Положив рядом пакетик с печеньем, Фимка непрестанно грыз его, роняя крошки на пол, на книги, на конспекты работ вождей революции.

К счастью, в то время Лена не знала хозяйственных забот. Всю кухню, обеды и даже стирку взяла на себя Раиса Львовна, мать Ефима. Так что у Лены оставалось время и на занятия с юным мужем, и на свои собственные.

Летнюю сессию она сдала на пятерки. Теперь все находились в напряженном ожидании, поступит ли в университет, на факультет журналистики, Фима.

Занятия с Леной принесли плоды. Ефим получил по новейшей истории четверку, что оставляло надежду на поступление. Но тройка по иностранному языку перечеркнула планы Ефима стать студентом университета. Родители Ефима и Лена переживали его поражение. В квартире нависло тягостное молчание, нарушаемое лишь возгласами несостоявшегося студента. Казалось, он сам обрадовался своей неудаче: не придется больше зубрить съезды и даты. Он знал про себя, что талантлив, что все равно будет писателем или журналистом, среди которых некоторые не имели даже среднего образования. Армия Ефиму не грозила, так как он состоял на учете в тубдиспансере, а работа не пугала. Отец сможет пристроить его куда-нибудь.

Елена помнит, как Ефим обосновал свой провал (он все умел обосновывать). "Во-первых, — говорил он, медленно кружа у стола, — в университет евреев не берут, специально «режут» на экзаменах.

Во-вторых, — загибал палец Ефим, — как я могу учиться, когда скоро стану отцом". Теперь Елена знала, что для евреев в ту пору и в самом деле существовали негласные ограничения. Да и желание Ефима самому обеспечивать семью можно было считать похвальным. Но тогда провал мужа на вступительных экзаменах она резко осудила, назвала Ефима шалопаем и бездельником. В ее глазах он стал еще ничтожнее и глупее.

Евгений Соломонович, отец Ефима, устроил сына фотографом в многотиражку заводской газеты, редактором которой был его фронтовой друг.

И Ефим успешно стал фотографировать передовиков производства, а также писать краткие заметки «о трудовых подвигах» своих героев.

Зимний семестр Лене одолеть не удалось. Вначале попала в больницу «на сохранение», а там уж подошло время родов. Накануне Нового года Лена родила здоровенькую девочку, которую назвали в честь тестя Евгенией. Лена целыми днями стирала пеленки, терла морковь и яблоки на белесой пластмассовой терке. Женька с готовностью открывала свой маленький, беззубый ротик, чтобы принять очередную ложечку с кисловато-сладкой душистой кашицей. После грудного кормления Лена взвешивала дочку, положив на специальные весы, похожие на огромный детский совочек. Иногда забегала Мила. Она рассказывала о делах их, теперь уже третьего, курса, все о тех же зачетах да экзаменах, которые теперь Лене были абсолютно неинтересны.

Похоже, что и Милу не увлекали рассказы молодой мамочки о достижениях своего ребенка. Она вновь переводила разговор на институтские темы, вспомнив об очередной студенческой паре, которая собиралась играть свадьбу.

Иногда по выходным Фимка и Мила ездили на лыжах за город. Лена не возражала: Фимкиным слабым легким требовался свежий воздух. Да и ревновать к подруге у Лены, кажется, оснований не было.

Просто Фимка был большой ребенок, который еще не наигрался и не набегался.

Елена не оценила опасности присутствия подруги в своем доме. Однажды, меняя Ефиму носовой платок, она обнаружила в кармане его пиджака записку, написанную почерком Милы. Ошибиться Елена не могла. В записке было приглашение Ефиму зайти к ней домой. Причем особо отмечалось, что родителей дома не будет. Елена не понимала, зачем надо прибегать к записке, когда есть телефон. Может, Мила заходила к Ефиму на работу, и присутствие посторонних мешало их разговору? Так или иначе, осталось «вещественное доказательство». Пригвожденный Лениными расспросами, Ефим, против ожидания, не стал отпираться и признался в связи с Милой. Вначале он был агрессивен: пошел в наступление, высказав подхваченную им у кого-то мужскую премудрость, что от заботливых женщин мужчины не уходят. Он упрекнул Елену, что она перестала уделять ему внимание, переключив его полностью на дочь. Елена попыталась в тот же вечер, взяв ребенка, уйти к матери. Но когда она с Женькой в одной руке и сумкой с ее ползунками и распашонками в другой вышла в коридор, Ефим бросился перед женой на колени. Уткнув свой длинный, острый нос ей в бедро, он, всхлипывая, просил прощения. Обещал, что такое больше не повторится. Старшие Дворкины ушли в этот вечер в гости и не видели безобразной сцены.

Простить измену любимому человеку Елена не смогла бы. Но Ефима она не любила, а потому скоро свыклась с его неверностью. Она подозревала, что, кроме Милы, у него есть и другие женщины.

