– А по-хорошему пригласить было нельзя? – выговаривала ему «ежиха», всё-таки направляясь в вагон и унося с собой своё яблоко. Александр проследовал за ней.

– А ты бы согласилась?

– Нет, конечно. И что? Это повод для таких вот похищений?

– Да.

Она тут же на ходу резко развернулась и молча зло вскинула на него глаза.

– Шутка. – Шутник удерживал хохот уже практически на своих губах, сжав их в узелок.

Девушка сжала свои в тонкую линию, а потом четко произнесла:

– Ха. Ха. Ха.

И тут Александр прорвало. Он сначала затрясся в немом смехе, прикрывая рот ладонью с пакетом на запястье, а потом уже засмеялся в голос.

Жаклин в ответ сначала улыбнулась, потом хихикнула, а потом тоже засмеялась.

– Давай присядем здесь. – Алекс показал на места за столиком, решив действовать, пока она не сменила милость на гнев. – Господи, да поставь ты это яблоко раздора, что ты в него вцепилась!

Кроме них, в вагоне сидело еще человек десять – тринадцать, не больше. Но все они расположились в глубине вагона, подальше от дверей.

Парень приземлился возле окна на место за столиком, спиной к движению поезда. Он положил пакет в кресло рядом, потом снял рюкзак и бросил следом. Там же, секундой позже, лежала и его дублёнка. На нём осталась тёмно-синяя толстовка с воротом «поло».

Жаклин, не выпуская свой подарок из рук и даже не расстегнув пуховик, плюхнулась напротив.

Она даже не положила, а как-то водрузила коробку с яблоком на стол перед собой, потом передвинула её по поверхности двумя руками Алексу, прямо до самого края с его стороны.

– Выкладывай, – сказала она тоном психоаналитика, сложив уже пустые руки на столе.

– По поводу? – удивился тот, засучивая рукава толстовки до локтя и отодвигая яблоко в сторону.

«Окно к твоим услугам, Жаклин, – не давала себе расслабиться девушка. – Туда и смотри. Он не виноват, что у него что руки, что лицо, что ключица в расстёгнутом вороте толстовки, что… всё».

– Что значит «по поводу»? Выкладывай – как ты дошел до жизни такой?

– Какой «такой»?

– Ну… – она осмотрела вагон, – людей похищаешь средь бела дня.

– Виноват, исправлюсь – в следующий раз я украду тебя ночью.

Жаклин молча несколько секунд смотрела на него.

– Рецидивист, – произнесла она на манер любящей матери, отчитывающей сына за грязные штанишки.

– Даже не сомневайся. – «Сынишка» слегка подался вперёд и поставил локти на стол.

– Кстати, ты знаешь, этот прецедент станет «жемчужиной» и достойным украшением твоего досье. – «Мамаша» тоже поставила локоть на стол и подпёрла кулаком подбородок.

– Я стараюсь. – Он игриво выпрямился.

«Плечи. Шея. Боже», – вздохнула про себя Жаклин.

– Вижу. Ну так как там насчет того, кто сегодня к тебе не пришел, и вместо кого я тут… сижу…и еду.

Александр застыл, и девушка поняла, что попала в точку. «Тюльпаны» «забегали» и «запрыгали» по пространству вагона, знаменуя этим бурную мозговую деятельность. Потом красавец как-то так поник всем корпусом и потупил взгляд.

– Я бы не хотел об этом говорить, – и посмотрел девушке прямо в глаза. – Можно? Длинная и неинтересная история.

Та растянула губы и кратко закатила глаза.

– Будешь должен. – Она усиленно вспоминала слэнг, на котором разговаривала, когда ей было восемнадцать.

«Мой Бог, хоть бы не перестараться, изображая тут из себя молодуху».

– Договорились.

– А о чем бы ты хотел поговорить? – из неё вырвался лёгкий вздох.

– О ком, – поправил её собеседник, рассматривая своё яблоко сквозь упаковку.

– О ком?

– Да. О ком.

– Ну, так и о ком же?

– О тебе.

Она сразу же насторожилась.

– А что конкретно тебя во мне интересует?

Юноша явно пытался на что-то решиться – он, закусив губу и о чем-то раздумывая, посматривал на свою визави. А потом решительно отбросил сомнения.

– Меня интересует – хочешь ли ты сейчас пройти в бар или дождаться разносчика, чтобы купить набор чая или кофе?

«Не решился. Неужели что-то серьёзное?» – резюмировала девушка. Но тут могло быть и кое-что еще.

– Ну и в чём подвох?

Он даже подскочил.

– Господи, Жак, да никакого подвоха! Я просто хотел угостить тебя чаем или кофе, вот спрашиваю – ты предпочла бы его пить здесь или в баре?

