула руками Жаклин, потому как на этот раз книжки решила не брать. – Расскажи ей лучше какую-нибудь историю про себя. – Хитрая мама подумала, что если уже от папы как от чтеца нет никакого толку, он всё равно ничего не читает, а только балуется, то пусть тогда лучше что-нибудь рассказывает.

Александр МакЛаренк своим двадцати двум годам, само собой, уже накопил довольно изрядный багаж историй, которые, что называется, было приятно вспомнить. Но вот что касалось рейтинга этих воспоминаний, то тут закралась большая проблема. Да что там, просто беда. Одна только лишь вечеринка у него дома, когда мать уехала с Дженни в Бат лечить сестру от пневмонии, чего стоит. По приезду родительница ещё долго находила в квартире то тут, то там женские кружевные трусики и ходила с ними за Алексом по пятам, требуя объяснений.

Поэтому папа как-то так сразу же завис, закатил глаза под лоб, но быстро оживился и рассказал про то, как в одну из поездок в горы в район Turriff у них палатку с продуктами снесло ветром и всё намокло под дождём. Естественно, МакЛарен умолчал: сколько перед этим было выпито.

Проспавшись, парни поняли, что остались почти без еды, и направились на ближайшую ферму разжиться продуктами. Он очень красочно и в подробностях описал, как они с Луском залезли в курятник и хотели просто собрать яиц, но тут заметили крупного жирного петуха. Налётчики гоняли этого красавца по всему курятнику, а потом Александр подпрыгнул, поймал, но зато упал спиной в кладку с яйцами.

Дэлли смеялась и хлопала в ладоши, а Жаклин мотала головой в неодобрении.

– На фермах всегда много собак. Вас могли собаки покусать.

И все обернулись на лежавшую тут же, у входа в спальню, Сулу. А потом свои истории об экспедициях начала рассказывать Жаклин, и под звуки её спокойного, умиротворяющего голоса Дэлли закрыла глаза на четвёртой минуте. Александр отнёс дочь во вторую спальню, а потом вернулся к своей женщине, и они уснули, как ложки в буфете с той лишь поправкой, что с внешней стороны спала Жаклин и, постоянно просыпаясь, щупала лоб своему больному.

В один из моментов, он проснулся и заворочался.

– Тебе плохо? – подскочила Жак.

Тот ответил не сразу.

– Жаклин… – как-то глухо позвал он.

– Что? Что, Алекс? – поднялась девушка на локте. – Что ты хочешь? Может, тебе чаю сделать?

– Жаклин, Дэлли действительно назвала меня папой, или мне приснилось? Я никак не могу понять.

Женщина в изнеможении рухнула назад на подушку.

Наутро Александр почувствовал себя лучше. Но поскольку насморк не давал нормально жить, Жаклин всё-таки пришлось дать ему таблетку Антифлу.

В принципе, гора оказалась не такая уж и сложная. Да и тропинка шла не круто вверх, а всё время вдоль склона. Поэтому путешественники и оглянуться не успели, как оказались на вершине.

Александр всю дорогу держал Дэлли на шее, придерживая её руками за ножки в кроссовках, а Жаклин первое время вела на поводке охотницу за кошачьими скальпами, и спустила её, только когда верхушки прибрежного леса оказались под ногами.

Мама воспользовалась тем, что Дэлли назвала Александр папой как отмашкой, и теперь начала по случаю и без обращаться к парню не иначе как «папочка». Сегодня от неё то и дело было слышно:

– Дэлли, не болтай ногой. Папочке неудобно тебя удерживать.

– Папочка, у тебя нет температуры? Дэлли, потрогай папочке лоб.

– Папочка, а ты здесь где-нибудь купался? Здесь есть озёра с песочным грунтом?

Александр поначалу иногда даже вздрагивал и оглядывался на девушку, думая, что она шутит или подтрунивает, но потом понял, что Жаклин просто хочет приучить дочь слышать это слово постоянно, сделать его обычным, или даже незаметным. Чтобы оно не резало слух и не заставляло ребёнка напрягаться.