Но главное, что заставило ее смириться, — Ефим был отцом ее ребенка. Она, сама выросшая без отца, не хотела для дочери повторения своей судьбы. Елена простила даже Милу. Позднее они вновь стали общаться, оказавшись вместе в одной лаборатории института «Магнит». Хотя теперь это были просто приятельские отношения на работе. В дом Дворкиных Милу больше не приглашали.

* * *

Еще на лестнице Елена услышала запах жареной картошки. Значит, Женя была дома и готовила ужин.

11

Игорь окончательно проснулся под всхрап Ольги. Жена с приоткрытым ртом распласталась на спине, заняв и его половину кровати. И это были первые звуки, вернувшие Игоря к реальности. До этого момента он пребывал в полудреме, стремясь подробнее разглядеть уплывающие образы сновидения. Сон поначалу почти повторял реальный случай с бывшей секретаршей (уже месяц, как Юля работала в другом месте). Обстановка его офиса предстала с документальной точностью. Окошко под потолком, черный кожаный диван. Игорь не различал черт женщины, лежащей под ним, но знал, что это Юля. Он утыкался губами в мягкую ложбинку на ее груди, жадно осыпал поцелуями ее шею, тянулся к ее губам. И вдруг понял, что это не Юля, а Елена.

С еще большей страстью он впился в ее приоткрытый рот, но тут же пелена ее волос поставила преграду его губам. И не было сил отвести ее. Игорь почувствовал, что рот его забит спутанными волосами. Да и само тело женщины, которое поначалу казалось Леной, стало твердеть и излучать холод.

Он ощутил под своим животом нечто неживое, быть может, статую или мертвеца. Последний «кадр» — соитие с неподвижным телом — впечатался в память особенно отчетливо, затмив приятные сцены сновидения. Лена — живая и страстная, и спустя мгновение — чужое мертвое тело.

Игорь открыл глаза: живот холодила легкая струя воздуха из приоткрытой форточки. Опять Ольга стянула одеяло на себя. Он осторожно, стараясь не разбудить жену, прикрылся краем одеяла. Храп затих.

Теперь в спальне слышалось лишь легкое посапывание спящей. Игорь понял, что больше не уснет. За окном проплывало освещенное розоватым рассветом облако. Игорь зацепился за него взглядом, стараясь разобраться в сложных ощущениях, вызванных сном. Лена, Лена. Казалось, все, связанное с ней, потонуло в прошлом. И вот опять… Видимо, последняя встреча с ней всколыхнула забытый пласт его жизни.

Ольга между тем тоже проснулась. Ее мягкое, теплое спросонья тело придвинулось к его спине. Пухлая рука мягко проплыла по его затылку и, сжав плечо, слегка развернула Игоря на себя. Сильные и большие, как подушки-думки, груди подперли его расслабленный позвоночник.

— Ну, Игорек, давай хоть утром…

Игорь молчал, стараясь выбраться из объятий жены.

— Иди ко мне, мой котик, — детским голоском еще раз позвала Ольга. — Разве ты не хочешь помять свою «подушечку»?

Именно так называл ее когда-то в минуты нежности Игорь. Но кажется, сейчас ее «прелести» мужа не волновали. Ольга погладила его «заветный ключ», но тот, как пустой шланг, безвольно колыхнулся из стороны в сторону. После нескольких неудачных попыток завести мужа Ольга отступила, но раздражение овладело ею.

— Похоже, что ты где-то уже накормился, — зло проговорила Ольга. — Не зря меня Лешка предостерегал насчет твоей разлюбезной секретарши, говорил, что она в моих заместителях ходит.

Вот трепло, наплел-таки сестрице, подумал Игорь, а вслух отозвался:

— Что за глупости, Олюшка! У меня в офисе вообще нет секретарши. Все самому делать приходится.

Устаю как черт. Извини. Да и вставать тебе пора, уже почти семь, давай не будем заводиться. Ты же наспех сама не любишь!

Ольга посмотрела на часы и откатилась на свой край кровати. Чуть отстав, за ней последовали подушки-думки. Может, Игореха не врет, кто его знает, а время в самом деле уже поджимает.

Обычно Ольга вставала раньше Игоря. И не только потому, что обязанности хозяйки призывали ее к этому. Они с сыном Дениской и из дома выходили раньше. Денису в гимназию, а Ольге в НИИ следовало поспеть к девяти. Игорь же, как и большинство работающих в частных фирмах, начинал свой рабочий день не раньше одиннадцати. И уж конечно, никто не отмечал по секундомеру, как когда-то табельщица в НИИ, приход шефа в собственный офис.

Завидуя мужу, что тот может еще поваляться в постели, Ольга поднялась. Конечно, думала она, натягивая шелковый цветастый халат, Игорь не раз предлагал и ей оставить малопочтенную теперь работу в НИИ и сидеть дома. Но Ольга с каким-то советским, как называл его Игорь, упрямством цеплялась за статус инженера, который в эти сумбурные годы реформ внезапно поблек. Но дело было не только в статусе.