– А что ты сразу злишься? – в ответ его спутница тоже подпрыгнула на сиденье. – Вот тебя бы похитили ни с того ни с сего, я бы на тебя посмотрела. – И резко отвернулась к окну.

– Извини. – МакЛарен двумя пальцами потряс её за локоть, – правда…, извини. Ну, так как?

И именно этот момент стал для Жаклин апогеем понимания того, что злиться на этого чертёныша, у неё столько же шансов, сколько повернуть вспять ветер на острове Скай. Её осенило понимание, что сейчас по сути происходит то, к чему она, собственно говоря, и стремилась, о чем мечтала – она ехала со своим любимым человеком в поезде, почти как пара, почти наедине. Ну и что, что Александр её взял, скорее всего, вместо кого-то, кто не пришел? Разве можно упустить возможность побыть с ним вдвоём, к тому же, скорее всего, целый день? Да ни за что на свете! Её красавец сидел сейчас напротив, виновато и с вопросом заглядывал ей в глаза, и что ей, дуре, еще надо, спрашивается?

«Радуйся и лови момент! Используй это, черт побери! Может, именно это твой шанс, идиотка!»

Видимо, то, что кризис миновал, и они только что прошли через переломный момент, вполне ясно и показательно отобразилось на её лице. Потому что лицо её похитителя осветилось неподдельным облегчением, а в глазах читалось примерно следующее:

«Именно! Умница!»

– Здесь. А то вдруг по пути ты где-нибудь между вагонами пересадишь меня на вертолёт. – И, увидев, как от этой идеи распахнулись и вспыхнули «тюльпаны», она в ужасе добавила: – Я пошутила! Забудь!

– Спасибо за комплимент, – расплылся в своей поистине бесподобной улыбке, наверное, самый красивый в мире «гуру киднеппинга». – Тогда, значит, ждём разносчика. – Он придвинул к себе яблоко и молча начал вертеть его на столе, ожидая, пока мимо них проследуют два пассажира – мужчины в возрасте «за сорок», один из которых, тем не менее, успел-таки скосить глаза на девушку.

«Иди уже… – заметил это Алекс, – а то дружок приревнует». – А потом посмотрел на свою спутницу, которая, кстати, не заметила не только этих двух мужчин, а вообще, кроме него самого, забыла весь белый свет и себя в нём в придачу. – «Интересно, у паранджи есть размеры?»

– Жаклин. – Он побарабанил пальцами по коробке с яблоком.

Та стрельнула глазами вправо – влево и, повернув голову боком к нему, выставила ухо, показывая, что она вся обратилась в слух.

– Да?

– Когда у тебя день рождения?

– Оу, вот оно что. – Девушка откинулась на спинку кресла. – Ты хочешь знать, когда у меня день рождения. – Она медленно кивнула. – Угу. – Потом еще помедлила. – Тебе честно?

Александр взбеленился.

– Что значит «честно»? Ты назовёшь мне день рождения Джозефа Стиглица?

– Нет. Я не знаю, кто это.

– Слава Богу.

– Третье августа.

Знаток Джозефа Стиглица недоверчиво повёл бровью.

– Честно, – подняла руку в клятвенном жесте Жак.

Он закатил глаза.

– Это так великодушно с Вашей стороны, мадам… твоя девичья фамилия Фортескью?

– Да.

– Мадам Фортескью.

Она дурашливо мстительно-злобно хихикнула. Но потом очень быстро стала серьёзной.

– Как твоя учёба? Как у тебя дела в Универе?

– Д-д-да-а-а… неплохо. – Студент пожал плечами. – Жаловаться мне не на что. Конечно, завалы постоянные – только разгребаешь один, тут же наваливается другой, но это нормально, я привык.

– Оксфорд сильно отличается от Глазго?

Поняв, что сопротивление обстоятельствам, а значит, и самой себе, по меньшей мере глупость, Жак решила идти, так сказать, до конца, и снять-таки верхнюю одежду. Безболезненный и проходной вариант развития событий её категорически не устраивал, да и, учитывая её третье-четвёртый размер, был, прямо скажем, трудно осуществим. Поэтому, решив использовать ситуацию по полной, она вытянулась в струнку и завела руки за спину. Сведя лопатки, девушка стала стаскивать у себя за спиной рукава пуховика, что выдвинуло её грудь вперёд и вверх, по сравнению с первоначальным положением, дюйма на полтора – два.

«Съешь это, Александр МакЛарен!» – подумала дразнилка, аккуратно сворачивая пуховик и укладывая его рядом с собой на свободное сидение.

Как будто у Александра МакЛарена имелся выбор.

