Anne Dar - Полтора года жизни

— У них замечательный вкус.

— Да-ну, — приподняла правую бровь я, слабо веря в то, что Мэрилин действительно нравится обстановка квартиры. Подойдя к двери, расположенной у входа в спальню возле шкафа, я продолжила экскурсию. — А здесь совмещенный санузел. Знаю, нестандартный подход к планировке квартиры, но с этим ничего не попишешь. Если гость захочет в туалет — придется вести его в спальню. Здесь ремонт сделан три года назад, так что всё в отличном состоянии, даже стиральная машина. Правда свет немного заедает — включается с опозданием в пять секунд, но это не страшно. Страшно было, когда из крана текла жутко хлорированная вода, но с этой проблемой разобрались буквально пару лет назад, так что теперь здесь настолько стерильная вода, что можно пить кружками.

— Замечательно, — одобрительно кивнула головой Мэрилин, почему-то не решаясь зайти внутрь. Она обняла дверной косяк, и посмотрела на меня заговорческим взглядом. — А где можно заказать еду?

— Заказать еду? — удивленно приподняла брови я. — Ну-у-у есть один сайт, я на нем заказывала продукты для Мартина, но придется ждать два-три часа, пока их привезут. Легче сходить в продуктовый магазин, находящийся на перекрестке.

— Я сегодня пережила слишком много потрясений, так что боюсь, что готовки я не переживу. Если у вас нельзя заказать нормальную готовую еду, тогда, может быть, закажем пиццу?

— Эммм, — я замялась, начиная подозревать, что меня хотят задержать еще минимум на пару часов.

— Ты ведь составишь мне компанию? Ну пожа-а-алуйста. Ты ведь не хочешь, чтобы я подорвалась от спички, пытаясь поставить чайник на самый настоящий газовый огонь?

— Уговорила, — серьезным тоном согласилась я, представив ядерный гриб над крышей этого дома. Уже спустя минуту я через планшет Мэрилин выбирала пиццу на местном сайте (благо у блондинки был с собой интернет, так как ей еще только предстояло разобраться в подключении wi-fi). Когда же выбор был сделан, Мэрилин отправилась в душ, а я начала рыться на кухне в поисках чая. Так его и не найдя, я, в ожидании своей новой знакомой, решила написать Саманте:

— Привет. Ничего страшного, если я задержусь или не приду вовсе?

— У меня надежная помощь в виде Дэвида. Он собрался всю ночь простоять у кровати Джесс, представляешь? Даже купил себе секундомер. У тебя всё в порядке?

— В полном. Расскажу позже.

— Окей. Отдохни.

— Всё-таки в магазин придется идти, — сидя на кровати, сообщила я только что вышедшей из душа Мэрилин. Она была в настолько белоснежном халатике, что буквально сияла на фоне тускло-бежевых штор и пожелтевших обоев с цветочным принтом.

— Почему? — надула пухлые губки блондинка, напоминая мне о том, что я общаюсь с ребенком.

— У нас нечего пить.

— А вот и есть, — игриво заявила блондинка и подскочила к своей сумке, которую я всю дорогу до дома тащила на своем горбу. Легким движением руки она достала из нее красивую бутыль и протянула её мне. — Белое полусладкое.

— Поверить не могу… Что еще я тащила в этой сумке?

— Бигуди, косметичку и пару бутылок лучшего белого-полусладкого, которое только можно найти в Нью-Йорке.

— Хочешь сказать, что у тебя бигуди свинцовые? Или это косметичка весит сорок фунтов?

* * *

Когда разносчик пиццы позвонил в нашу дверь, оказалось, что у Мэрилин нет ни единого фунта — сплошная заокеанская валюта. Я буквально наскребла из кучки пенни, завалявшейся в моей сумке, необходимую сумму на «Капричозу» и «Болгарскую» пиццы. Естественно я проинструктировала Мэрилин по поводу неизбежного обмена валюты в ближайшем банке, заранее предупредив о том, что если она захочет обменять баснословную сумму — пусть делает это маленькими партиями в разных точках, так как этот городок не привык к миллионерам, а с её внешностью и суммой на счету она способна быстро привлечь к себе внимание «мутных» личностей.

Не переев пиццей, мы перешли с кухни в гостиную и раскупорили бутыль вина дедовским винтажным штопором. Уже через полчаса мы открывали вторую бутылку, а еще через пятнадцать минут после мы уже были пьяными в стельку.

— Качественное вино, — заплетающимся языком, заметила я.

— Я взяла его, чтобы отпраздновать воссоединение с Роландом, — вяло ворочая языком, ответила мне Мэрилин.

— Ты действительно надеялась на то, что Роланд вот так вот просто возьмет и пффф… Примет тебя в свою жизнь?