На этот раз вид с горы оказался немного другой, нежели тот «лунный» пейзаж на Torridon. Сейчас под ними простиралась не дикая, неказистая суровая природа севера, а более живой, затейливый ландшафт центра. Горы вокруг Катрины выглядели как холмы, поросшие кустарником, хотя это всё только казалось из-за немалых расстояний, и на склонах произрастали всё-таки деревья. Небольшие каменистые включения разнообразили внешний вид берегов, сделали его более интересным, эклектичным. Здесь и речи идти не могло о заснеженных вершинах, но, тем не менее, картинка дух захватывала.

Дэлли смотрела на всё это ещё более удивлёнными и ошарашенными глазами, чем в Диснейленде.

– Ого! Мам, ого! – оглянулась она на Жаклин.

Издалека хребты соседних гор, точно таких же как та, на которой они стояли, казались чуть ли не лезвием бритвы. Но под их ногами вершина составляла в ширину футов десять-пятнадцать. К тому же почва здесь была довольно плотно утоптана – судя по всему, со стороны гостиничного комплекса сюда поднимались частые гости.

Жаклин всё ждала, что Алекс что-нибудь скажет или даст понять: как он ко всему этому относится, но парень молчал. Он выглядел как человек, которому просто полегчало.

«Как он будет в Нью-Йорке без этого? – озадачилась женщина. Она доподлинно знала, что в США найти горы – не проблема, но вот смогут ли они приносить МакЛарену такое же облегчение. – Если не получится, будем летать сюда. И ездить в тот дом под стеклом», – закусила нижнюю губу она.

Говорят, что спускаться всегда труднее, чем подниматься. Но со стороны гостиничного комплекса постояльцы вытоптали предостаточное количество тропинок. Выбирая наиболее удобные из них, семья уже почти приблизилась к территории комплекса, как увидели сбоку, слева, небольшую смотровую площадку, открывающую прекрасный вид на озеро Катрина. Вернее, на ту его часть, что прилегала к гостинице. От самого подножия к площадке были проложены ступеньки. Решив воспользоваться этим благом цивилизации, Александр отпустил Дэлли, справедливо полагая, что по ступенькам дочь сможет спуститься и сама.

Эдельвейс оступилась и полетела вниз где-то в середине пути. Благо не далеко, потому что впереди неё спускалась Сула, и ребёнок упал больше на собаку, чем на каменные ступеньки. И сильнее испугалась, нежели ударилась.

Папа подлетел к ней и подхватил быстрее,

чем она успела вообще, что-либо почувствовать, но рёву всё равно было много.

Может, даже больше от своего упущения и неосторожности, чем от боли. Жаклин, спускаясь последней, кинулась было успокоить ребёнка, но потом, невольно засмотревшись на то, как это делает Александр, отступила.

– Ну-ну, не плачь. Ну, моя каирдеач, – перешёл он на гэльсикй и дальше продолжил нашёптывать что-то дочери, перемежая английские и гэльские слова, вытирая слёзы со щёчек малышки и легонько, невесомо целуя её личико.

Наконец Дэлли, отложив свои разборки с судьбой в виде злых ступенек, начала прислушиваться к тому, что говорит её папочка. Она всхлипнула ещё пару раз по инерции, после чего уставилась на его губы, как бы желая не только услышать, но и увидеть слова, вылетающие из его рта, чтобы по их виду распознать, что они означают.

Папочка не выдержал и заулыбался. Потом засмеялся и прижал к себе дочь сильно-сильно.

– Пойдёмте, покушаем. Я есть хочу, – взял он её поудобней, и направился вниз.

Жаклин очень хотелось убить их официантку. Спустить её с тех ступенек. Эта рыжая «швабра» не обращала ни малейшего внимание даже на то, что у симпатичного клиента имеется дочь. Очень на него похожая, между прочим. Да. Эта непрофессиональная девица всё время крутилась возле их столика и посылала Алексу такие флюиды, что хоть топор вещай. Во всяком случае, Жак ощущала их довольно отчётливо. От метода эмоционального взрыва девушку спасло только то, что симпатичный клиент, воспользовавшись тем, что сегодня неплохо кушала даже Дэлли, её не нужно было уговаривать, не обращал на официантку внимания не больше, чем та на его дочь, а полностью отдался еде. И хотя, кажется, от этого только ещё больше вырос в глаза рыжеволосой работницы гостиничного комплекса, но вот она, взаимностью похвастаться, увы, так и не смогла.

