Пока она не развила тему: «Что ты делаешь!? Зачем тебе это надо?! Кругом же люди!!» – и по нарастающей: «Прекрати сейчас же – я пожалуюсь мужу/нажму стоп – клавишу/позову полицию», – он, быстро закрыв глаза, подключил язык и, взяв её лицо в свои руки на манер картинок, где человеческие ладони бережно обнимают земной шар, лизнул повторно, точно так же, но уже языком, задев при этом зубки и язычок между ними. Потом начал пробовать и ласкать её губы снизу вверх, поддевая их своими губами и кончиком языка. Алекс полизывал и слегка пощипывал своими, такими же, мягкими, расслабленными, хоть и очень умелыми и деятельными. Но полностью врываться в рот к девушке явно не спешил. Он боялся «взлететь» еще выше – «взлётная полоса» была явно не та. Он лишь чуть-чуть, встречаясь кончиком своего языка с её мягким, нежным тёплым, как бы знакомился и убеждался что тот готов к «встрече гостей», и опять возвращался к губкам девушки.

Александр дегустировал, смаковал и наслаждался и понял, что именно этого ему и недоставало.

«М-м-м-м… давно надо было это сделать. Еще там, в моей машине, в Глазго. Это какие-то грёбаные небеса», – эта последняя из его мыслей, на которые он оказался способен в тот момент.

Потому что вскоре его всё-таки «накрыло».

Это Жаклин наконец-то пришла в себя и уже не только поняла, что же сейчас происходит, но и даже поверила в это. Она закрыла глаза и с готовностью расслабила и подставила свои губки парню, слегка потянувшись к нему всем телом, и в то же время отвечала на каждое движение, как бы собирая с его рта всю сладость. Она тоже поддевала, коротко захватывала и нежно касалась, целовала, с радостью замечая, с каким удовольствием он всё это ей позволяет.

Когда же Алекс захватил её верхнюю губу своими и чуть пососал, она лизнула его нижнюю, а потом с силой и по-взрослому ворвалась к нему в рот.

Парень с силой потянул ноздрями воздух и остановился, затаив дыхание, боясь, что оно вырвется наружу уже не одно, а на пару с глубоким, добротным стоном. Он схватил Жак мёртвой хваткой за руки чуть повыше локтя и сам держался за неё как за спасательный круг. Потом, оторвавшись, тяжело задышал ей прямо в рот, упёршись в её лоб своим. Та сама дышала ненамного легче и смотрела вниз на его губы.

Один раз моргнув и вдохнув, юноша начал приходить в себя. На лицо вернулась улыбка и в глаза – нежность.

Партнёрша, подняв на него взгляд, вымученно просияла ему своими.

Тогда он легонько её поцеловал опять.

– Спи. – Алекс полноценно улыбался, а «тюльпаны» восхищённо мерцали. Бесенята в его глазах батистовыми платочками вытирали слёзы умиления, а один из них, самый талантливый, вырезал из цветной бумаги велентинки.

Юноша опять удобно устроился в углу и так же легонько подтолкнул девушку на себя. Та и в этот раз послушно откинулась на него и в изнеможении закрыла глаза.

Но в этот раз о сне не могло быть и речи. И, о какой бы то речи, речи тоже идти не могло.

Жаклин лежала и пыталась привыкнуть к тому, что теперь она уже не просто влюблённая в этого юношу, а влюблённая, которую он поцеловал. Она опять, в который раз за сегодня, пыталась не делать поспешных выводов, какими бы желанными и долгожданными они не были. Девушка как могла, сама себя отвлекала и сбивала с мысли. В ход пошло и недоумение от того, что он на это решился, предположительно, будучи в отношениях с Анной; и просто радость от этой недолгой близости с человеком, от которого она «таяла»; и горечь, что им нужно прятаться; и сожаление, что всё так быстро закончилось; и желание продолжить и «пить», и «пить» друг друга, пока не насытишься, а потом почувствовать, что ты живёшь; и нежелание возвращаться сейчас, через пару часов, к нелюбимому, хоть и вполне уважаемому, мужу; и стыд по поводу того, что она ему уже практически изменяет и ни грамма об этом не жалеет.

Грех. Ощущение греха. Жак чувствовала себя грешницей. Не грязной, разумеется, но грешницей – определённо.

Конечно, она не думала, что ей станет стыдно или горько, но то, что от этого возбудится ещё больше, девушка точно не ожидала.

Ей было мало. Мало этого самого греха. Не хватило. Она вошла во вкус, и к ней пришел аппетит во время еды. Жаклин поняла, что сама в состоянии завалить Алекса хоть куда-нибудь, на какую угодно горизонтальную поверхность и показать ему… небо в алмазах.