— Да, — наивно кивнула головой Мэрилин и к её глазам внезапно подступили слёзы. — Давай, скажи мне, что я плохая мать.

— Откуда мне знать, какая ты мать.

— Но я ведь… Пффф… Оставила Роланда, когда ему было всего шесть лет. Он еще даже в школу… Ой… Не пошел… Перед самой школой…

— Мало ли какие у тебя были на это причины…

— Подожди, не так. Ох… Ты меня обвиняешь, а я оправдываюсь, а не… Не наоборот. Давай, начинай меня обвинять.

— Но я не могу обвинять тебя в том, о чем совершенно ничего не знаю, — охмелевшим голосом заключила я.

— А ты начни обвинять и я всё-ё-ё тебе… Ой… Расскажу. Глория, ты такая странная, — неожиданно засмеялась блондинка. — Ты первый человек, который меня не обвиняет в отсутствии материнского инстинкта.

— Просто за прошедшие пару лет я убедилась в том, что есть вещи, которые… Гхм… Не подвластны человеку и он, то есть человек, в этом не виноват и ничего не может с этим поделать. Понимаешь?

— Понимаю, — надув губы, попыталась серьезно ответить Мэрилин, но это снова вышло как-то слишком по-детски.

— Хорошо. А теперь давай я начну тебя обвинять. Ты виновата.

— Нет, не так, — запротестовала Мэрилин, откинувшись на подлокотник дивана, на котором лежала старая подушка, и размахивая перед собой бокалом вина. — Ты должна говорить мне в чем именно я виновата, а не просто говорить мне о том, что я в чем-то там виновата.

— Мэрилин Пасс… — начала я, но мои мысли отвлеклись. — Кстати, а почему Пасс?

— Это моя девичья фамилия. Сначала я была Пасс, потом Олдридж, а потом я снова вышла замуж, но не захотела носить фамилию мужа и снова взяла свою девичью.

— А какая фамилия у твоего мужа?

— Ионеску.

— Ну-да, странная… Итак, Мэрилин Пасс-Олдридж-Ионеску-Пасс, ты оставила своего маленького шестилетнего сына и из того, что я знаю, обменяла его на своего любовника, за которого впоследствии вышла замуж.

— Ты жестока, — надула губы Мэрилин, всерьез расстроившись от услышанного.

— Прости, — положила руку на её плечо я. — Ты же сама хотела…

— Ладно, — всхлипнула блондинка, после чего сделала еще один глоток вина и, собравшись с мыслями, продолжила. — Я расскажу тебе, как всё было на самом деле и ты увидишь другую сторону медали.

— Не буду скрывать — я не была без ума от Альберта, когда выходила за него замуж, — начала с признания свой рассказ Мэрилин. — Он мне нравился, но не более того. Скорее, мне просто нравилась сама мысль о том, что кто-то может сходить от меня с ума. Когда мы познакомились, мне было восемнадцать, а ему двадцать восемь. Я тогда была студенткой педагогического университета… Уже через год после нашего знакомства мы поженились, и я бросила учёбу. Можно было бы утверждать, что меня прельщало внушительное состояние Альберта… Да, я не буду скрывать, что мне нравилось, что Альберт был богат, но я и сама была из весьма обеспеченной семьи. Я ведь дочь Бенджамина Пасса.

— Бенджамина Пасса?! — охнув, переспросила я. — Того самого архитектора?

— Того самого, — покачала головой Мэрилин. — Я родилась, когда моему отцу было пятьдесят лет. Матери я не помню — она умерла еще во время моего младенчества, а отец так больше и не женился. Он всю жизнь говорил мне о том, что я являюсь точной копией своей матери. Двадцать пять лет назад он умер, оставив мне в наследство пятьсот тысяч долларов и пентхаус в центре Нью-Йорка, пожертвовав остальные деньги в пользу голодающих в Африке.

— Неплохое такое себе состояньице, — присвистнула я.

— Да… На момент получения мной наследства Роланду было около трех лет, если я не ошибаюсь… Я родила его в двадцать, значит…

— Погоди, тебе что, сорок восемь лет?! — кажется, сегодня эта женщина хотела сразить меня новостями. — Ты выглядишь на пятнадцать лет моложе. Я думала, что моложе моей сорокалетней тети Сэм, которая на данный момент выглядит на все тридцать три, никто не может выглядеть.

— Твоя тётя делала пластические операции?

— Нет.

— Может быть, хотя бы подтяжки?

— Не-а.

— Я хочу с ней познакомиться! Не представляю, как в сорок выглядеть на тридцать три. По-видимому, у вас в семье хорошие гены.

— Нет, это у вас в семье хорошие гены. У Роланда вообще старинный род графов и прочей элиты со стороны отца, а со стороны матери дедушка Бенджамин Пасс.

— Зато у вас есть ген молодости.