Сотрудники НИИ, не получавшие зарплаты и заданий, превратили место своей работы в клуб. Здесь обсуждались семейные коллизии, политические перестановки, события в мире. Одним словом, общались.

И в этом заключалось главное удовольствие для Ольги, ради которого она мирилась со многими неудобствами. Ольга не могла обходиться без общения. Сейчас она гремела кастрюлями на кухне, что выдавало ее раздражение. Игорь приподнялся в кровати, подложил под спину подушку и взял с тумбочки пачку листов. Это был машинописный экземпляр рукописи, предложенный его издательству. Главы рукописи отделялись одна от другой стилизованными сердечками, проткнутыми стрелами. Оформление, по замыслу автора, должно было подчеркивать суть повествования.

А представленный трактат был посвящен любви во всех ее проявлениях. Половину книги занимали описания затейливых способов совокупления. Тут же прилагались эскизы рисунков. Во второй части излагались романтические истории вроде трагедии Абеляра, кастрированного за вероотступничество. Его безнадежная любовь к Элоизе была наполнена отчаянием и страстью. Игорь покачал головой. В платоническую любовь он не верил. Пожалуй, секс без чувств еще возможен. Но чувства без секса? Такого не бывает!

* * *

— Игорь, завтрак готов! — выкрикнула из кухни Ольга. — Ты с нами будешь или как?

— Спасибо, оставь на столе, я попозже встану.

Ольга громко захлопнула дверь кухни. Игорь мысленно поблагодарил жену. Шум, который источала кухня, был невыносим. Перепалка Ольги с Денисом, громкие звуки радио, шум льющейся воды, стук случайно упавшей табуретки. Окунаться в этот содом Игорю не хотелось.

Он вновь обратился к рукописи. Нет, в таком виде она не подходит для издания. Позы и любовные ухищрения на книжном рынке пойдут хорошо.

Но романтические истории явно не ко времени.

Игорь отложил на тумбочку объемную рукопись и взял пухлую тетрадку «Сказки по математике».

Автор П.А. Святенко. В ровных клеточках выстроились аккуратные, ровные цифры и буквы, выведенные четким учительским почерком. Это будет востребовано. Шурка порадуется, что издано наследие его отца!

Возня семейства наконец переместилась в дальний конец квартиры, в прихожую.

— Где мой зонт, кто его брал? — врывался в передаваемый по радио прогноз погоды голос Ольги.

— Да здесь он, за сумкой, — басил Денис, — слушай, ма, подкинь бабок, я сегодня на день рождения к Сашке иду.

— Это какой Сашка, со двора или из гимназии? — допытывалась Ольга.

— Не какой, а какая, — пояснил Денис.

Входная дверь хлопнула, теперь гулкие, но уже неразличимые слова слышались с лестницы.

Наконец все стихло. Игорь отложил тетрадку, с чувством облегчения потянулся и резко откинул одеяло. Быстро натянул синий спортивный костюм,. всунул ноги в мягкие, суконные тапки и привычно прошлепал на балкон. Солнце еще не успело осветить комнату, но уже бросало косой луч на фасад здания. Игорь почувствовал слабое прикосновение к щеке робкого луча и еще раз потянулся, разводя руки в стороны. Затем достал сигарету, затянулся.

Странный сон не выходил из головы. Удивительно, какие чувства оживил в нем этот сон. Столько разных событий случилось за эти годы. Казалось, все позади.

Разрыв с Елкой, отъезд на север. Работа в Архангельском политехническом институте (Игорь преподавал там электротехнику, а Ольга была лаборантом в кабинете физики). Из Архангельска Игорь возвратился уже в другой мир. Впечатления от встречи с родным городом были столь необычны, что отодвинули на задний план годы, проведенные на Севере. НИИ, где он прежде работал, практически распался. Многие сотрудники, включая и Лену, покинули его. Не требовались преподаватели и в питерских вузах. К счастью, на Севере Князевы успели сделать кое-какие сбережения и, в отличие от многих, не доверили их сберкассе. Игорь, повинуясь веянию времени и развитой интуиции, сразу оформил частную фирму, дав ей название, которое перекликалось с его именем, — «Игрек». Предпринимательская деятельность оказалась похожей на игру в чехарду. Прибыль и потери, взлет и крах, к счастью неполный, — все пришлось пережить за последние полтора года. Сейчас в активе Игоря была приличная тачка, свой скромный офис, некоторые связи на рынке недвижимости да пара десятков книг, изданных фирмой. Разумеется, вся эта суматошная жизнь отодвинула в самый дальний закуток его чувства к Лене. И вот, дверца этого закутка приоткрылась. Оказалось, Лена, как в темнице, томилась там все долгих семь лет. Но образ ее, несмотря на отсутствие света в темноте подсознания, не потускнел. Напротив, он заиграл новыми красками, лишь только распахнулись двери темницы.