Будучи врачом, доктор Рочестер отлично понимала, что только что, одним лишь поцелуем этот восемнадцатилетний мальчик разбудил в ней сексуальность. Девушка повернула голову к нему и скосила глаза на красивое молодое лицо.

Его орлиный профиль с этой самой мягкой горбинкой носа, прекрасная линия лба, бесподобно вычерченный подбородок.

и трахать», – вздохнула Жаклин и вернулась в своё положение.

И под конец, осознав, что скоро всё сегодняшнее волшебство закончится, «карета превратится в тыкву», и ей придётся уже этим же вечером, как ни в чем не бывало, опять разговаривать с Чарльзом, а завтра опять на работу, короче, опять туда, где нет ЕГО, девушка всё-таки не выдержала и заплакала. Тихонечко, без всхлипов.

Она, даже можно сказать и не плакала вовсе, только из глаз потекли слёзы.

Молодой человек, уловив её жест, когда она убрала слезинку, опять поднялся и заглянул в лицо.

– Жак, ты чего? – он пытался заслонить её собой от соседей, уже вернувшихся к тому времени вместе с запахом табака. – Что случилось?

– Ничего. Извини. – Она уже вовсю вытиралась ладошками. – Извини.

Парень нахмурился.

– Иди сюда, – сказал он, показывая рукой на свои колени. – Иди ко мне.

От такого предложения Жаклин не в силах была отказаться. Она привстала и села ему на руки, лицом к проходу, поздновато поняв, что это не совсем удобно. Поэтому Алекс, опять взяв её под мышки, слегка приподнял, давая понять, что хочет её повернуть. Девушка встала и пересела к нему другой стороной и спрятала лицо у него в районе шеи, уткнувшись носом ему за ухом. Она с шумом потянула воздух с запахом его кожи и волос и успокоилась. Моментально. Даже слёзы высохли.

В благодарность за этот терапевтический эффект девушка еще теснее прижалась, а когда до конца осознала, что и такое с ней тоже впервые, практически вжалась в парня, достав носом ему почти до затылка и… опять не смогла сдержать слезу.

– Ш-ш-ш-ш… – Алекс покачал плаксу на ногах и погладил по коленке, выглядывая из-за её головы на пару через проход, которые перекурив, по всей видимости, решили вздремнуть. – Не плачь. Ну что случилось, а? – Он попытался оторвать от себя девушку и заглянуть в лицо, но та сцепила руки и отрицательно потёрлась носом о его шею. – Посмотри на меня, Жак. – Та же реакция. – Почему?

«Не говорить же ему, что я до крика не хочу возвращаться к мужу. Ни видеть, ни слышать его не хочу».

– Почему всё так? – ослабив хватку, прошептала она ему почти в ухо.

– Как «так»? – мягко спросил тот.

– Почему всё так сложно? Почему я замужем и мне стыдно?

Тело Александр слегка затряслось в немом смехе.

– Ну, если уж говорить об этом, то первому должно быть стыдно мне – я поцеловал замужнюю женщину. Только вот мне, почему-то, ни фига не стыдно. – «А даже наоборот».

– Тебе восемнадцать.

– Фак! Жаклин, – парень опять попытался отстранить от себя эту «липучку» и увидеть её лицо, но, поняв, что для этого понадобится применить больше силы, чем он готов сделать это по отношению к девушке, оставил попытку, – все люди разные. Когда тебе было шестнадцать, ты уже ухаживала и за собой и за дядюшкой.

«Липучка» моментально отстранилась сама и вперилась в него немигающим взглядом. Юноша расплылся в своей улыбке, той самой – «одной на миллион», и обласкал взглядом её заплаканное личико.

– Откуда ты знаешь? – выпалила она твёрдо.

– А что тут такого? Мистер Фортескью рассказывал нам всем, какая ты у него чудесная, – искренне удивился Алекс, пальцами убирая пружинистые локоны Жак ей за ухо, а потом не выдержал и чмокнул её в кончик заплаканного носа. Как только он отстранился, воздух между ними сделался вязким и тягучим как жидкое стекло.

МакЛарен, в следующую же секунду став серьёзным, прищурился и, затаив дыхание, приблизился и поцеловал Жаклин лёгким, райским поцелуем. Она тут же ответила и потянулась к нему. Они опять начали играть друг с другом губами и языками, кратко покусывая, полизывая и захватывая.