— Саманта не из нашей семьи, так что это не в счет.

— Как это не из вашей? Ты же сказала, что она — твоя тётя.

— Нет, она, конечно, из нашей семьи и она, конечно, моя тётя, но она подкидыш, — ответила я и, увидев поднявшиеся в удивлении брови Мэрилин, я решила пояснить. — Дедушка с бабушкой удочерили рыжеволосую, когда она была еще в младенческом возрасте.

— Как всё запутанно… Кстати… Гхм… Я сама запуталась. На чем я остановилась?

— На своем муже.

— Ах, да. В общем он любил меня больше, чем я его и меня это вполне устраивало, пока я не застукала его с любовницей.

— Что-о-о?! У Альберта Олдриджа была любовница?! А я думала, что он благородных кровей…

— Даже породистые кабели похотливые, — с каким-то разочарованием и жестокостью отрезала Мэрилин. — Да, я не любила Альберта также сильно, как он меня, но я была ему верна на сто процентов. Я даже мысли не допускала о том, что у меня может быть кто-то кроме него. Однажды я проезжала мимо Лондонского офиса своего благоверного и решила зайти к нему… Так сказать — сделать сюрприз. Сделала. До сих пор помню, как он прижимал к себе секретаршу и целовал её у себя на столе… Хотя бы дверь закрыл! В таких ситуациях у женщины есть выбор: притвориться, что простила, либо уйти от неверного мужа. Другого не дано… Прощения не дано. Женщина не способна простить измену! Никому и никогда. Она может сказать, что простила, но не забудет и не простит. Если она не уйдет сразу, тогда пройдет день, неделя, месяц, год, десятилетие и она отомстит. Измена либо разрывает узы, либо отравляет их. Иначе никак. Гхм… Естественно Альберт уверял меня в том, что это была минутная слабость, что он никогда мне не изменял, что больше подобного не повторится… Он ползал передо мной на коленях, осыпал цветами и бриллиантами, и я решила с ним помириться лишь из-за того, что у нас был пятилетний сын. Я была никудышной мамашей, не хотящей больше рожать, потому что это ужасно больно и портит фигуру… Роланд в основном сидел с няньками, но он также не был лишен общения с обоими родителями, и я не хотела его лишать этой возможности… Первые полгода Альберт не отходил от меня ни на шаг, всячески доказывая свою любовь и преданность, вот только я не могла смотреть на человека, который хотя бы единожды посмел дотронуться другой женщины. Потом я уехала отдыхать на острова, а Альберт остался в Лондоне, решать какие-то жизненно важные вопросы для своей компании. На островах я познакомилась с Брэндоном и полюбила его. К тому времени я совершенно остыла к неверному мужу — всего одна его ошибка привела нас к разрушению всего, что мы успели построить за эти года. Брэндон не дарил мне бриллиантов, не осыпал цветами, не купал в шампанском… Он просто любил меня, и я полюбила его. Но это не значит, что я изменила мужу. Я поддерживала связь с Брэндоном три месяца, затем еще три месяца длился бракоразводный процесс с Альбертом и только после того, как Брэндон одел кольцо на мой безымянный палец, я легла с ним в постель. Поверь мне, это была самая бурная ночь в моей жизни. Я стала по-настоящему счастливой, но какой ценой… Альберт добился моего отказа от сына. Когда я сообщила ему, что ухожу к другому, он буквально слетел с катушек. Он снова начал осыпать меня драгоценностями и цветами, целовал мои руки и даже плакал. Мне было жаль его, но я его не любила… Видя мою непоколебимость Альберт возненавидел меня. Так поступают все влюбленные — они либо любят, либо ненавидят того, кого любят. Я же просто его разлюбила, охладела к нему, стала как айсберг… Поэтому я не могла наделить своего бывшего возлюбленного даже крохотной частью той ненависти, которой он наградил меня. Альберт угрожал мне расправой над Брэндоном, если я не оставлю Роланда под его опекой. Брэндон был богат и влиятелен — его отец являлся крупным банкиром из США — однако я прекрасно знала о связях и возможностях Альберта. От силы ненависти он мог решиться на самые рискованные шаги. Я была в этом уверена. Он обещал, что даст Роланду всё, что не смогла дать ему я — любовь, образование, карьеру… За мной стоял выбор: оставить нашего сына с отцом и все будут невредимы, хотя и вдали друг от друга, либо Альберт обязательно найдет способ исполнить своё обещание и расправиться с Брэндоном. Я не могла жить в постоянном страхе, потому и выбрала первый вариант. Да, я могла встретиться со своим сыном сразу после его совершеннолетия, но я боялась осуждения. Так сильно боялась, что наша встреча произошла спустя десять лет после его восемнадцатилетия и в итоге Роланд меня из своего дома. Я бы тоже себя выгнала…