Жаклин казалось, что ещё чуть-чуть и эта кокетка выхватит у Александр тарелку из-под носа и прикажет обратить внимание на себя.

«Хоть бы она так и сделала, – представила Жаклин картинку. – Ей тогда жить останется четверить секунды», – посмотрела она, с каким аппетитом её мужчина поглощает картошку со свининой в луке.

Возвращались уже без приключений и в обход горы.

К вечеру Александр сделалось хуже, но он долго не мучился, а лёг и уснул.

На следующий день, ещё немного побродив по окрестностям, после обеда они вернулись в Глазго.

Чем ближе подъезжали к городу, тем серьёзней и сосредоточенней становился папочка. Жаклин поняла, что он что-то задумал, но молчала.

Только лишь появившись дома, парень отвёл её в сторону.

– Я сейчас еду на кладбище. – Он очень серьёзно и даже как-то нервно посмотрел на девушку.

Она в растерянности оглянулась по сторонам, потом запустила руку в волосы и наконец кивнула.

– Да-да, ты прав. Я с тобой. Давай не будем брать с собой Дэлли. Пусть она останется с Алисой.

Александр тоже кивнул, и его лицо смягчилось.

Они оставили дочь бабушке, а сами направились на Сайтхилл.

Ворота кладбища были распахнуты, поэтому Алекс въехал сразу на территорию. Он остановил машину возле небольшого пятачка с лавочками. Найдя нужную аллею, парочка прошла вдоль, выстроившихся в ряд на лугу могильных обелисков, чем-то напоминающих каменных великанов.

Но у мистера Фортескью плита оказалась невысокой и небольшой. К своему стыду, Жаклин её видела впервые.

– Здравствуй, дядюшка, – поздоровалась племянница с надписью на плите. – Это мы.

Александр молчал. Девушка тоже затихла. Мужчина искоса наблюдал за Жак и когда убедился, что она не плачет и не расстраивается сильно, обнял за плечи и впился в губы жадным поцелуем. Так обычно целуют, когда не хотят, чтобы видели их лица. Оторвавшись, он ободряюще сжал её ладошку и сделал шаг в сторону. Девушка вопросительно вскинула на него голову.

– Не ходи за мной, – отстранённо чужим голосом попросил её парень. – Встретимся возле машины, хорошо? – попятился он по направлению к восточной части кладбища. – Жди меня там.

Она мелко закивала.

– Да-да, хорошо.

Александр развернулся и отправился прочь.

Шагал он быстро, очень быстро, но по мере приближения к могиле отца, его прыть постепенно сходила на нет. По ряду, где лежал мистер МакЛарен-старший, его сын уже шёл тяжёлым, грузным шагом. Наконец, он заметил знакомый обелиск и, подойдя, остановился напротив.

Теперь они были вдвоём: он и отец.

Александр последнее время всё чаще и чаще вспоминал отца, сам того не желая. Открывая и узнавая: каково это, быть папочкой, он поневоле сравнивал себя со своим родителем. И скорее всего, этого уже не изменить.

Но сейчас он пришёл не за этим. Ему очень, очень-очень, ещё раз, хоть на минуточку, захотелось побыть сыном. Сыном своего отца. Говорят, что дети перестают быть детьми, когда сами становятся родителями. А у Александр внутри свербело обратное: дети становятся настоящими, полноценными детьми, с отдачей, мощной обратной связью, пониманием, но уже без эгоизма, потребительского отношения и грубости, только когда сами становятся родителями и он – первое тому подтверждение.

К тому же, даже если у человека будет десять детей, для своих родителей он так и останется ребёнком. Парню очень хотелось, чтобы отец мог бы порадоваться своему сыну, ставшему отцом маленькой девочке Эдельвейс. Но тот не дождался. Ушёл. Ему это не показалось интересным, не нашёл он такое важным. Александр вспомнил Дэлли. Неужели ему может когда-нибудь сделаться неважным её успехи, её жизненные шаги?