На этот раз губы у Жаклин оказались солоноватыми от слёз, и юноша, сам не понимая, что делает и почему, начал стараться слизать с них эту влагу. И явно перестарался. Потому что не успел оглянуться, как пару раз с усердием пройдясь по её рту языком, в третий раз уже, себя забыв, впился в неё с силой, после чего оба не застонали на весь вагон только лишь потому, что это и был вагон. Александр медленно, с наслаждением, тщательно целовал её так, словно хотел вылизать из её рта всё, что было до него – все поцелуи, которые были до него и все сожаления, которые возникли с его появлением.

Всё закончилось как и в первый раз – они тяжело дышали, упёршись лбами и глядя друг другу в глаза. И у него и у неё там читалось осознание одного и того же – теперь уже ничего не будет как прежде. Ни один не знал, чем же всё это грозит конкретно, но у обоих имелось одно на двоих, предчувствие перемен.

И им сразу резко расхотелось целоваться – девушка первая отстранилась и опять спрятала лицо где-то за ухом у парня, а юноша тяжело вздохнул и отвернулся к окну.

Жаклин так и просидела на руках у Алекса весь остальной путь да самого Оксфорда, благо оставалось не так уж и много. Пару раз она, правда, спохватывалась, подскакивала, пытаясь сползти на своё сидение, беспокоясь, что ему наверняка тяжело держать её на руках, на что МакЛарен грустно улыбался и еще крепче сжимал руки.

Они молчали. Всё, что можно сказать сейчас, уже сказано. Всё остальное либо понятно и без слов, либо не станет таковым, что бы они не говорили.

Поэтому, обняв девушку, юноша теребил пальчики её правой руки, которую та уронила себе на колени, а она, положив голову ему на плечо, смотрела в окно на сгущающиеся сумерки. И лишь перед самым выходом, как бы на прощание, он позволил себе дотянуться губами до её шеи и сначала лизнуть, а потом коротко поцеловать это же место.

После этого можно было и собираться.

Выходили в Оксфорде тоже молча и по отдельности. За руки не держались. Даже Алекс, посмотрев на Жаклин, решил больше не шутить и не выносить её из вагона.

Только уже на перроне, идя вровень с девушкой, он заговорил.

– Можно вопрос?

– Да, конечно… спрашивай, – тут же с готовностью отозвалась она.

– Что ты сказала мужу?

Жаклин подумала над ответом.

– Правду.

– Что я тебя похитил?

– Боишься? – девушка хитро-высокомерно вздёрнула бровь и улыбнулась, глядя на парня.

– Смотря чего.

– И чего же? Если не секрет.

– Сначала ты. Я первый спросил.

– Я сказала правду о том, что у тебя топографический кретинизм, и я тебе помогла найти издательство, а потом и обратную дорогу на Паддингтонский вокзал. – Она как могла весело посмотрела на своего спутника.

Но на том не осталось и следа его бравады и лицедейства. Вместо них, на фоне вполне понятной грусти, появилась какая-то уязвимость и – Жаклин не верила своим глазам – стеснительность. Он молчал.

– Извини, – не получив отпора, а совсем даже наоборот, девушка устыдилась своей шутки и сникла, – я пошутила… неудачно. Я сказала совсем другое, – продолжила она. А потом вспомнила: – А чего ты боишься?

Александр всё-таки нашел в себе силы отшутиться:

– Щекотки.

– Я запомню.

– Угу.

Они, не сговариваясь, остановились на перекрёстке, на углу Worcester Сollege. Пришла пора расставаться – студенту дальше идти почти прямо, на Georgs Streetк своему кампусу, а Жаклин – налево, на Walton Street в свой квартал.

МакЛарен понимал, что завершать сегодняшнюю поездку предстоит ему – на какой ноте решит расстаться он, так всё и будет. Уже стемнело, поэтому, остановившись подальше от света фонарей, похититель безбоязненно обнял ладонью свою жертву за щечку.

– Я… – он запнулся. – Жак, спасибо тебе за этот день, – начал он заново, потирая её кожу большим пальцем. – Мне… мне… – «Твою мать, да что же это со мной?! Соберись, лох!» – мне еще никогда не было так классно с девушкой и это – правда.

«Ну, так! Какие твои годы!» – она в знак согласия и одобрения, накрыла его ладонь своею и теснее прижала к своей щеке, наклонив в эту сторону голову. На её умном и живом личике сейчас отражалась, кроме смущения и полного удовольствия от его откровенности, еще и лёгкая грусть – после таких слов расставаться сделалось тяжелее на пару порядков. Жак, наверное, должна была как-то ответить, что-то сказать, но сейчас могла бы выговорить только то, что не хочет, вот ни в какую не хочет отодвигаться от него вообще ни на дюйм, ни на фут и что ей будет стоить огромных усилий даже оторвать от него свои руки.