«Ну и что это сейчас было… доктор Рочестер? Это, между прочим, запрещенный приём, милая леди! Они мне и так уже чуть ли не снятся, а тут… Фак! Ты думаешь, если я тебе простил этот твой вырез в ночном клубе, то теперь всё можно? Ни хрена-а-а… Придёт время, и я отучу тебя, моя радость, от этой вреднючей привычки – пару раз оттрахаю сразу же… тут же… где-нибудь… да хотя бы вон в туалете, чтоб боялась…Эх, жаль, что это не самолёт. – Но не смог не добавить в конце: – Моя девочка!»

– Да… отличается. – Ярый борец с вреднючими привычками сжал губы в тонкую линию и даже слегка заикнулся. – Не сказать, чтобы очень сильно, но – да, отличается. – Видя, что его собеседница молчит и ждёт развития темы, он продолжил: – Во-первых, здесь всё больше, масштабнее – больше площади, больше аудитории, людей больше. – Он сделал неопределённый жест двумя руками, как бы обхватывая ими пространство вагона. – В Глазго учатся только ботаны, остальные просто гуляют, отрываются, а потом выкручиваются. Здесь же учатся все. – Студент улыбнулся. – Ну, по крайней мере, все, кого я знаю. Здесь обстановка более настроенная на учёбу, хоть и как таковой учёбы тут меньше, чем у нас в Глазго. Ну и сама система… ты же знаешь. – Он явно намекал на Чарльза, через которого Жаклин могла познакомиться со структурой и правилами Оксфорда.

– Да. Знаю. Ты сейчас скучаешь по Глазго?

– Да-а-а… наверное, скучаю… но скучать особо некогда. Но если бы Оксфорд находился в Глазго, было бы прикольней. – Под конец он опять засмеялся.

И тут Жаклин посмотрела на него немного по-другому – молодой парень, уехавший из дома, оставивший свой город, в котором родился и вырос, оставил мать, сестру, друзей, подруг.

«Ему, наверняка, сейчас одиноко. А я еще ревновала его к Анне. А может, как раз она ему очень даже помогает, поддерживает, а вот я…»

– Но, я вижу, ты не жалеешь, и это главное. – Девушка понимала, что показать свою жалость к пареньку пока не может – не те отношения.

– Да. Не жалею.

– А когда точно станет ясно – остаёшься ты в Оксфорде или нет?

– Остаюсь. – Он твёрдо кивнул. – Но только уже не по программе обмена студентами. Один человек перевёлся в Штаты… куда-то там… точно не помню, и меня вывели из-под программы обмена и поставили на его место.

– Поздравляю. Рада за тебя.

Студент поблагодарил кивком головы.

– А почему экономика? Насколько я поняла, ты выбрал экономику еще до того, как попал в Нью-Йорк.

– Да… я давно её выбрал… Пошел на экономику методом исключения – на всю другую мутотень хотел еще меньше.

Его собеседница ловила каждое его слово.

– Магистратура? – поинтересовалась она.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет. Не здесь. В Штатах. Я здесь заканчиваю и еду в Нью-Йорк, буду вклиниваться в бизнес, в работу. Магистратура заочно.

«Значит, здесь ему осталось пробыть полтора года». – Жаклин сразу же подумала о своём, о девичьем.

– Мне Кирк посоветовал…

– Кофе, чай, сок, вода, чипсы, сэндвичи, маффины, – в их вагон вошла женщина-официантка из бара, толкая перед собой тележку с товаром и установками с кофе и чаем.

Александр быстро взглянул на Жаклин.

– Что ты будешь?

– У меня есть деньги. – Девушка, правда, немного растерялась. – Я планировала зайти в магазин на обратной дороге с вокзала.

– Вот и побереги их для магазина. Повторяю свой вопрос: «Что ты будешь?»

Официантка, женщина лет сорока – сорока пяти, остановилась возле парочки и вначале посмотрела на клиентов с привычным профессиональным нетерпением, но, получше рассмотрев красавца, невольно решила слегка изменить своему профессионализму и на время стать терпеливой.

– Кофе, – выпалила Жаклин, сдвинув брови к переносице.

– И-и-и..? – Александр подталкивал её к правильному ответу.

– И… всё. – Та даже отодвинулась к окну.

Но его это не смутило.

– И-и-и-и-и-и..? – продублировал он.

Жак недовольно засопела из своего угла.

– И печенье.

– Какое печенье? – тут же подхватила буфетчица, – у нас есть…

– Сэндвич – печенье, – прервала её миссис Рочемтер.

Разносчица перевела взгляд на Алекса.

– Два кофе, два печенья-сэндвич и один просто сэндвич, – отчеканил тот.

После того, как официантка подала им заказ, юноша подвинул ей двадцать фунтов и та, отсчитав сдачу, положила её на столике с краю. Затем двинулась дальше по вагону, не забыв в последний раз зыркнуть на уродившегося паренька.